Да, проснись, подумала она. Проснись. Сама она будить его не решилась: ее смелости хватило только на то, чтобы прокрасться в темноте из одной комнаты в другую. Однако если бы он проснулся, она рассказала бы ему о том жутком сне, что увидела этой ночью: громадная птица с жестокими золотистыми глазами кружила над феодом, а с ее крыльев капала кровь.

И кровь была там, куда падала ее тень, сказала бы она ему, а тень ее падала всюду. Тень эта накрыла весь феод, от Хэмбри до каньона Молнии. И ветер принес запах большого пожара. Я прибежала к тебе, чтобы предупредить, но ты сидел у камина мертвый, с выпученными глазами и черепом на коленях.

Вместо того чтобы проснуться, Харт взял ее руку в свои, как бывало прежде, до того как он начал заглядываться на молодых девушек, даже служанок, и Олив решила, что она просто полежит с ним и позволит ему держать ее руку. Пусть хоть на короткое время все будет так, как в давние времена, когда в их семье царили мир и согласие.

Она немного поспала. А когда проснулась, в окна уже проникал серый свет зари. Он отпустил ее руку, более того, отодвинулся от нее на самый край кровати. Она решила, что не надо ему знать о том, что она спала в его постели, тем более что и кошмар начал забываться. Олив отбросила одеяло, опустила ноги на пол, еще раз посмотрела на Харта. Ночной колпак съехал, поэтому она аккуратно поправила его. Харт вновь шевельнулся. Олив подождала, пока он затихнет, затем поднялась. И, как призрак, проскользнула в свою комнату.

Игровые павильоны открылись в «Зеленом сердце» за два дня до ярмарки Жатвы, и первые горожане попытали удачи на вращающемся колесе, в метании бутылок, в бросках мяча в баскетбольное кольцо. Появился и пони-поезд… телега, заполненная смеющимися ребятишками, которую пони тянул по узким рельсам, выложенным восьмеркой.

(— Пони звали Чарли? — спросил Роланда Эдди Дин.

— Не думаю, — ответил Роланд. — В Высоком Слоге у нас было одно малоприятное слово, созвучное с этим именем.

— Какое слово? — спросил Джейк.

— То, что означает смерть, — ответил стрелок.) Рой Дипейп стоял, наблюдая, как пони крутит восьмерки, вспоминая свое детство, когда он сам сидел в такой вот телеге. Естественно, пытаясь попасть в нее, не заплатив ни гроша.

Насмотревшись, Дипейп неспешно зашагал к Управлению шерифа, вошел. Херк Эвери, Дейв Холлис и Френк Клейпул чистили древнее оружие. Эвери кивнул Дипейпу и продолжил свое занятие. Шериф был какой-то не такой, и Дипейпу потребовалась пара минут, чтобы понять, что к чему: шериф не ел. Впервые у него под рукой не стояла тарелка с едой.

— К завтрашнему дню все готово? — спросил Дипейп.

Эвери бросил на него взгляд, в котором раздражение перемешалось с весельем:

— С чего такой вопрос?

— Его просил задать Джонас, — ответил Дипейп, и нервная улыбка Эвери поблекла.

— Да, мы готовы. — Эвери обвел мясистой рукой музейные редкости.

— Разве ты не видишь, что готовы?

Дипейп мог бы повторить древнюю поговорку о том, что качество пудинга можно проверить, лишь отведав его, но имело ли смысл? Желаемый результат получался лишь в одном случае: если мальчишек проведут, как рассчитывал Джонас.

Если нет, они скорее всего вырвут толстяку шерифу ноги и скормят их оказавшимся под рукой волкам или собакам. Кому именно, Дипейпа особо не волновало.

— Джонас также просил напомнить, что брать их надо рано.

— Да, да, мы приедем туда рано, — согласился Эвери. — Вот эти двое и еще шесть крепких парней. Я попросил подъехать и Френа Ленджилла, он возьмет пулемет. — Последнее слово Эвери произнес с такой гордостью, словно сам изобрел это оружие. Затем посмотрел на Дипейпа. — А как насчет тебя? Ты поедешь? Произвести тебя в помощники

— пара пустяков.

— У меня есть другое дело. И у Рейнолдса тоже, — улыбнулся Дипейп. — Работы хватит всем, шериф… в конце концов, это Жатва.

В тот день, ближе к вечеру, Сюзан и Роланд встретились в хижине в Плохой Траве. Она рассказала ему о гроссбухе с вырванными страницами, а Роланд показал ей то, что оставил в северном углу хижины, запрятав под груду рваных шкур.

Сначала она посмотрела на содержимое тайника, потом подняла на него широко раскрытые, испуганные глаза.

— Что-то идет не так? Почему ты заподозрил неладное?

Он покачал головой. Вроде бы все шло нормально… во всяком случае, ничего подозрительного он пока не заметил. И, однако, чувствовал, что поступает правильно, устроив тайник в хижине. Руководствовался он при этом не даром, не шестым чувством, но интуицией.

— Я думаю, все пройдет нормально… насколько может пройти нормально при условии, что их по пятьдесят человек на каждого из нас. Сюзан, наш единственный шанс — захватить их врасплох. Ты не поставишь нас под удар, правда? Не пойдешь к Ленджиллу, размахивая гроссбухом отца?

Она покачала головой. Если Ленджилл убил ее отца, через два дня он за это заплатит. Так что разговаривать с ним она не собиралась. Но тайник… тайник ее пугал, о чем она и сказала Роланду.

— Слушай. — Роланд сжал ладонями щеки Сюзан, заглянул ей в глаза.

— Я лишь принимаю меры предосторожности. Если все пойдет не так… а такое возможно… шанс выбраться отсюда есть только у тебя. У тебя и у Шими. Если такое случится, Сюзан, ты… вы… должны прийти сюда и забрать мои револьверы. Увезти их на запад, в Гилеад. Найти моего отца. По этим пистолетам он признает тебя и поверит всему, что ты скажешь. Расскажи ему о случившемся. Вот и все.

— Если что-то случится с тобой, Роланд, едва ли я смогу что-то сделать, кроме как умереть.

Его ладони все еще сжимали лицо Сюзан. И теперь он чуть тряхнул ее.

— Ты не умрешь. — Лед в его глазах и голосе вызвал у Сюзан не страх, но благоговение. Она подумала о его крови… о том, какая она древняя, какой холодной могла становиться при необходимости. — Пока не переговоришь с моим отцом. Обещай мне.

— Я… я обещаю, Роланд. Обещаю.

— Скажи вслух, что ты обещаешь.

— Я приду сюда. Заберу твои револьверы. Отвезу твоему отцу. Расскажу, что случилось.

Он кивнул и отпустил ее лицо. Следы пальцев и ладоней остались на щеках.

— Ты меня напугал. — Сюзан тряхнула головой. — Ты так меня напугал.

— Я такой, как есть.

— И я не собираюсь тебя переделывать. — Она поцеловала его в левую щеку, потом в правую. Сунула руку под рубашку, поласкала сосок. Он мгновенно затвердел под подушечкой ее пальца. — Птички и рыбки, медведи и зайки. — Теперь она покрывала его лицо поцелуями. — Исполнят любое желанье твое.

Потом они лежали под медвежьей шкурой, которую Роланд привез с собой, и прислушивались к порывам ветра, шуршащего травой.

— Мне нравится этот звук, — прошептала Сюзан. — Он вызывает у меня желание стать ветром… улететь, куда летит он, увидеть, что видит он.

— В этом году, если ка дозволит, ты все увидишь.

— Да. Вместе с тобой. — Она повернулась к нему, приподнялась на локте. Свет, просачиваясь сквозь дыры в крыше, падал ей на лицо. — Роланд, я тебя люблю. — Она поцеловала его… и расплакалась. Он нежно обнял ее:

— В чем дело? Сью, что тебя тревожит?

— Не знаю. — Слезы полились еще сильнее. — Могу сказать лишь одно

— какая-то тень лежит у меня на сердце. — Она подняла на него полные слез глаза. — Ты не оставишь меня, ведь так, дорогой? Ты не уедешь без Сью, не уедешь?

— Нет.

— Потому что я отдала тебе все, что у меня было. И девственность

— лишь малая часть этого, ты знаешь.

— Я никогда не оставлю тебя. — Но несмотря на теплую шкуру, по спине его пробежал холодок. — Никогда, клянусь.

— Я все равно боюсь. Очень боюсь.

— Вот это напрасно. — Говорил он медленно, с натугой… потому что внезапно совсем другим словам приспичило сорваться с его губ. Мы уезжаем прямо сейчас, Сюзан. Не послезавтра, в день Жатвы, а сейчас, в эту самую минуту. Одевайся, и поскакали. Поедем на юг и ни разу не оглянемся. Мы будем… нас будут преследовать.