– Ха, – произнес Монреале, полузакрыв глаза и медленно улыбнувшись. – Не этот ли урок преподал мне Господь? Устами младенца…
– Я не младенец, – решительно возразила Фьяметта.
– Дитя, с высоты моего полувека вы все выглядите младенцами. – Монреале крепче обхватил посох и выпрямился с большим трудом. Он несколько мгновений смотрел на бронзовую статую. – Нет, ты не младенец. А потому подвержена всем опасностям, которые грозят взрослым женщинам.
– Отче, – сказал Тейр, – вам надо бы кое-что осмотреть до того, как там что-либо тронут. Я оставил одного из ваших монахов стеречь дверь.
Монреале кивнул:
– Проводи меня, юноша, ибо нам еще нужно сделать многое!
Тейр повел его в замок через вход для слуг и вниз по теперь уже таким знакомым лестницам и коридорам в темницу. Ну, хотя бы тут их не мочил дождь! Монах нес факел перед своим настоятелем. Тейр не совсем понимал, как могут ходы и помещения, пробитые в скале, быть ночью темнее, чем днем, но выглядели они именно так. Силы, которые придавал ему беспощадный ужас, убывали, и он то и дело натыкался на стены. Я начал прихрамывать, все его мышцы словно заржавели, были полны песка; при каждом шаге их пронизывала боль, и они тупо ныли, когда он останавливался.
Решетчатые двери темниц стояли распахнутые, и узников там почти не осталось. Те, кто не ослабел, кинулись принять участие в схватке. Ослабевших и больных уводили и уносили горожане, родственники и не родственники.
Тейр во главе своей маленькой процессии спустился в нижнее помещение. Белый как полотно монах стоял перед сокрушенной, разбитой в щепу дверью комнаты, где некромант вершил свои черные дела. Первым вошел Монреале, и Тейр зажег от единственной горящей свечи все оставшиеся огарки.
Монреале со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Козлы были опрокинуты, ящик перевернулся и треснул, соль высыпалась, когда Тейр и монах срывали с него крышку, торопясь унести тело мастера Бенефорте. На полу извивались линии сложной двойной фигуры. Одна половина пустовала – Тейр сам забрал оттуда смертные останки, когда перепуганный монах отказался прикоснуться к ним. Вторая половина обрамляла еще один труп. Молодого мужчины, страшно изуродованный, с перерезанным горлом.
– Вот та сила, с помощью которой они сумели все-таки загнать батюшку в кольцо духов, – прошептала Фьяметта, боязливо взглядывая на Монреале. – Новый призрак! Я же видела его внутри Вителли, отче! – Она отвернулась, закрыла глаза и сглотнула, Ведь это мог бы быть он сам, подумал Тейр, решаясь взглянуть лишь искоса.
– Кто этот бедняга, отче?
Монреале облизнул губы, осторожно приблизился и опустился на колени у головы мертвеца. Но какие бы чары ни породило это черное злодейство, они, видимо, уже рассеялись.
– Да, я знаю этого юношу. Один из моих монахов… Лука было его имя. Он тот, кого я послал сюда лазутчиком за два дня до тебя, Тейр, и о ком больше ничего не слышал. Вителли, видимо, выбрал его среди узников для вот этого, после того как ты спасся. У него семья в городе – родители, братья, сестры… Убийство, чернейшее убийство! – Он склонил голову в глубокой скорби и начал читать заупокойную молитву.
Когда он поднялся на ноги, Тейр спросил с беспокойством:
– Может, заколотить дверь досками или как-нибудь еще закрыть вход сюда?
Монреале мрачно пожевал нижнюю губу, а потом обошел помещение, пряча испуг и осматривая все свидетельства некромантии со спокойной внимательностью человека, которому предстоит написать подробный отчет.
– А? Да нет… – Он собрал валявшиеся на столе бумаги и записи. – А вот это тут лучше не оставлять. Нет, Тейр, напротив. Эту комнату надо оставить открытой, с тем чтобы все солдаты, все горожане могли ее увидеть. Пусть свидетельства козней Вителли и Ферранте станут известны как можно большему числу людей. – Он помолчал. – Во всяком случае, всем тем, кто видел, как бронзовая статуя прошла по городу и сразила мечом двоих. По меньшей мере им.
Он повернулся на каблуках к Тейру и Фьяметте.
– Вы двое знаете, что было вами сделано, и мы еще обсудим это. Но позднее. Первые сообщения архиепископу, в курию и генералу моего ордена напишу я. А пока… не сомневайтесь, что о событиях этой ночи поползут всевозможные и самые невероятные слухи. Уповаю, что связаны они окажутся больше с Вителли, чем с вами. Вы понимаете?
Фьяметта неуверенно кивнула. Тейр покачал головой с искренним недоумением. Монреале поманил его к себе и понизил голос:
– Послушай, юноша. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы Фьяметту допросила инквизиция. В конне первого же дня они се сожгут только за ее слишком острый язычок, и других доказательств им не потребуется. Понимаешь?
– А-а… – Да, Тейр понял.
– Если любишь ее, помоги ей держать голову пониже, а рот на замке. Церковная политика – мое дело. Если понадобится… кое-кто мне кое-чем обязан, но Фьяметта должна стараться не наступать на ногу соседям и не выглядеть… особенной. Не то может оказаться, что я не сумею предотвратить последствия.
– Э… а выйти замуж и открыть мастерскую в доме отца… это сделает ее особенной?
– Нет. Это было бы превосходно. Вот открыть мастерскую, не выйдя замуж, было бы опасно.
Тейр повеселел:
– Я ей во всем помогу, отче, только бы она позволила!
– Лучше, юноша, будь готов помогать и во многом другом, если понадобится, – сухо бросил Монреале.
– От всего сердца, монсеньер.
Монреале кивнул Тейру и повернулся к двери. Тейр задержался и бросил последний расстроенный взгляд на принесенного в жертву молодого человека в запекшейся луже его же крови:
– Он стал… козлом отпущения за меня. Лука. Он обязан запомнить это имя, как надеется, что другие люди не забудут имени Ури.
Монреале пожевал губами.
– Да, в каком-то смысле… хотя умри ты вчера, это не спасло бы его сегодня вечером. Тем не менее ты каждое воскресенье будешь ставить ему свечу в монтефольском соборе и молиться о его душе.
– Да, отче, – сказал Тейр, слегка утешенный. Монреале кивнул, и они вышли следом за ним.
В верхнем, теперь опустевшем коридоре Тейр услышал слабый стон.
– Погодите… – Он бросился к последней темнице. Да, на соломе там лежало скорченное тело. – Почему эту дверь не открыли? Где ключ? – крикнул он.
Из комнатки стражи вышел пожилой горожанин, побрякивая связкой ключей.
– Нам сказали, что он помешанный. А когда придет сержант взять ключи?
– Я их возьму, – сказал Монреале, забирая у него связку. Ее он передал Тейру, который нагнулся над скважиной.
Сеньор Пия лежал один в темнице под тонким одеялом. Лицо у него было совсем землистым, остекленевшие глаза, казалось, не узнавали Тейра. Рану в плече ему не перевязали, и на ней комьями запеклась кровь. Судя по множеству синяков, его безжалостно избили, когда поймали в последний раз. Чтобы разрешить свои сомнения, Тейр высунул голову в окошко. В отверстии с краю сохранился один прут, и к нему были привязаны шелковые чулки-трико, а к их нижнему концу – еще одни. Вдоль обрыва свисала намоченная дождем самодельная веревка! Как просто. Тейр ощутил облегчение, но и легкое разочарование. Значит, сеньор Пия не слетел в темную берлогу Вителли огромным нетопырем вчера вечером, как бы ему этого ни хотелось.
Монреале послал за помощью, так что вскоре бедняга кастелян был уложен на широкую доску, на которой крепкий монах и еще один горожанин понесли его впереди них. Когда они вышли во двор, там возбужденно кричащие люди толпились вокруг герцогини Летиции, освобожденной из башни. Она призвала к себе уцелевших офицеров Сандрино и поручила им очистить замок, во-первых, от еще не схваченных лозимонцев, а во-вторых, от монтефольцев, которые ни за что не позволили бы себе поживиться имуществом своего покойного герцога, но не видели ничего зазорного в том, чтобы отобрать у взятого в плен или убитого лозимонца его добычу. Монреале тут же был втянут в человеческий смерч вокруг герцогини.
Дама Пия кинулась к мужу в страшной тревоге. Однако сеньор Пия как будто узнал ее вопреки своей крайней слабости и помрачению рассудка. Он чуть-чуть улыбнулся ей, когда она опустилась на колени возле носилок, и взял ее руку. Она тут же приказала оказавшимся рядом мужчинам отнести его в их комнаты в башне, которые вновь из места заключения стали домашним очагом. И, не слушая никаких возражений, увела туда целителя-монаха из свиты Монреале.