— Откуда ты узнал, что я…

— Увидел, как ты скакала по Спуску. У меня есть одно место, куда я иногда прихожу подумать, вот я и увидел тебя. Я бы не последовал за тобой, но ты скакала без седла. Я подумал, что-то не так.

— Все не так.

Не закрывая глаз, сосредоточенно, он начал покрывать ее лицо поцелуями. И Сюзан не сразу поняла, что он сцеловывает ее слезы. А потом взял за плечи и чуть отстранил, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Скажи это еще раз, Сюзан, и я все сделаю. Не знаю, обещание это или предупреждение, или и то и другое, но… скажи, и я сделаю.

Ей не пришлось спрашивать, о чем он. Она почувствовала, как земля двинулась у нее под ногами, и потом часто говорила себе, что то был первый и единственный раз, когда ка явилась к ней ветром пришедшим не с неба, а из земли. Она настигла меня в конце концов, решила Сюзан. Моя ка, хорошо это или плохо.

— Роланд!

— Да, Сюзан.

Она опустила руку пониже пряжки ремня, ухватилась за то, что нащупала там, не отрывая взгляда от его глаз.

— Если ты любишь меня, тогда люби.

— Да, леди. Я готов.

Он расстегнул пуговицы рубашки, сшитой в той части Срединного мира, которую Сюзан так и не удалось увидеть, и вновь обнял ее.

Ка. Они помогли друг другу раздеться. Обнаженные, легли, обнявшись, на летний мох, мягкий, как лучший козий пух. Они лежали, соприкасаясь лбами, как в ее сне наяву, а когда он вошел в нее, она почувствовала, как боль перетопилась в сладость, сладость некоего дикого и экзотического растения, попробовать которое удается раз в жизни. Она держалась за эту сладость сколько могла, но потом сдалась, с громкими протяжными стонами, крепко обнимая его за шею. Они любили друг друга в ивовой роще, отринув само понятие чести, забыв о данных кому бы то ни было обещаниях, и наконец Сюзан открыла для себя, что сладость — еще не все, что она сменяется блаженством, поднимающимся от того места, что раскрылось перед ним, как цветок, и заполняющим все тело. Она вскрикивала снова и снова, думая, что не может быть столько наслаждения в мире смертных. Она просто захлебывалась в счастье. Голос Роланда вторил ее. А с ними сливалось журчание ручья. Она буквально вдавила его в себя, лодыжками обхватив колени, покрывая лицо жаркими поцелуями, и он не уступал ей в своей страсти. Они любили друг друга в феоде Меджис, на исходе последнего великого века, и зеленый мох под тем местом, где сходились ее бедра, окрасился красным, свидетельствуя о том, что она лишилась девственности. Они слились воедино и таким образом предопределили свою судьбу.

Ка.

Они лежали в объятиях друг друга, нежно целуясь под равнодушным взглядом Фелиции, и Роланд почувствовал, что засыпает. Удивляться не приходилось — в это лето напряжение не отпускало его, и спал он плохо. Тогда он еще не знал, что бессонница будет преследовать его до конца жизни.

— Роланд? — Ее голос, очень далекий. И нежный.

— Да.

— Ты позаботишься обо мне?

— Да.

— Я не смогу прийти к нему, когда настанет время. Я вытерплю его прикосновения, его выходки, вытерплю, если у меня будешь ты, но я не смогу прийти к нему в ночь праздника Жатвы. Не знаю, забыла я лицо моего отца или нет, но я не смогу лечь в постель Харта Торина. Думаю, есть способы скрыть потерю девственности, но я не хочу к ним прибегать. Я просто не смогу лечь в его постель.

— Ладно, хорошо. — И тут, когда ее глаза широко раскрылись, он приподнялся, огляделся. Никого не увидел. Вновь посмотрел на Сюзан. окончательно проснувшись: — Что? Что такое?

— Я, возможно, уже ношу твоего ребенка. Ты думал об этом?

Раньше — нет. Теперь — да. Еще одно звено в цепи, протянувшейся в далекое прошлое, где Артур из Эльда вел на битву своих стрелков, с великим Эскалибуром в руке и короной Всех Миров на челе. Но дело-то не в Артуре. Что подумает его отец? Или Габриэль, узнав, что она скоро станет бабушкой?

Уголки его губ начали изгибаться в улыбке, но мысль о матери отогнала ее. Он подумал о любовной отметине на шее Габриэль. В эти дни, когда он вспоминал мать, он всегда думал о любовной отметине, которую увидел на шее, когда неожиданно появился в ее покоях. И печальной улыбке на губах.

— Если ты носишь моего ребенка, значит, мне очень повезло.

— И мне. — Теперь она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась грустная. — Мы еще такие молодые. Почти что дети.

Он перекатился на спину, уставился в синее небо. Она, возможно, сказала правду, но это не имело никакого значения. Правда иной раз расходилась с реальностью — то была одна из аксиом, которые хранились в сокровенных глубинах его сознания, там, где соединялись две половинки, сумма которых и являла собой его личность. Сознательный бросок в омут романтической любви — это пришло к нему от матери. Все остальное в его натуре не признавало ни юмора, ни даже метафор. Они слишком молоды, чтобы стать родителями? Что из того? Если он посадил семя, оно должно вырасти.

— Что бы ни ждало нас впереди, мы сделаем то, что должны. И я буду всегда любить тебя.

Она улыбнулась. Он говорил тем тоном, каким принято излагать прописные истины: небо над головой, земля под ногами, вода течет на юг.

— Роланд, сколько тебе лет? — У нее иногда возникала мысль, что при всей ее молодости Роланд еще моложе. Когда он сосредоточивался на чем-то, лицо его становилось таким суровым, что пугало ее. А когда улыбался, то превращался не в ее возлюбленного, а в младшего братика.

— Я теперь старше того Роланда, что приехал сюда. Гораздо старше. А если проведу еще шесть месяцев в компании Джонаса и его подручных, то превращусь в старика, который не сможет без доброго пинка под зад сесть на лошадь.

Сюзан при этих словах заулыбалась, а он поцеловал ее в нос.

— И ты позаботишься обо мне?

— Да. — Он широко ей улыбнулся, Сюзан кивнула и откинулась на спину. Так они и лежали, бедро к бедру, глядя на небо. Она взяла его руку, положила себе на грудь. Сосок, который он погладил большим пальцем, ожил, набух, затвердел, от него побежали искорки. И очень быстро добрались до местечка между ее ног, которое продолжало тлеть. Она сжала бедра, но жар только усилился.

— Ты должен позаботиться обо мне. — прошептала Сюзан. — Я рассчитываю только на тебя. Все остальное — побоку.

— Я сделаю все, что в моих силах. Не сомневайся. Но пока, Сюзан, мы должны вести себя так, словно ничего не изменилось. Должно пройти какое-то время. Я это знаю, потому что Дипейп вернулся и рассказал о своих находках, но они не выступили против нас. Джонас все еще думает, что выжидание — в его интересах. Он, конечно, постарается выбрать для удара самый подходящий, с его точки зрения, момент. Так что пока игра в «Замки» продолжается.

— Но после праздничного костра на Жатву… Торин…

— В его постель тебе ложиться не придется. Можешь не сомневаться. Это я тебе гарантирую.

Удивляясь собственной смелости, она положила руку ему на живот и двинулась ниже.

— Подтверди свои гарантии. Если хочешь.

Он захотел. И смог. И подтвердил. Когда любовный костер погас (для Роланда второй раз показался слаще первого), он спросил Сюзан:

— То чувство, которые ты испытала в СИТГО, Сюзан… что за нами наблюдают. Сейчас у тебя его нет?

Она ответила долгим задумчивым взглядом.

— Не знаю. Голова у меня была занята другим, ты понимаешь? — Она нежно коснулась его «игрунчика», рассмеялась, когда Роланд подпрыгнул: полуопавшая штучка, которую поглаживала ее ладонь, оказалась очень чувствительной к прикосновениям.

Сюзан убрала руку, посмотрела на круг синего неба над полянкой.

— Как тут красиво, — пробормотала она и закрыла глаза.

Роланда тоже начал смаривать сон. Сегодня она не почувствовала, что за ними наблюдают… а он почувствовал, когда они слились во второй раз. Однако он мог поклясться, что в роще, кроме них, никого нет.

Не важно. Чувство это, истинное или ложное, ушло. Он взял Сюзан за руку, ее пальцы переплелись с его.