Мишка сообразил, что речь о Марджани.

– Да. И наш водитель. Нас трое.

– Понятно. Давно?

– Неделя. Кажется, неделя.

– Это проблема…

– Еще какая, сэр. А как вы здесь оказались?

– Я археолог. Заблудился. Упал с обрыва. Сломал ногу. Жрец спас меня.

Мишка невольно отшатнулся.

– Жрец?

– Тебе лучше отойти. Не надо привлекать внимание. За тобой приглядывает один тип… – шепнул Дэвид.

– Хорошо, сэр. Нам нужно выбраться отсюда… Потому что… Мой отчим не будет за меня платить.

Мишка посмотрел на небо. Как назло, выкатилась еще одна слеза.

Мужчины не плачут. Мишка упрямо сжал губы, развернулся и пошел к Махмуду. Тот стоял с чашкой похлебки в руке. Суп давно остыл.

Сиддик сидел у постели жены. Вчера врачи сообщили, во сколько обойдется очередной курс лечения. Счет для Сиддика оказался баснословным. Взять такие деньги было просто неоткуда.

Сейчас Сиддик гладил безжизненную руку матери своих детей и думал о том, как быстротечна жизнь. Еще недавно он был полон сил и энергии, строил планы. И вдруг программа дала сбой по всем статьям. Теперь он сидит, состарившийся, беспомощный, зависимый от обстоятельств, сидит и ждет… Чего? Он и сам не знал. Какого-то нового поворота событий, способного все изменить… Только что тут можно исправить, кто поможет?!

Адиля спала. Врачи постоянно кололи ей что-то обезболивающее. Теперь она спала по многу часов. И Сиддик чувствовал себя так одиноко, будто она уже ушла от него… Сам он спать не мог. Лишь изредка впадал в слабое дремотное состояние, похожее на наркотический дурман.

До Сиддика иногда долетали звуки внешнего мира, люди говорили про какой-то теракт в Америке. Но сейчас профессор не мог сочувствовать чужому горю. Своего горя навалилось больше, чем он был в силах перенести.

– Профессор, вам не стоит здесь так долго находиться, – в палату вошла, придерживая маленький железный поднос, медсестра, – это просто бессмысленно. Пойдите куда-нибудь, развейтесь.

Сиддик бросил взгляд на шприц, потом на жену. Ему не хотелось уходить. Но медсестра права. Следует действовать.

– Да. Пожалуй, пройдусь немного.

Он встал. Тело будто из ваты.

– Так нельзя, профессор. Вы и ей ничем не поможете, и себя сгубите, – медсестра смотрела на него с сочувствием. – Посмотрите, на кого вы похожи.

Она притянула Сиддика за рукав к зеркалу, висевшему на стене. Оттуда исподлобья глянул осунувшийся, небритый, смертельно уставший человек.

– Вы просто пугаете ее таким видом.

– Конечно! – он выпрямился и сделал попытку улыбнуться.

Притворил за собой дверь палаты и прошел по больничному коридору, не зная, куда себя деть. Он позабыл, как отдыхают люди. Кажется, профессор позабыл и лица своих детей. Эта мысль напугала его. И он решил наведаться домой. Взглянуть на них. Вдруг больше уже никогда…

Сиддик мотнул головой, словно собирался прогнать мрачные мысли. В самом деле, так нельзя. Нужно надеяться.

Вышел на воздух. Поймал такси. Сел в салон. Машина двинулась.

На улицах Хартума творилось что-то невообразимое. Полицейские не справлялись с регулировкой и без того хаотичного движения. Многие улицы были перекрыты из-за митингов. Раз Сиддик увидел из окна массовую драку, ему даже показалось, что невдалеке стреляют.

– В такое время лучше носа из дома не высовывать, – водитель нервничал, выискивая объездные пути, – сейчас в городе опасно.

– Что происходит?

Таксист недоуменно посмотрел на пассажира через лобовое стекло.

– Наверное, вы единственный, кто ничего не знает. Это митинги протеста против американского вмешательства. Вон, посмотрите туда, читайте, что написано на плакатах.

Сиддик пригляделся и прочел: «Требуем снятия санкций Совета Безопасности ООН против Судана! Нет – бомбардировкам!»

– Если бы не Шейх, ничего бы этого не было… Все наши беды из-за бен Ладена, – продолжил таксист, – из-за него нас теперь считают гнездом терроризма. Если наши станут бастовать, мне нечем будет кормить детей. Так поневоле придется записываться в отряды…

– Какие отряды? – Сиддик нащупал в кармане пиджака сигареты и закурил, что с ним случалось крайне редко.

– Отряды повстанцев, господин. Говорят, там в месяц платят столько, сколько мне не заработать баранкой и за год. Правда, пулю можно схлопотать уже в первый день…

Машина подъезжала к дому. И тут Сиддика посетило странное чувство дежа-вю. Как будто с ним уже происходило это: одиночество, тревога, революционное брожение в Хартуме… Профессор медленно, прислушиваясь к своим ощущениям, поднялся по ступенькам крыльца и положил руку на железное кольцо входной двери… И тут его ожгло воспоминание…

Да, точно! Много лет назад, —кажется, это было в начале девяностых, – он так же стоял, опустив руку на кольцо с львиной головой. В тот день Хашим познакомил его со служителем той самой мечети – странное совпадение… Он называл его разными именами. То Шейх, то Абу Абдалла…

Сиддик даже стукнул себя по лбу. И как он только раньше не догадался!

Марджани выпила горячий кофе и поняла, как же она устала за эти проклятые дни. Но скоро всему придет конец.

Селим, она чувствовала, следил за каждым движением мальчишки. Правда, сама девушка оставалась вне подозрений: ей удалось прекрасно имитировать болезнь старым надежным способом – при помощи обычного порошка лимонной кислоты. Старый фокус… Это значительно снизило бдительность охраны… Теперь нужно лишь выбрать подходящий момент.

К ночи неграм побросали циновки, и они устроились отдыхать прямо под открытым небом. Боевики расслабились после трудного перехода. Видно, местность считалась настолько неприступной, что необходимость в сильном карауле отпала сама собой. Поэтому кочевники после ужина приноравливались спать, кто где.

Дэвид с видом равнодушного созерцателя некоторое время бродил внизу между людьми, пил кофе, приветливо улыбался. Огон распоряжался, устраивая людей на ночлег. Иногда старик задерживался взглядом на фигуре американца. Но тот кивал ему с самым невозмутимым видом. И все сужал круги, приближаясь к симпатичной пленнице, кутавшейся в верблюжье одеяло.

Он был уже совсем рядом, когда к Марджани подошел Селим с разговорами.

«Этот парень меня раздражает», – подумал Дэвид и прошагал мимо, за третьей порцией кофе.

Сгущалась тень. Лагерь готовился ко сну. Хныкали ребятишки, женщины успокаивали их вполголоса. Периодически раздавался громкий смех двух кочевников, им, видно, не спалось.

К Дэвиду подошли его молчаливые носильщики, он взгромоздился на сиденье. Тайна гарамантов, обещанная огоном, сейчас сильно занимала археолога.

Среди африканских племен, упоминаемых древними географами и историками, гараманты занимают особое место. Наиболее достоверные сведения гласят, что они вошли в конфликт с Римом, и этим объясняется упадок и исчезновение их цивилизации. Однако военные экспедиции римлян, посланные в Ливийскую пустыню, чтобы наказать гарамантов – поставщиков живого товара для гладиаторских боев, окутаны легендарной дымкой. Ученые не могут с точностью утверждать, что героические африканские переходы римских легионеров на самом деле имели место. В условиях отсутствия воды, в жару, через пустыни, не нанесенные на карты? Вряд ли…

Скупые записи античных авторов и ограниченное число надписей на памятниках – вот все, что осталось от гарамантов. Положа руку на сердце, каждый честный ученый должен признать: об этой цивилизации известно не больше, чем об Атлантиде, значит, практически ничего.

Дэвид едва дождался, когда Огон позовет его. Оказавшись вновь в круглом зале, ученый горел нетерпением начать разговор. Старик встретил друга пристальным изучающим взглядом.

– Ты понимаешь, что после всего услышанного и увиденного здесь путь назад будет окончательно отрезан для тебя? – тихо произнес жрец. – Ты должен будешь молчать о тайном.