Он наклонился к сокровищам, сваленным грудой на полу, и поднял замысловато разукрашенного змея. Змей был золотой, с рубиновыми глазками и потайными рычажками на лапках.

— Вот, — сказал царь, — это явно оружие, оно управляется с помощью этих рычажков. Идем пустим его в ход.

— Ты лучше здесь подожди, — сказала Ашмира. — Я сама!

Соломон не обратил внимания на ее протянутую руку.

— Нет уж, на этот раз ты будешь не одна. Идем!

Пламя, бушевавшее под аркой, потухло.

— И еще одно, Ашмира, — сказал Соломон, когда они вступили под арку. Я тебе не господин. Если уж это будет последний час твоей жизни, постарайся прожить его без хозяина!

Они вышли в центральный зал, переступая через дымящиеся воронки и трещины в полу, и едва не столкнулись с тремя демонами, которые, приняв обличье макак, опасливо пробирались к арке. Увидев Соломона, макаки взвыли и помчались прочь, на другой конец зала. Волшебник Хаба, который мрачно стоял, прислонившись к опрокинутому дивану возле бассейна, тоже растерянно вскинулся.

— Негодяй! — прогремел Соломон. — Склонись предо мной!

Лицо Хабы вытянулось от ужаса. Он заколебался, колени его сами собой подогнулись. Но затем он овладел собой; его тонкие губы стянулись в ниточку. Он махнул рукой макакам, сгрудившимся в дальнем углу, и, бранясь, устремился вперед.

— Ну и что, что тиран жив?! — вскричал он. — Кольца-то у него нет!

Соломон шагнул вперед и взмахнул золотым змеем.

— Отошли своих рабов! На колени!

Египтянин и ухом не повел.

— Не бойтесь этой золотой безделушки! — крикнул он обезьянам. — Вперед, рабы, вставайте и убейте его!

— О Хаба…

— Мерзавец! — воскликнул Соломон, надвигаясь. — На колени!!!

— Он же беспомощен, идиоты! Беспомощен! Убейте его! Убейте их обоих!

— О нет… — прошептала Ашмира. — Смотри!

— Дорогой Хаба…

Голос слышался из-за спины волшебника, со стороны балкона. Хаба тоже его услышал. Он застыл. Обернулся. И все обернулись вместе с ним.

Тень парила в арке, ее сущность сделалась бледной и полупрозрачной. Она по-прежнему выглядела как силуэт волшебника, только какой-то смазанный и рваный. Ее края оплывали, точно свечка.

— Я мчался над землей и морем, — произнес слабый голос, — и я очень устал. Джинн устроил мне долгую и буйную пляску, но в конце концов я его настиг!

Тень тяжко вздохнула.

— Как он сопротивлялся! Он стоил целых пяти джиннов! Но теперь все кончено. Я сделал это ради тебя, хозяин. Только ради тебя!

Голос у Хабы сорвался от волнения:

— Милый Аммет! Ты лучший из рабов! И… и оно у тебя?

— Посмотри, что оно сотворило со мной! — печально ответила тень. — Оно жгло меня, жгло на протяжении всех этих мрачных миль обратного пути… Да, хозяин, оно тут, у меня в руке.

Тень раскрыла дымящиеся пальцы. На ладони у нее лежало золотое кольцо.

— Тогда первым моим деянием будет уничтожение проклятою Соломона! — провозгласил Хаба. — Аммет, я освобожу тебя от твоей ноши. Я готов. Отдай его мне!

— Хорошо, дорогой Хаба, так я и сделаю.

Соломон вскрикнул и вскинул золотого змея. Ашмира бросилась вперед. Но тень не обратила внимания ни на то ни на другое. Развернув свои длинные, тонкие пальцы, она устремилась вперед с Кольцом.

Вот как все кончилось.

За западными лесами, за старой приморской дорогой, что идет на север, в Дамаск, за деревеньками, лепящимися к утесам, Израиль внезапно сходит на нет, встречаясь с Великим морем. [119]И к тому времени как феникс его достиг, я тоже почти сошел на нет.

Я судорожно летел над пустынными пляжами, с каждым взмахом крыльев роняя в волны одно-два огненных пера. Мой благородный клюв почти весь растаял, и теперь я тащил мертвый палец Хабы в каком-то жалком воробьином носике. В глазах у меня тоже туманилось, и от усталости, и от близости Кольца, но, оглядываясь назад, я по-прежнему видел позади тень, которая все приближалась.

Я чувствовал, что выдохся. Погоня близилась к концу.

Я пролетел еще немного на запад, прямо в открытое море. На протяжении первой полумили света еще почти не было, если не считать тусклого оранжево-красного свечения, которое исходило от моего тела и прыгало и плясало подо мной, на волнах. Как вдруг ночь внезапно сделалась серой, и, оглянувшись назад, я увидел за тенью, над далеким берегом, розовую полоску, возвещающую наступление зари.

Это хорошо. Мне не хотелось, чтобы конец наступил в темноте. Я хотел, чтобы мою сущность еще хоть раз согрело солнце.

Феникс опустился вниз, к самой поверхности воды. Я вскинул голову и выплюнул палец в воздух. Он взлетел вверх, окрасился розовым в первых лучах солнца, начал падать…

И упал точно в центр узкой, темной ладони.

Тень остановилась над гребнями морских валов и зависла в воздухе на своих тонких, сходящихся на нет ногах, глядя на меня.

Я посмотрел в лицо мариду — крылатый шумерский копьеносец с растрепанными кудрявыми волосами. Брызги морской пены мочили мои босые ноги, свет зари разгорался в темных глазах. Швыряя палец Хабы в море, я успел стремительным движением сорвать с него Кольцо. И теперь я вскинул руку. У меня на ладони лежало Кольцо Соломона, готовое сорваться в бездну.

Мы с Амметом стояли молча, и холодная глубина у нас под ногами тянула к себе нашу сущность.

— Ну что ж, Бартимеус, — сказала наконец тень, — ты устроил мне буйную пляску, ты боролся как мог. Ты стоил целых пяти джиннов. Но теперь все кончено.

— Ну да, это верно.

Я поднял руку еще выше. Я сжимал Кольцо большим и указательным пальцами, и моя сущность в этом месте шипела; легкий дымок поднимался в розовое утреннее небо.

— Если ты посмеешь приблизиться хотя бы на длину волны, — сказал я, — я брошу его в море. Оно упадет на дно, в темные, илистые глубины, где многоногие твари будут вечно стеречь его. Подумай хорошенько, Аммет! Ведь твой хозяин не захочет потерять его навсегда.

Тень равнодушно пожала плечами. Утренний свет струился сквозь рваную дыру у нее в груди.

— Ты несешь вздор, Бартимеус, — прошептал марид. — Даже ты, с твоим жалким умишком, должен понимать, что, если ты бросишь Кольцо, я тотчас обернусь рыбой и вытащу его прежде, чем оно успеет погрузиться на десяток метров. А кроме того, его аура настолько яркая, что его нетрудно будет найти даже в самых темных глубинах. Я нашел бы его, даже если бы ты спрятал его в чреве китовом. Брось Кольцо мне, и, клянусь честью, ты умрешь легко и быстро, хотя мне очень хочется тебе отомстить. Если же ты промедлишь хотя бы мгновение, клянусь, я сотворю с тобой такое, что даже Хаба будет рыдать, глядя на твои останки! [120]

Я спокойно стоял над морем. У меня под ногами и под остроконечными ногами тени, мягко шумя и шлепая, вздымались розово-голубые гребешки волн. На востоке встало солнце, приподняв крышку темно-голубого неба. После всего пламени и ярости минувшей ночи вокруг на миг воцарился покой. Я снова обрел способность отчетливо видеть происходящее.

Аммет прав. Кидать Кольцо в море совершенно бесполезно.

— Отдай его, — сказала тень. — Посмотри, что оно с тобой сделало! Ты и так держал его слишком долго.

Я взглянул на свою тающую руку.

— Что, Бартимеус, неужто оно выжгло тебе разум? — Тень подлетела ближе. — Довольно! Отдавай Кольцо!

Я улыбнулся, приняв решение. И, не говоря ни слова, сменил облик. Теперь перед ним стоял Соломон Премудрый. [121]

Тень замешкалась и остановилась в нерешительности.

— Ну что, как тебе? — спросил я. — Похоже? Наверняка похоже. Слегка округлые бедра и все такое прочее. Даже голос звучит неплохо. Только одного не хватает.

Я показал ему обе руки, ладонями вперед, помахал ими из стороны в сторону.