Иона задвинул за собой панели и передвинулся в центр круга. Некоторое время, в течение которого можно прочесть самую короткую молитву, какие-то провода и сияющая металлическая пыль плясали над панелями, потом все исчезло, и я остался один.

Я остался один, а ведь с тех пор как я вошел в комнату полуразвалившейся городской гостиницы и увидел широченные плечи Балдандерса, не прикрытые одеялами, мне ни разу не приходилось оставаться одному. Был доктор Талое, потом Агия, потом Доркас, потом Иона. На меня снова навалилось бремя памяти, и я увидел отчетливый силуэт Доркас, великана и всех остальных, как видел их, когда меня с Ионой вели через сливовую рощу. А еще жонглеры, дрессировщики, лицедеи. Несомненно, они направлялись в ту часть сада, которая (как часто рассказывала мне Текла) предназначалась для увеселений под открытым небом.

Я принялся обыскивать комнату в смутной надежде обнаружить свой меч именно в ней, но тут мне пришло в голову, что поблизости от вестибюля, наверное, есть какое-нибудь хранилище, где держат вещи узников, – скорее всего, на том же этаже. Лестница, по которой мы спустились, могла привести меня только в сам вестибюль. Выход из комнаты с зеркалами привел меня в другое помещение, где хранились странные предметы. Наконец, я случайно обнаружил дверь, открывавшуюся в темный тихий коридор, устланный ковром и увешанный картинами. Я надел маску и набросил плащ, решив, что, хотя стража, которая схватила нас в лесу, ничего не знала о моей гильдии, те, кого я могу встретить здесь, в залах Обители Абсолюта, могут оказаться не столь невежественны.

По воле случая никто со мной не заговорил. Мужчина в богатой и изысканной одежде отпрянул к стене, а несколько красивых женщин остановили на мне любопытные взгляды. Я чувствовал, как при виде их лиц во мне всколыхнулась память о Текле. Наконец, я набрел на другую лестницу – не узкую, потайную, а парадную, с большими пролетами и широкими ступенями.

Немного поднявшись, я обследовал один из коридоров, убедившись, что все еще нахожусь ниже вестибюля, потом снова стал подниматься, когда вдруг увидел молодую женщину, которая спешила по лестнице мне навстречу.

Наши глаза встретились.

В тот миг я был совершенно уверен – она, как и я, поняла, что нам уже доводилось глядеть в глаза друг другу. В памяти моей звучал ее воркующий голосок: «Моя дражайшая сестрица…», а лицо сердечком заняло в ней надлежащее место. Нет, это была не Tea, супруга Водалуса, но очень похожая на нее женщина (несомненно, одолжившая и ее имя), мимо которой я прошел на лестнице в Лазурном Доме – она спускалась, я поднимался – точно так же, как сейчас. Стало быть, ни одно празднество не может обойтись не только без лицедеев, но и без шлюх.

Я нашел этаж, где находился вестибюль, лишь благодаря чистейшей случайности. Едва я сошел с лестницы, как понял, что оказался как раз в том месте, где стояли хастарии, когда мы с Никарет беседовали у серебряной каталки. Именно это место и было самым опасным, поэтому я замедлил шаг. Справа виднелось примерно с полдюжины дверей: все в резных деревянных рамах, и все при ближайшем рассмотрении оказались забитыми наглухо и посеревшими от старости. Слева была только одна дубовая, источенная жучком дверь, через которую солдаты протащили нас с Ионой. Напротив нее открывался вход в вестибюль, а за ним – тоже ряд заколоченных дверей, в конце которого виднелась вторая лестница. По-видимому, вестибюль занимал весь этаж этого крыла Обитатели Абсолюта.

Я бы и не подумал замешкаться, если бы коридор не оказался совершенно пустым. На мгновение я прислонился к колонне второй винтовой лестницы. Тогда меня вели два стражника, а третий нес «Терминус Эст». Резонно было бы предположить, что, когда нас с Ионой втолкнули в вестибюль, этот третий уже преодолел несколько ступеней, и направился в место, предназначенное для хранения оружия, которое отбирали у задержанных. Но память отказала мне; тот солдат остался сзади, когда мы стали спускаться по ступеням грота, и больше я его не видел. Может, он вообще не пошел за нами.

В отчаянии я вернулся к двери, источенной жучком, и открыл ее. Гниловатый запах колодца сразу же хлынул в коридор, и я опять услышал музыку зеленых гонгов. Там, наверху, царила ночь. Неровные стены были невидимы – только пятна светящихся грибов. Лишь диск, испещренный точками звезд, обозначал место, где колодец открывался наружу.

Я прикрыл дверь. Не успела она захлопнуться, как на лестнице послышались шаги. Спрятаться было некуда. Добраться до второй лестницы, прежде чем меня увидят, я не успел бы. Можно было проскочить наружу, но я решил остаться на месте.

Появился плотный человечек лет пятидесяти, одетый в ливрею. Несмотря на длину коридора, я заметил, что при виде меня его лицо побледнело. Однако он поспешил мне навстречу, а оказавшись на расстоянии двадцати или тридцати шагов, начал отвешивать поклоны и заговорил:

– Чем могу служить, твоя честь? Мое имя Одило. Я здесь управителем. Вижу, ты с конфиденциальным поручением к… Отцу Иниру?

– Да, – не раздумывая подтвердил я. – Но сначала мне бы хотелось получить свой меч.

Я надеялся, что он уже видел «Терминус Эст» и знает, где его искать, но он ответил непонимающим взглядом.

– Когда я прибыл, меня попросили сдать оружие и сказали, что вернут его, как только мои услуги понадобятся Отцу Иниру.

Маленький человечек решительно замотал головой.

– Уверяю тебя, я занимаю такое положение, что мне немедленно сообщили бы, если бы слуги…

– Я говорил с преторианцем.

– А-а, конечно, мне следовало бы сразу догадаться. Их тут видимо-невидимо, и никто никому ничего не докладывает. Твоя честь, дело в том, что сбежал один из заключенных. Может, ты знаешь…

– Нет.

– По имени Бевзек. Говорят, он неопасен. Его и еще одного преступника обнаружили прячущимися в беседке. Однако этот Бевзек как-то умудрился вырваться и был таков. Стража все твердит, что его вот-вот поймают. Не знаю, не знаю. Я провел в Обители Абсолюта всю жизнь, и в нем масса очень странных уголков. Весьма странных.

– Наверное, мой меч как раз в одном из них. Не мог бы ты взглянуть?

Он отступил, как будто я замахнулся.

– Разумеется, твоя честь, разумеется. Я всего лишь хотел поддержать приятную беседу. Возможно, он прямо здесь, внизу. Если ты последуешь за мной…

Мы прошли ко второй лестнице, и тут я понял, что впопыхах проглядел под ней узенькую дверцу. Она была покрашена белой краской и почти сливалась с каменной стеной.

Управитель достал тяжелую связку ключей и открыл дверь. За ней оказалась треугольная комната гораздо больших размеров, чем мне представлялось. В дальнем конце от двери, под потолком, имелось нечто вроде антресолей, к которым вела деревянная лесенка. Комнату освещали такие же светильники, как в вестибюле, только пользы от них было еще меньше.

– Ну как, не видать твоего меча? – спросил управитель. – Погоди-ка, где-то здесь должна быть свеча. На этих полках при таком освещении ничего не разглядишь.

Пока он говорил, я обшаривал полки. Они были завалены одеждой, среди которой вдруг попадались то пара башмаков, то карманный ножик, то флакон с духами.

– Когда я сам был еще подростком, кухонные мальчишки все время ломали запор и хозяйничали здесь. Я положил этому конец – повесил надежный замок, но поздно – самое ценное наверняка пропало.

– А что это за комната?

– Поначалу – кладовка. Нечто вроде раздевалки для просителей. Плащи, шляпы, башмаки – ну, словом, можешь себе представить. Здесь всегда была куча барахла. Те, что отсюда выходили, обычно на радостях и не вспоминали про свои вещи, а поскольку это крыло всегда принадлежало Отцу Иниру, много было и таких, кто, придя повидать его, оставались здесь на всю жизнь. Зато уж кому удалось выйти, те больше никогда не появлялись. – Он помолчал, оглядываясь по сторонам. – Мне пришлось дать солдатам ключи, чтобы они не взломали дверь, когда искали этого Бевзека, так что, я думаю, они могли занести твой меч сюда. А если не сюда, так, наверное, в караульную комнату. Этот ведь не твой, верно? – Он вытащил из угла старый эспадрон.