— Они думают, что мы избегаем Спуска, потому что уже знаем, что там найдем, — ответил Роланд. — А если еще так не думают, то скоро к этому придут.
— У Катберта есть план.
Взгляд Роланда, уже более осмысленный, заинтересованный, сместился на Катберта. Катберта-шута. Катберта-подмастерье, у которого не было ни единого шанса заслужить револьвер, с которым его отправили на восток на Внешнюю Дугу. Катберта-девственника и вечно второго. Боги, я не хочу его ненавидеть. Я не хочу, но как это легко.
— Завтра утром мы с тобой заглянем к шерифу Эвери. Обставим все как визит вежливости. Мы уже зарекомендовали себя учтивыми, хоть и слегка придурковатыми молодыми людьми, не так ли?
— Есть такое, — с улыбкой согласился Роланд. — Мы скажем, что наконец-то покончили с береговым сектором Хэмбри и теперь надеемся так же скрупулезно осмотреть каждую ферму и ранчо. Но мы не хотим доставлять лишних хлопот и путаться под ногами. В конце концов время сейчас самое жаркое как для ранчеров, так и для фермеров — уборка урожая, и это понимают даже такие городские олухи, как мы. Вот мы и хотим передать доброму шерифу список…
Глаза Роланда вспыхнули. От швырнул потник на перила, схватил Катберта за плечи, крепко обнял. Катберт уловил запах лилий на воротнике Роланда и ощутил безумное желание сдавить пальцами его шею и задушить. Вместо этого он лишь похлопал Роланда по спине.
Роланд отпрянул, губы его разошлись в широкой ухмылке.
— Список ранчо, которые мы хотим посетить, — воскликнул он. — Да! Чтобы они могли перегнать лошадей, которых нам видеть не следует, на соседние ранчо. Перенести лишнее продовольствие, упряжь… Великолепно, Катберт! Ты — гений!
— Отнюдь, — ответил Катберт. — Возможно, я уделил чуть больше времени проблеме, касающейся нас всех. Касающейся, возможно, всего Альянса. Думать нам надо. Ты согласен?
Алена передернуло. Но Роланд шпильки словно и не заметил. Он по-прежнему ухмылялся. Даже в четырнадцать лет его ухмылка вызывала тревогу. Ухмыляясь, Роланд чем-то смахивал на безумца.
— Знаешь, возможно, они даже соберут для нас какое-то количество мутантов, чтобы мы продолжали верить, что с чистотой породы у них большие трудности. — Он помолчал, вроде бы задумавшись, потом добавил:
— Почему бы тебе не поехать к шерифу с Аленом, Берт? Я думаю, так будет лучше.
В этот момент Катберт едва не набросился на Роланда с кулаками. Из груди уже рвался крик: Действительно, почему? Тогда ты смог бы долбить ее не только во второй половине дня, но и утром! Ты идиот! Ошалевший от любви идиот! Спас его Эл… возможно, спас их всех.
— Не говори ерунды, — резко бросил он, и Роланд в удивлении повернулся к нему. От Алена он такого не ожидал. — Ты у нас главный, Роланд. Это признают и Торин, и Эвери, и горожане. Да и мы тоже.
— Никто меня не уполномочивал…
— Никто и не должен! — вмешался Катберт. — Ты заслужил револьверы! Местные едва ли в это поверят… я сам до сих пор верю с трудом… но ты стрелок! Ты должен идти! Это же ясно как божий день! Не важно, кто будет сопровождать тебя, но ты должен ехать! — Он мог бы сказать больше, много больше, но если бы сказал, к чему бы это привело? Или он хотел поставить жирную точку на их дружбе? Поэтому он крепко сцепил зубы, на этот раз даже без пинка Алена… и вновь стал ждать взрыва. Которого вновь не последовало.
— Хорошо. — И говорил Роланд иначе, не так, как раньше, когда Катберту хотелось укусить его, чтобы разбудить. — Завтра утром. Ты, Берт, и я. Восемь часов тебя устроит?
— Вполне. — Теперь, по завершении дискуссии, сердце его бешено билось, а ноги стали ватными. То же самое испытывал он и после стычки с Большими охотниками за гробами.
— Мы предстанем в лучшем виде, — продолжил Роланд. — Милые мальчики из Внутренних феодов, с наилучшими намерениями, но без избытка мозгов. Отлично. — И он прошел в бункер: ухмылка (к удовольствию Алена и Катберта) уступила место легкой улыбке.
Катберт и Ален переглянулись и шумно выдохнули. Катберт кивнул в сторону двора и спустился по ступенькам. Ален последовал за ним, и они вышли на середину прямоугольного расчищенного участка земли, встали спиной к бункеру. На востоке из-за облаков выплывала луна.
— Она его зачаровала, — прошептал Катберт. — Хочет она этого или нет, но в итоге она всех нас погубит. Скорее да, чем нет.
— Не следует такого говорить, даже в шутку.
— Ладно, возложит на нас корону Эльда, и мы будем жить вечно.
— Тебе надо перестать злиться на него, Берт. Надо.
Катберт повернулся к Алену:
— Не могу.
До сезона дождей оставался еще месяц, но следующее утро выдалось пасмурным. В воздухе висела морось. Роланд и Катберт закутались в пончо и поскакали в город, оставив Алена прибираться по дому. За пояс Роланд заткнул список ферм и ранчо, которые им хотелось осмотреть, начав с трех маленьких, принадлежащих феоду. Список они составили накануне вечером. Спешка не предусматривалась: график растянулся до Нового года и в точности соответствовал темпу, которого они придерживались при работе в порту.
По пути в город оба молчали, занятые своими мыслями. Когда они проезжали мимо домика Дельгадо, Роланд вскинул голову и увидел Сюзан, сидящую у окна, яркое пятно в сером утреннем свете. Сердце его подпрыгнуло, и хотя тогда он этого не знал, видение это осталось с ним навсегда: очаровательная Сюзан, девушка у окна. Так мы проскакиваем мимо призраков, которые потом всю жизнь преследуют нас. Они сидят у дороги, словно смиренные нищие, и мы видим их только уголком глаза, если вообще замечаем. Мысль о том, что они могут поджидать нас, даже не приходит в голову. Однако они ждут, а когда мы проносимся мимо, собирают свои пожитки и бросаются за нами, идя по нашему следу и мало-помалу настигая нас.
Роланд вскинул руку, приветствуя ее. Рука двинулась ко рту, чтобы послать воздушный поцелуй, но в последнее мгновение он опомнился. И рука проследовала мимо губ ко лбу, отдавая Сюзан честь.
Сюзан улыбнулась и помахала рукой в ответ. Никто из них не видел Корделию, которая вышла в дождь, чтобы собрать последние кабачки и морковь. Тетка Сюзан стояла в нахлобученном на голову сомбреро, наполовину скрытая пугалом, охраняющим грядку с тыквами. Она наблюдала, как мимо проехали Роланд и Катберт (Катберт ее нисколько не интересовал в отличие от его спутника), потом перевела взгляд на Сюзан, сидящую у окна, прекрасную, как райская птица в золоченой клетке.
И тут Корделию прямо в сердце кольнула игла подозрения. Очень уж резко изменилось поведение Сюзан: чередующиеся приступы печали и ярости уступили место смирению с неизбежным. А может, за смирение она принимала что-то иное?
— Ты сошла с ума, — прошептала Корделия себе под нос, но пальцы ее по-прежнему крепко сжимали мачете. Она опустилась на колени на мокрую землю и продолжила прерванное занятие: отрубала морковную ботву. — Между ними ничего нет, я бы знала. Подростки в таком возрасте ничего не могут скрыть… как… как пьяницы в «Приюте».
Но как они улыбались. Как они улыбались друг другу.
— Совершенно нормально, — ответила на свой же вопрос Корделия, продолжая рубить и отбрасывать ботву, рубить и отбрасывать. Шептать она начала недавно, поскольку с приближением праздника Жатвы общение с дочерью брата давалось ей все труднее. — Люди часто улыбаются друг другу, обычное дело.
То же самое относилось и к вскинутой в приветствии руке, и ответной реакции Сюзан. Симпатичный кавалер салютует красивой девушке. Девушка, довольная тем, что ее красота не осталась незамеченной, машет ему рукой. Все естественно. Однако… Его взгляд… и ее взгляд. Ерунда, конечно. Но… Но она заметила кое-что еще. Да, возможно. На мгновение ей показалось, что Роланд хотел послать Сюзан воздушный поцелуй… потом сообразил, чем это чревато, и в последний момент вскинул руку выше, отдав честь.
Даже если ей это не привиделось, не следует делать далеко идущих выводов. Юные кавалеры горазды на фривольности, особенно вырвавшись из-под надзора отцов. А за этой троицей тянется шлейф прегрешений.