Андрейша стал рассказывать. Капитан «Золотой стрелы» слушал молча, иногда покачивая головой.

— Твой отец отомщен, девушка, — сказал он, когда Андрейша кончил говорить. — Несколько дней назад мы захватили орденский корабль, и на нем оказался поп Плауэн с крестом на заднице и гнусный доносчик Генрих Хаммер. Мы содрали шкуру с обоих, привязали их к пустым бочкам и бросили в море. Их, еще живых, расклевали чайки… И еще мы на «Золотой стреле» потопили восемнадцать ганзейских кораблей и купцов выбросили за борт.

— Ответь нам, господине, и не осуди за прямое слово, — сказал Алексей Копыто, когда и вторая братина опустела. — Зачем вы, морские братья, мореходов грабите, отнимаете у них жизнь? Не вами жизнь дадена. Грех большой на себя берете, вот что, господине.

Единственное ухо разбойника налилось кровью. Ответил он не сразу.

— Если у тебя, русский кормщик, разорят дом, предадут страшной смерти жену и детей, а тебя самого сделают рабом, будешь ты покорно служить своему хозяину — врагу?

— Буду мстить, пока течет в жилах кровь, пока бьется сердце! — не раздумывая, ответил Алексей Копыто.

— А если враги захватят землю, на которой жили твои деды и прадеды? Если жен и детей будут рубить на куски и колоть пиками и весь народ превратят в рабов… Если бога твоих отцов, — повысил он голос, — втопчут в грязь и запретят говорить на родном языке? Нет пуще муки, как лишиться родной земли! — Одноухий закрыл лицо рунами и стал качаться из стороны в сторону. — Никто не вспомнит, что на земле жили пруссы, не расскажут старики своим внукам, как храбро они боролись с врагами. — Одноухий снова поднял голову. — Не споют бродячие музыканты песни про отвагу и мужество пруссов. Мы мстители. Мы мстим за поруганных богов, за окровавленную и разграбленную землю, за убитых, — мы, пруссы, венды и все те, кому не дают свободно жить на земле. Одно нам осталось — ввериться волнам и жить над морской пучиной. На свете нет справедливости. Малые и слабые — добыча великих и сильных. О моя прекрасная земля! — закончил прусс. — Месть, месть, месть! — Забывшись, он крикнул еще что-то на своем языке.

Новгородцы поняли чувства своего гостя.

— На твоем месте, друг, я тоже, наверно, пошел бы в морские разбойники, — сказал Алексей Копыто, обнимая Одноухого.

Он наполнил братину еще раз, и она пошла по кругу.

— Мы получили приказ королевы Маргариты нападать на корабли ганзейцев и проклятых рыцарей! — грозно сказал прусс.

На когге «Золотая стрела» послышались странные звуки. Казалось, кто-то часто бьет молотом по звонкой железной доске.

— Меня зовут товарищи, — сказал Одноухий, — надо спешить.

Русские мореходы с честью проводили капитана морских разбойников и снова отворили паруса на ветер. На желтоватой замше большого паруса зашевелились изображения двух медведей, поднявшихся на задние лапы, он оглушительно хлопнул и сразу упруго расправился на ветру.

Штральзунд — Гданск — Калининград

1965 — 1968 гг.

Для своего романа писатель К. Бадигин избрал очень важную, переломную эпоху в истории Восточной Европы.

Именно в эти годы, когда близится к своему исходу XIV столетие, в восточноевропейских международных отношениях завязываются сложные и важные явления, которые в дальнейшем окажут решающее влияние на весь ход исторического процесса.

К. С. Бадигин на основании тщательного изучения источников и историографии попытался дать широкую картину расстановки политических сил в тогдашней Восточной Европе, охарактеризовать положение в крупнейших государствах, вскрыть истинные мотивы, которыми руководствовались в тот момент господствующие классы русских, польских и немецких земель.

Конечно, отбор исторического материала во многом был подчинен задачам художественной выразительности, логике психологического раскрытия основных художественных образов.

Главные действующие лица романа — русский мореход и дочь литовского языческого жреца — люди простые, сердцем искренние, великодушные и справедливые. Их поступками руководит патриотический долг, человечность, ненависть к насилию и сочувствие к униженным и обездоленным. Именно поэтому они оказываются в стане противников хищного Тевтонского ордена, на стороне тех, кто вступил с ним в беспощадную схватку.

Как историку мне приятно отметить, что в своем романе К. С. Бадигин сумел, как правило, хорошо уравновесить художественный домысел и историческую канву и в основном верно расставить исторические акценты. Многие суждения автора свидетельствуют не только о его большой начитанности, но и о стремлении глубоко, самостоятельно осмыслить эпоху.

Итак, обратимся мысленно к середине 80 — х годов XIV века. Только что отгремела Куликовская битва, окончательно закрепившая за Москвой роль собирательницы русских земель, центра складывающейся могучей Российской державы. Золотая орда, точно спрут, высасывавшая жизненные соки из покоренной Руси, потерпела сокрушительное поражение. Но и после Куликовского поля она долго сохраняла жизненные силы и была в состоянии совершать набеги на Москву, даже разгромить на реке Ворскле в 1399 году вооруженные силы Литвы и вспомогательные отряды польского рыцарства, в течение десятилетий продолжать коварную игру на международных противоречиях в Восточной Европе, разжигая соперничество Москвы и Великого княжества Литовского, продлевая свое существование за счет их взаимного ослабления. Только через сто лет, в 1480 году, Москве удастся окончательно освободиться от монголо-татарского ига. Вместе с тем она получит и действительную свободу рук на Западе.

Это важное международное положение Московской Руси в послекуликовскую эпоху, надо сказать, получило достаточно четкую оценку в романе К. С. Бадигина. Он безусловно прав, когда сквозь ход рассуждений некоторых второстепенных героев повествования высказывает мысль, что не пришло еще время Москве сказать свое решающее слово на Западе. А на Западе между тем происходили события огромного исторического значения.

Конец XIV — первые годы XV века были временем колоссального усиления Тевтонского ордена, претендовавшего не только на руководящую роль в бассейне Балтийского моря, но и стремившегося ослабить или подчинить своему политическому влиянию восточноевропейских соседей. Смертельная угроза нависла над Литвой и Польшей. Овладев устьем Вислы, орден методически добивался завоевания литовской Жемайтии (Жмуди), чтобы сомкнуть свои владения в Пруссии с владениями своего филиала в Восточной Прибалтике — Ливонским орденом меченосцев. Тем самым не только Польша, но и Литва, были бы полностью отрезаны от моря. Орденскому государству удалось бы полностью захватить в свои руки всю морскую торговлю огромного восточноевропейского района.

При таких условиях решительное столкновение Литвы Польши с орденом сделалось неизбежным.

Несомненно, оба государства были заинтересованы в том, чтобы встретить натиск ордена объединенными силами. Опыт их предшествующей вековой борьбы с орденом подсказывал, что один на один ни одно из этих государств не в состоянии нанести сокрушительного удара орденской военной машине. Получая всестороннюю помощь от стран Западной Европы, прежде всего, от государств Германской империи, орден представлял собой слишком сильного противника, чтобы Литва или Польша могли держать курс на единоборство. Вспомним, что спустя четверть века, в 1410 году, на полях Грюнвальда польско-литовско-русские силы сражались с представителями рыцарства двух десятков европейских феодальных государств, объединенных в орденском войске. И не только корыстные мотивы влекли в ряды орденских отрядов младших отпрысков западноевропейских и германских феодальных родов. Иные шли сюда как на крестовый поход, в соответствии с моралью эпохи, так понимая свой нравственный долг воинов-христиан. Этому содействовала многолетняя и методическая пропаганда ордена, изображавшая не только литовцев, но и русских и поляков закоренелыми язычниками, дикарями и варварами, неспособными ко всякой человеческой цивилизации и даже враждебными ей.