– Прошу прощения, – начал я.

Он обернулся и изумленно уставился на меня.

– Кажется, мне знаком этот голос…

И тут я тоже узнал его голос, а заодно и лицо. То был смотритель Рудезинд – тот самый старик, которого я впервые увидел, когда мастер Гурло послал меня в библиотеку за книгами для шатлены Теклы.

– Тебе нужен Ультан. Все еще его ищешь?

– Нет, я нашел его, – осторожно ответил я, – но это было довольно давно.

Кажется, он рассердился.

– Я же не говорю, что это было сегодня. Но не так уж и давно. Я помню пейзаж, над которым тогда трудился, и это было недавно.

– Я тоже помню. Коричневая пустыня, отражающаяся в забрале человека, облаченного в доспехи. Он кивнул, а его злость сразу улетучилась. Придерживаясь за края стремянки и не выпуская из руки губку, он стал спускаться.

– Совершенно верно. Та самая картина. Не хочешь ли взглянуть? Получилось совсем недурно.

– Мастер Рудезинд, мы же в другом месте. Это было в Цитадели. А теперь мы в Обители Абсолюта.

Старик не обратил на мои слова никакого внимания.

– Да, совсем недурно… Она где-то здесь, внизу. Что значит старые мастера! Таланта им не занимать, только краски уже выцвели. А я, позволь заметить, в искусстве разбираюсь. Видал я здесь и экзультантов, и армигеров. Приходят, смотрят, болтают то да се, а я-то вижу, что никто из них ровным счетом ничего не понимает. Кто знает как свои пять пальцев каждый кусочек на любом полотне? – Он ударил себя губкой в грудь, потом наклонился к моему уху и прошептал, хотя в длинном коридоре кроме нас никого не было:

– Хочешь, открою тебе один секрет? На одной из этих картин – я!

Из вежливости я сказал, что жажду взглянуть.

– Нет, я пока не нашел ее, но ищу. Я ищу, и когда найду, покажу тебе. Вот почему я все время тружусь. Да я давно мог бы уйти на отдых, но все еще здесь. Никто не пробыл здесь дольше меня, кроме разве что Ультана. Но он уже слеп, как крот. – Старик разразился хриплым каркающим хохотом.

– Не мог бы ты помочь мне? Где-то здесь должны быть артисты, которых призвали на праздник. Не знаешь, где их разместили?

И – Что-то такое я слыхал, – неуверенно пробурчал Истарик. – Зеленая Комната – вот как ее называют. И – А не мог бы проводить меня туда? И Он покачал головой.

И – Там нет картин, поэтому я там никогда не бывал. Зато есть картина, где она изображена. Идем-ка со мной. Я покажу ее тебе.

И Он потянул меня за край плаща, а мне ничего не оставалось, как последовать за ним. И – Лучше бы ты отвел меня к кому-нибудь, кто покажет саму комнату.

И – Это тоже в моих силах. У старого Ультана в библиотеке есть карта. Мальчишка найдет. И – Это не Цитадель, – снова напомнил я. – Кстати, мастер Рудезинд, как ты здесь оказался? Тебя пригласили следить за картинами?

– Правильно, правильно. – Он оперся на мою руку. – Всему есть логическое объяснение, об этом нельзя забывать. Отец Инир захотел, чтобы я следил за его картинами, и вот я здесь. – Он помолчал немного, собираясь с мыслями. – Погоди-ка минутку, что-то я не о том… Талант проявился во мне уже в детском возрасте – вот о чем я должен тебе рассказать. Мои родители, знаешь ли, всегда поощряли меня и позволяли мне рисовать часами. Помню, один раз я провел весь солнечный летний день, расписывая стену нашего дома цветными мелками.

По левую сторону открылся новый коридор, поуже. Мастер Рудезинд потащил меня в него. Несмотря на слабое освещение и недостаток пространства, так что зритель никак не мог оказаться на нужном расстоянии от картины, он был увешан огромными полотнами, значительно превышавшими по размерам те, что висели в главной галерее, – от пола до потолка в высоту и шире, чем расстояние между кончиками пальцев вытянутых в стороны рук. Насколько я мог судить, это была просто мазня. Я спросил Рудезинда, почему он вдруг решил, что должен рассказывать мне о своем детстве.

– Как почему? По велению Отца Инира, конечно, – удивился он и склонил голову набок, разглядывая мое лицо. – А почему же еще? – Он понизил голос. – Говорят, он слишком стар… Сколько автархов сменилось после Имара, а советником у всех был он… Теперь помолчи и не мешай мне рассказывать. Я найду тебе Ультана.

Однажды к нам пришел художник – настоящий художник. Мать так гордилась моими рисунками! Она показала их ему. Это был Фехин, сам Фехин. Мой портрет его кисти до сих пор где-то среди этих картин и взирает на зрителей моими карими глазами. Я сижу за столом, а на нем кисти и мандарин. Мне его обещали дать, если буду сидеть спокойно…

Я перебил его:

– Пожалуй, теперь у меня нет времени, чтобы взглянуть на него.

– Так я сам стал художником. Очень скоро я взялся расчищать и подновлять творения великих. Так вот, уже дважды я чистил свое собственное изображение. Должен сказать, что при этом испытываешь довольно странное ощущение. Вот бы кто-нибудь пришел с губкой и снял с меня самого налет прожитых лет! Но я же собирался показать тебе совсем другое. Зеленая Комната, если я не ошибаюсь?

– Именно так, – с готовностью подтвердил я.

– Как раз здесь есть ее изображение, так что потом будет нетрудно узнать.

Он указал на одно из огромных грубо намалеванных полотен. На нем была вовсе не комната, а скорее кусок сада – лужайка, огороженная подстриженными кустами, пруд с кувшинками и несколько ив, ветви которых разметал ветер. Мужчина в фантастическом одеянии льянеро играл на гитаре, как казалось, исключительно для собственного удовольствия. За ним сердитые тучи неслись по хмурому небу.

– Вот теперь можно пойти в библиотеку и посмотреть карту старого Ультана.

Картина была написана в той раздражающей манере, когда живопись распадается на отдельные цветовые пятна, если не охватываешь ее взглядом целиком. Я сделал шаг назад, потом другой… Шагнув в третий раз, я ожидал, что коснусь спиной стены, но не тут-то было. Вместо этого я оказался внутри картины, которая висела на стене: полутемная комната со старинными кожаными стульями и столиками из слоновой кости. Я на мгновение взглянул назад, а когда снова повернул голову, коридор, где я только что стоял вместе с Рудезиндом, исчез – там была стена с ветхой, выцветшей обивкой.

Я непроизвольно потянулся к ножнам и выхватил «Терминус Эст», но сражаться было не с кем. Только я взялся за ручку единственной двери, как она открылась, пропустив человека в желтом одеянии. Короткие белесые волосы были зачесаны назад, открывая выпуклый лоб, а его лицо могло бы принадлежать пухлой сорокалетней женщине. Шею обвивала тонкая цепочка, на которой висел памятный мне флакон в форме фаллоса.

– А-а, – проговорил он. – А я-то думал, кто бы это мог оказаться? Добро пожаловать. Смерть.

Со всем доступным мне самообладанием я ответил:

– Я подмастерье Северьян из гильдии палачей, как вы, наверное, заметили. Мое вторжение произошло помимо моей воли, и, по правде говоря, я был бы чрезвычайно признателен, если бы мне объяснили, как это случилось. Из коридора эта комната казалась просто нарисованной, но, попробовав отойти к стене, чтобы рассмотреть другую картину, я вдруг очутился здесь. Как это возможно?

– Ничего особенного, – лениво отозвался человек в желтом. – Потайные двери известны с незапамятных времен, а создатель этой комнаты всего-навсего придумал, как скрыть дверь открытую. Комната совсем плоская, она имеет еще меньшую глубину, чем кажется сейчас, если только тебе уже не бросилось в глаза, что потолок не прямоугольный, а задняя стена меньше по высоте, чем та, у которой ты стоишь.

– Верно. Теперь вижу, – кивнул я и действительно убедился в правдивости его утверждений. Пока он говорил, эта кривая комната, которая обманывала зрение и рассудок, привыкшие иметь дело с нормальными пропорциями, стала сама собой. Наклонный потолок, как и пол, имел форму трапеции. Даже стулья, обращенные к стене, через которую я вошел, оказались довольно плоскими предметами обстановки. Вряд ли кто-нибудь умудрился бы усесться на такой стул. Столы были не шире обычной доски.