Она ушла и проплакала всю дорогу до колледжа. Конечно, он был прав – по-своему. Не мог он позволить себе относиться к происшедшему так же, как она, и все равно, после его возвращения из Вьетнама она ощущала в себе прежде незнакомую ярость, которую ничто не могло утолить. Однажды она поговорила о своих чувствах с Гаррисоном, он списал это на ее юность, но она-то знала, что за всем этим нечто большее, не только возраст. Она была зла на всех из-за того, что Гарри искалечен, из-за того, что люди не хотят более активно заниматься политикой, боятся высунуть голову. Проклятье, полтора года назад убили президента Соединенных Штатов, как это люди не видят, что происходит вокруг, не понимают, что надо делать… Но Тана не хотела причинять Гарри такими рассуждениями боль. Она позвонила ему, чтобы извиниться, но он не захотел разговаривать. И впервые за шесть с половиной месяцев его пребывания в больнице целых три дня она к нему не приходила. А придя наконец, она просунула в дверь ветвь оливковой пальмы и смиренно вошла.

– Чего ты хочешь? – Он воинственно уставился на нее.

– Да так, плату за квартиру, – несмело улыбнулась она.

Гарри старался подавить ухмылку. Больше он на нее не сердился. Значит, она становится свихнувшейся радикалкой. Ну и что? Все они в Беркли такие. Это пройдет, она перерастет это. Его гораздо больше заинтересовали ее слова.

– Ты нашла место для нас?

– Конечно, – усмехнулась она, – на Чаннинг-Уэй, маленький домик, две спальни, гостиная, кухонька. Думаю, тебе понравится. Все на одном этаже, так что тебе придется вести себя прилично или, по крайней мере, сказать своим подружкам, чтобы громко не визжали.

Гарри пришел в восторг от этой новости и радостно улыбался. Тана захлопала в ладоши и подробно описала домик. Врачи позволили Гарри на выходные поехать с ней. Они сделали все, что могли. Последняя операция успешно завершилась полтора месяца назад, он быстро поправлялся. Пора было домой.

Тана и Гарри не задумываясь подписали документы об аренде. Хозяин, казалось, не возражал против их разных фамилий, и они не стали ничего объяснять. С ликующим видом Тана и Гарри пожали руки, и она отвезла его обратно в больницу. Через две недели они переехали. Гарри надо было еще ездить в больницу для терапевтического лечения, и Тана вызвалась помочь ему в переездах. А через неделю после окончания ее экзаменов Гарри получил поздравление с приемом его в Боалт. Придя домой, Тана нашла его сидящим в кресле, слезы струились по его щекам.

– Меня приняли, Тэн… И все из-за тебя…

Они обнялись и поцеловались. Никогда еще он не любил ее так сильно. И Тана радовалась за своего самого лучшего друга. Она приготовила праздничный ужин, а он откупорил бутылку «Дом Периньон».

– Где ты ее взял? – с изумлением спросила она.

– Сберег.

– Для чего?

Он хранил шампанское для другого случая, но решил, что сегодня произошло много хорошего и они имеют право распить эту бутылку.

– Для тебя, балда ты этакая! – Просто удивительно, до чего она становилась тупа, когда дело касалось его чувств к ней. Но и это в ней он любил. Она была так поглощена учебой, экзаменами, работой, политической деятельностью, что не замечала того, что происходит под носом, во всяком случае, что происходит с ним. Но сейчас он был еще не готов. Ожидал подходящего момента, боясь проиграть.

– Неплохо. – Она отпила большой глоток шампанского и усмехнулась, слегка захмелев, счастливо и легко. Они любили свой маленький домик, все здесь шло мирно и гладко. И тут она вспомнила, что ей нужно кое о чем спросить его. Она собиралась сделать это раньше, но сначала они переезжали, потом покупали мебель, и она просто забыла. – Слушай, мне неприятно тебя об этом просить, я знаю, что это обуза, но…

– О Господи, что на этот раз? Сначала она заставляет меня поступить в юридический колледж, а теперь бог знает какие мучения она опять придумала! – вскричал он с притворным ужасом, но Тана была по-настоящему мрачна.

– Гораздо хуже. Моя мать через две недели выходит замуж… – Она давно уже сообщила ему об этом, но не просила поехать с нею на свадьбу. – Ты поедешь со мной?

– На свадьбу твоей матери? – удивленный, он поставил на стол фужер. – А будет ли это уместно?

– Почему нет? – Она замялась, но продолжала, глядя на него огромными глазами: – Ты мне будешь нужен там.

– Значит, ее очаровательный пасынок будет неподалеку.

– Полагаю, что так. И вообще, все это для меня слишком тяжело. Счастливая замужняя дочь Артура с ребенком и беременная, сам Артур, притворяющийся, что они с матерью только на прошлой неделе полюбили друг друга.

– Это он так говорит? – Гарри взглянул удивленно, а Тана пожала плечами.

– Наверное. Не знаю. Мне все это тяжело. Я не могу участвовать в такой игре.

Гарри думал, разглядывая свои колени. Он еще никуда не выходил после ранения и к тому же собирался съездить в Европу повидать отца. Можно остановиться по пути. Он поднял глаза. После того, что Тана для него сделала, он ни в чем не мог ей отказать.

– Конечно, Тэн, без проблем.

– Ты не очень возражаешь? – Она с настойчивой благодарностью посмотрела на него, а он рассмеялся.

– Конечно, очень. Так же, как и ты. Зато мы сможем вместе посмеяться.

– Я рада за нее, просто… просто я больше не могу играть в эти лицемерные игры.

– Ты только веди себя прилично, пока мы будем там. Мы прилетим, а я на другой день отправлюсь в Европу, хочу повидаться с отцом, он на юге Франции.

Ей радостно было слушать, как он говорит об этом. Удивительно, что всего год назад он заявлял, что собирается остаток жизни забавляться, и вот теперь, слава Богу, он опять может развлекаться, хотя бы пару месяцев, пока не начались занятия.

– Не представляю, как это я позволил тебе уговорить меня.

Но оба были рады, что ей это удалось. Все шло просто замечательно. Они разделили между собой домашние обязанности: она делала все, что было не под силу ему, но поразительно, как много он мог – от мытья посуды до уборки постелей. Правда, он чуть было не задохнулся однажды, когда пылесосил комнаты, и с тех пор это было ее заботой. Обоим было удобно. Она собиралась опять работать. В общем, жизнь для них в это лето 1965-го была прекрасна.

В самолете до Нью-Йорка Гарри заигрывал с двумя хорошенькими стюардессами, а Тана сидела сзади, смеялась и наслаждалась каждой минутой, благодаря Бога за то, что Гарри Уинслоу Четвертый остался жив.

12

Свадьба была простой и хорошо организованной. Джин надела очень красивое серое шифоновое платье, а для дочери (вдруг у нее не будет времени ходить по магазинам) она подобрала светло-голубое. Тана сама никогда в жизни не могла бы позволить себе купить такое – цифра на ценнике привела ее в ужас. Мать приобрела это платье у Бергдорфа, это был подарок Артура, так что Тана ничего не могла возразить.

На церемонии присутствовали только члены семьи, но Тана, раз уж они приехали в одной машине, к величайшей досаде Гарри, настояла на том, чтобы и он был там. Они остановились вместе у «Пьерра»: Тана заявила матери, что не может оставить друга одного. С облегчением она узнала, что Джин с Артуром на следующий день отправляются в свадебное путешествие, значит, ей не надо долго торчать в Нью-Йорке. Она отказалась остановиться в Гринвиче и собиралась вместе с Гарри вылететь из Нью-Йорка в Ниццу, чтобы встретиться с Гаррисоном в Сен-Жан-Кап-Ферра, а потом – обратно в Сан-Франциско, работать. Джин и Артур грозились выбраться к ней осенью и посмотреть, как она живет. Всякий раз, заговаривая об этом, ее мать многозначительно смотрела на Гарри, как бы ожидая, что он к тому времени исчезнет, и в конце концов Тане пришлось все свести к шутке.

– Это ведь ужасно, правда?

Но хуже всего был Билли; он подкатил к ней среди бела дня, как обычно, пьяный, и стал отпускать гнусные комментарии насчет того, что у ее дружка не встает, и заявил, что он, Билли, всегда рад ей помочь, так как помнит, что она – явно лакомый кусочек. И только Тана подумала, а не забить ли его слова обратно ему в глотку, как мимо нее просвистел кулак побольше ее собственного и врезался в подбородок Билли, и тот покатился и аккуратненько рухнул на газон. Тана обернулась и встретила взгляд Гарри, улыбающегося ей из кресла-коляски. Он подоспел вовремя и вырубил Билли с одного удара и теперь был невероятно доволен собой.