— Ну, он же просто использовал свои Чары. Искренний взгляд, лучезарная улыбка, разговоры насчет того, что он готов тебе доверить свою жизнь, — и все. Ты попалась. А между тем… Это все, конечно, замечательно, но чем это кончится? Сперва ты стражница. Потом «особо приближенный советник». И оглянуться не успеешь, как окажешься у него в гареме. Все, что я могу сказать: если такое случится, смотри не ложись в гамак, если над тобой висит гамак жены из Моава.

— Я не собираюсь к нему в гарем, Бартимеус.

— Ну да, это ты сейчас так говоришь, а потом…

— Я не приму его предложение.

И она отхлебнула еще вина.

— Чего?! — Настал мой черед удивляться. — Ты ему откажешь?

— Ну да.

— Но это же Соломон! И… оставляя в стороне то, что я только что говорил, — он ведь тебе действительно благодарен!

— Да знаю, знаю, — сказала Ашмира. — И все-таки на службу к нему не пойду. Не хочу я менять одного господина на другого.

Я нахмурился. Да, похоже, цепь у нее внутри порвалась окончательно…

— Ты точно уверена? — переспросил я. — Ну да, он самодовольный аристократ; ну да, у него просто мания коллекционировать жен; но все равно он хороший начальник, куда лучше вашей Балкиды. Начнем с того, что ты уже не будешь ра… в смысле, потомственной стражницей. У тебя будет куда больше свободы — и золота тоже, если тебе нужно золото.

— Да нет. И я не хочу оставаться в Иерусалиме.

— А почему бы и нет? Благодаря Кольцу это теперь пуп земли!

— Ну да, но это же не Сава. Мой дом не здесь.

И внезапно в ее глазах вспыхнуло то самое пламя, которое я видел накануне. Оно пылало все так же ярко, но менее яростно. Без гнева, без фанатизма. Девушка улыбнулась мне.

— Я ведь не лгала тебе тогда, прошлой ночью. Должность стражницы, все, что я делала, — да, я служила этим царице, но и Саве тоже. Я люблю ее горы, ее леса; люблю пустыню, виднеющуюся за пределами полей. Моя мать показала мне все это, Бартимеус, когда я была еще совсем маленькой. И одна мысль о том, что я никогда туда не вернусь, не вернусь к ней… — Она осеклась. — Ты себе просто не представляешь, что это такое.

— Вообще-то представляю, — возразил я. — Кстати, раз уж речь зашла об этом..

— Да, конечно! — Ашмира решительно встала. — Пора. Я вижу. Надо тебя отпустить.

Это лишний раз доказывает, что никакая она не волшебница. Со времен древнего Урука любая моя служба заканчивалась одним и тем же: грязной перебранкой, в ходе которой хозяин отказывается меня отпускать, а я превращаюсь в хихикающий труп или ламию с кровавыми когтями, чтобы его «переубедить». Но девушка, освободившись сама, была только рада отпустить на волю и меня тоже. Не торгуясь, без скандала. Я так удивился, что даже ничего не сказал.

Я медленно поднялся на ноги. Девушка озиралась по сторонам.

— Нам понадобится пентакль, — сказала она.

— Да. А лучше два. Тут где-то должна быть пара пентаклей…

Мы порыскали по залу и довольно скоро обнаружили уголок пентаграммы, торчащий из-под обугленного ковра. Я принялся расшвыривать мебель, которая стояла сверху, а девушка стояла и наблюдала за мной с тем же холодным самообладанием, которое я заметил за ней еще тогда, в ущелье. Тут мне пришел в голову один вопрос.

— Ашмира, — спросил я, пинком отправляя опрокинутый столик на другой конец зала, — а если ты вернешься в Саву, что ты там делать-то будешь? И потом, как же царица? Судя по ее сегодняшнему поведению, она не обрадуется, если ты будешь ошиваться у нее под боком.

К моему удивлению, девушка, не задумываясь, ответила:

— А я и не собираюсь ошиваться в Марибе. Наймусь к торговцам ладаном, буду охранять их караваны по пути через Аравию. Насколько я знаю, в пустыне их подстерегает немало опасностей: разбойники, джинны всякие. Думаю, с ними я управлюсь.

Я одобрительно швырнул через плечо антикварный диванчик. Идея и впрямь была недурная.

— К тому же это даст мне возможность попутешествовать, — продолжала она. — Кто знает, может быть, когда-нибудь я даже побываю в Химьяре, повидаю тот скальный город, о котором ты упоминал. Как бы то ни было, эти поездки позволят мне большую часть времени проводить вдали от Мариба. Ну а если царица действительно вздумает относиться ко мне враждебно… — Она помрачнела. — Тогда придется разобраться с этим. И с самой царицей тоже.

Я не пророк и не предсказатель и будущее провидеть не умею, но подумал, что на месте царицы Балкиды я бы поостерегся. Однако сейчас меня волновали более насущные вопросы. Я закончил разгребать мебель, скатал бесценный ковер, швырнул его в бассейн и удовлетворенно выпрямился. В полу, целые и невредимые, красовались два пентакля из розоватого мрамора.

— Смотрится странненько, — заметил я, — но для дела сойдет.

— Ну что ж, — сказала девушка, — становись!

Мы в последний раз встали друг напротив друга.

— Скажи, пожалуйста, — спросил я, — ты ведь точно знаешь слова Отсылания? А то не хотелось бы болтаться тут еще несколько месяцев в ожидании, пока ты их как следует выучишь!

— Знаю, конечно! — сказала девушка. Она перевела дух. — Бартимеус…

— Минуточку! — Я кое-что заприметил. Это была фреска, на которую я раньше не обратил внимания, на стене рядом с изображениями Гильгамеша, Рамзеса и прочих величайших деспотов прошлого: великолепный ростовой портрет самого Соломона во всей славе его. Она каким-то чудом пережила ночную драку.

Я подхватил с пола обугленную щепку, вприпрыжку подбежал к фреске и добавил к ней несколько уверенных штрихов.

— Во! — сказал я. — С точки зрения физиологии это совершенно немыслимо, но, по-моему, ему идет, как тебе кажется? Интересно, скоро ли он это заметит?

Девчонка рассмеялась — рассмеялась впервые за все время нашего знакомства.

Я покосился на нее.

— Может, еще Балкиду подрисовать? Тут как раз места хватит…

— Да ладно, давай уже!

— Ну, так и быть.

Я не спеша вернулся в магический круг. Девчонка смотрела на меня тем же взглядом, какой я не раз замечал у Факварла, — с какой-то отстраненной усмешкой. Я уставился на нее.

— Ну, в чем дело?

— Забавно, — сказала она. — Ты так много распространяешься об ужасах и страданиях своего рабства, что я едва не упустила это из виду. А ведь это очевидно! Невзирая ни на что, тебе это нравится!

Я встал в центре пентакля и смерил ее холодным, пренебрежительным взглядом.

— Дружеский совет на прощание, — сказал я. — Никогда не оскорбляй джинна, которого собираешься освободить, разве что ты на редкость опытная волшебница. А особенно — этого джинна. В древнем Вавилоне жрецы богини Иштар воспрещали иметь со мной дело волшебникам ниже девятого уровня — именно по этой причине. [126]

— Ну вот, это только лишний раз доказывает то, о чем я говорила, — возразила девушка. — Ты постоянно хвастаешься своими былыми свершениями. Ну, признайся же! Ты от этого в восторге. Вот, даже сегодня ночью — я обратила внимание, что чем ближе мы подбирались к Кольцу, тем меньше ты ныл и жаловался.

— Э-э, ну… — Я решительно хлопнул в ладоши. — А куда мне было деваться? Мне просто стало не до того. Но можешь мне поверить, ни малейшего удовольствия мне это не доставляло. Ладно, довольно! Произнеси Отсылание и освободи меня.

Она кивнула и закрыла глаза. Юная, тоненькая девушка, старательно припоминающая заклинание. Я буквально слышал, как ворочаются шестеренки у нее в голове.

Ее глаза открылись.

— Бартимеус, — внезапно сказала она, — спасибо тебе за все!

Я откашлялся.

— Пожалуйста, чего там… Слушай, ты точно помнишь слова? Не хотелось бы материализоваться заново в гниющем болоте или еще где-нибудь.

— Да нет, слова я помню! — улыбнулась она. — Ты прилетай как-нибудь к нам в Саву. Тебе там понравится.

— Ну, это уж не от меня зависит…

— Только смотри не опоздай. У нас ведь не так много времени, как у вас.

И она принялась читать Отсылание. Ну да, слова она знала. Более или менее. Всего лишь три раза запнулась, два раза смазала окончание и один раз ошиблась. Но в данной ситуации я готов был закрыть на это глаза. В конце концов, она была не так уж велика ростом, и мяса на ней было с гулькин нос. И к тому же мне действительно очень хотелось домой!