И, проскакивая мимо Мигуэля — тот все еще молился, стоя на коленях и воздев руки к небесам, — Сюзан не заметила его точно так же, как не замечали другие всадники, проезжавшие мимо него.

Она мчалась по Равной улице, каблуками понуждая Пилона прибавлять скорость, пока могучий жеребец уже не скакал — летел. Мысли, вопросы, возможный план действий… для всего этого места в ее голове не нашлось. Сквозь туман она видела толпящихся на улице людей, но не мешала Пилону самому прокладывать путь между ними. Что с ней осталось, так это его имя. Роланд, Роланд, Роланд! — криком отзывалось в ушах. Храбрый ка-тет, созданный ими на кладбище, канул в небытие: три его члена сидели за решеткой, и жить им оставалось недолго (если их уже не убили), четвертый, остававшийся на свободе, совсем потерял голову, обезумел от ужаса, как залетевшая в сарай птица.

Если бы паника удержала Сюзан в своих цепких лапах, многое могло бы пойти по-другому. Она проскочила центр, и дальше ее путь лежал мимо домика, который она делила со своим отцом и теткой. А вот эта дама зорко следила за каждым всадником, появившимся на дороге.

И когда Сюзан приблизилась к дому, открылась дверь, и Корделия, вся в черном, выскочила из дома и побежала к улице, то ли крича от ужаса, то ли смеясь. Возможно, крики чередовались безумным смехом. И Сюзан сквозь плотный туман паники разглядела-таки тетку… но не потому, что узнала ее.

— Риа! — закричала Сюзан и так резко натянула поводья, что Пилон, поднявшись на дыбы, едва не опрокинулся назад. Если б это произошло, он бы раздавил свою наездницу, но Пилан устоял на задних ногах, вскинув к небу передние и громко заржав. Сюзан автоматически обняла его за шею и удержалась в седле.

Корделия Дельгадо, в своем лучшем черном платье, в кружевной мантилье, наброшенной на волосы, стояла перед лошадью, как в собственной гостиной, не замечая копыт, бьющих по воздуху менее чем в двух футах от ее носа. В одной затянутой в перчатку руке она держала деревянный ящик.

Сюзан уже сообразила, что перед ней не Риа, но, пожалуй, не стоило удивляться, что поначалу она спутала свою тетку со старой ведьмой. Да, тетя Корд еще не напоминала ходячий скелет (хотя дело к этому шло) и одевалась более пристойно (правда, на этот раз она почему-то надела грязные перчатки: Сюзан вообще не могла понять, зачем тете перчатки, а тем более такие грязные), но безумный взгляд роднил ее с Риа.

— Доброго тебе дня, мисс Юная Красавица! — приветствовала ее тетя Корд скрипучим, злобным голосом, от которого у Сюзан задрожало сердце. Тетя Корд даже не поленилась присесть в реверансе, правда, юбку подобрала только одной рукой — вторая удерживала деревянный ящик у груди. — Куда это мы едем в столь прекрасный осенний день? Куда это так спешим? Во всяком случае, не в объятия любовника, ибо один мертв, а второй — в тюрьме!

Корделия снова рассмеялась, губы разошлись, обнажив большие белые зубы. Почти что лошадиные зубы. Ее глаза блестели в солнечном свете.

Она помешалась, подумала Сюзан. Бедняжка. Бедная старушка.

— Ты заставила Диаборна приложить к этому руку? — спросила тетя Корд. Она обошла Пилона и теперь стояла у стремени, подняв на Сюзан остекленевшие глаза. — Твоя работа, не так ли? Да! Может, ты даже дала ему нож, которым он воспользовался, после того как ты приложилась к нему губами, желая ему удачи. Вы оба это затеяли… так чего не сознаться? По крайней мере признать, что ты спала с этим парнем, а я знаю, что это так, я видела, как он смотрел на тебя в тот день, когда ты сидела у окна, и как ты смотрела на него!

— Если хочешь знать правду, я тебе все скажу. Мы любим друг друга. И поженимся еще до Нового года.

Корделия вскинула руку в грязной перчатке к небу, словно приветствуя богов. Закричала, захлебываясь от смеха:

— И она еще думает, что они поженятся! О-о-о-о! Вы бы, несомненно, выпили кровь ваших жертв прямо на свадебном алтаре, не так ли? О, какая же ты ужасная! Мне хочется плакать! — Но Корделия не заплакала, а вновь расхохоталась, уставившись в бездонное синее небо.

— Мы не собирались никого убивать. — Сюзан, во всяком случае мысленно, разделила убийства в Доме-на-Набережной и ловушку, которую они готовили для солдат Фарсона. — И он никого не убивал. Нет, все это дело рук твоего дружка, Джонаса. Я готова в этом поклясться. Его план, его грязная работа.

Корделия сунула руку в ящик, который прижимала к груди, и Сюзан сразу поняла, почему перчатки грязные: тетка чистила печь.

— Я проклинаю тебя этим пеплом! — выкрикнула Корделия, осыпав черным облаком ногу и руку Сюзан. — Я проклинаю вас обоих! Отправляйтесь во тьму! И будьте там счастливы, неверные! Убийцы! Лжецы! Прелюбодеи! Чтоб вам провалиться сквозь землю и остаться там!

С каждым криком Корделия Дельгадо осыпала племянницу очередной пригоршней пепла. С каждым криком прояснялась голова Сюзан. И когда Пилон, которому пришелся не по нутру этот черный сухой дождь, попытался податься в сторону, Сюзан удержала его на месте. Вокруг уже собрались зеваки, с интересом наблюдая за древним обрядом отречения от родства (среди них оказался и Шими, с широко раскрытыми глазами, дрожащим ртом), но Сюзан их не видела. К ней вернулась способность соображать, она уже поняла, что надо делать, и только за это могла хоть как-то отблагодарить тетку.

— Я прощаю тебя, тетя Корд, — молвила она. Ящик с пеплом, уже почти пустой, вывалился из рук Корделии, словно Сюзан отвесила ей увесистую затрещину.

— Что? — прошептала Корделия. — Что ты сказала?

— Прощаю за то, что ты сделала своему брату и моему отцу. В чем принимала участие. — Сюзан провела ладонью по ноге, наклонилась, вытянув руку. И, прежде чем тетка успела отпрянуть, вымазала пеплом ее щеку. Пепел остался на коже, как широкий темный шрам. — А эта отметина тебе на память. Смой ее, если хочешь, но я думаю, что ты будешь носить ее на сердце. — Она помолчала. — Думаю, уже носишь. Прощай.

— И куда это ты направляешься? — Одной рукой тетя Корд прикоснулась к пепельной полосе на щеке, второй попыталась схватиться за поводья Пилона. Споткнулась о ящик и едва не упала. Но Сюзан, наклонившись еще ниже, успела удержать ее за плечо. Корделия выпрямилась, повернулась к племяннице. — Только не к нему! Не смей идти к нему, глупая гусыня!

Сюзан двинула Пилона с места.

— Не твое дело, тетя. Между нами все кончено. Но запомни то, что я тебе сказала: мы поженимся до Нового года. И наш первенец уже зачат.

— Вас поженят следующей ночью! Соединят дымом, обручат огнем, уложат в пепел! Уложат в пепел, ты меня слышишь?

Обезумевшая женщина двинулась к ней, но Сюзан больше не могла ее слушать. День катился к вечеру, так что времени оставалось в обрез. Если она хотела успеть сделать то, что задумала.

— Прощай, — повторила она и бросила Пилона в галоп. Но последние слова тетки продолжали звучать в ушах: Уложат в пепел, ты меня слышишь?

Выехав из города по Великому тракту, Сюзан увидела приближающихся к ней всадников и свернула с дороги, решив, что сейчас не время попадаться кому-либо на глаза. Она завела Пилона за старый амбар, погладила по шее, успокоила ласковым словом.

Чтобы поравняться с ней, всадникам понадобилось значительно больше времени, чем предполагала Сюзан. Причину она поняла, лишь когда они проехали мимо амбара, высунуться из-за которого девушка не решалась. С ними была Риа, восседавшая на черном возке, расписанном магическими символами. Ведьма стала еще более страшной в сравнении с той ночью, когда Сюзан побывала у нее. Тогда, в свете Целующейся Луны, она еще походила на женщину. Теперь же в возке качалось из стороны в сторону не человеческое существо, а покрытый язвами тролль. Сопровождали Риа Большие охотники за гробами.

— В Дом-на-Набережной! — прокаркало нечто, сидящее в возке. — Скорее, на полной скорости! Эту ночь я проведу в постели Торина, имею право! Буду спать в ней и справлять в нее нужду, если пожелаю! Быстрее, говорю я вам!