- Я, когда молодого назначили замминистром, грешным делом думал, он из этих, говорунов комсомольских. – - Матвей Корнилович, огладил ладонью бородку. – А после поспрашал народ на заводах точмашевских и других, и понял, что ошибался в парне. Наш он. Из коммунистов. Перед рабочими не задаётся, говорит уважительно, расценки у него в хозяйстве такие что очереди в отдел кадров стоят. А ещё знаю, что парень боевой. Вона и звезда героя висит на груди. Не просто так. По делу висит. И под себя не гребёт. Ест – спит на казённом как командированный. А мы и есть, командированные на этот свет. И все загинем. – Матвей Корнилович говорил негромко, но чётко и ясно, так что в тишине зала было слышно даже в самом дальнем уголке. – И вот тут, кое-кто стал забывать, что он на земле-матушке не навсегда. Сервизы, машины, бриллианты, дачи… Сыночка в вуз, затем на непыльную работу, женить и обязательно на такой же номенклатурной невесте. А то, что сынок дурак-дураком, и по ресторанам денежки просаживает, так это пустяки. Правда Арвид Янович? – Рабочий повернулся в сторону известного партийного функционера Пельше, занимавшего пост секретаря МГК[4]. - Вашему сыну от второго брака… лет тридцать? У него за спиной Академия народного хозяйства и место заместителя председателя Московского горсовета по благоустройству. А заодно десятки протоколов приводов в милицию за драки, езду в пьяном виде, и приставания к женщинам. – Он поднял руку. – Успокойтесь. Я знаю, что все протоколы уничтожались одним из ваших людей, а именно сотрудником центрального аппарата – полковником милиции Свириденко. Но копии остались, и я готов предъявить их пленуму. Так вот. Любой другой вылетел бы с места даже за пару таких шалостей. Но пока вы покрываете неудовлетворительную работу милиции, она будет покрывать все скандалы с вашим сыном. – Игнатьев повернулся к другому обличителю Александра. – А вы, товарищ Полянский. Рассказывали нам о квартирах товарища Мечникова. Сказать вам сколько стоит дом вашей любовницы Елизаветы Сергеевой? По оценкам оперативных служб цена дома с постройками, автомашин и золота в доме, составляет восемь миллионов рублей. Акт разумеется в наличии. - Матвей Корнилович вздохнул. – Он о вас говорил, когда предлагал проводить раз в пять лет комплексные проверки и публикацию в центральной прессе список имущества. И слышь, Полянский, если что, мы, рабочие завода имени Ленина, Адмиралтейского завода, Северной Верфи, ЛОМО, и десятка других ленинградских заводов и фабрик, выражаем полную поддержку докладу товарища Мечникова.

- Отчёт секретный! – Воскликнул Амин Ниязов[5].

- Это ты так решил? – Игнатьев покачал головой. – Да срал я на твои выгибоны. Ещё вчера отнёс доклад на копировально-множительную машину, и плюс отправил фототелеграфом в Ленинградские парторганизации. И знаю, что доклад ушёл в Челябинск, Казань, и многие другие города Советского союза. В газетах его возможно не будет, но среди людей текст уже разошёлся. – Он поднял голову и посмотрел на Сталина. – Это ты Коба хорошо придумал – отложить на день заседание. Я почти всё успел.

- А что не успел? – Сталин пальцами расправил усы чтобы скрыть улыбку.

- Получить материалы ещё на пару человек. Ну да, потерпит. Бежать-то им некуда. – Он неожиданно громко рассмеялся, обведя взглядом сидящих в небольшом зале. – Забыли племя бумажное, что рабочий человек всему голова? Да если мы отвернёмся, хоть на минуту, вас торгаши без соли и хлеба сожрут, и не подавятся. Думаете это вы ими командуете? Нет. Это они под вашим прикрытием деньги наваривают. Вы для них расходный матерьял. Купили вас как шлюх, и пользуют. – Он повернулся к Мечникову. – Я знаю, ты парень боевой, даже вон сейчас со стволом, а это лучше всяких характеристик о человеке говорит. Но ты знай. Пока не скурвишься, рабочий класс, он за тебя плечо подставит.

- Спасибо. – Александр подошёл к рабочему и пожал протянутую руку.

История имела продолжение. Амин Ниязов, оказывается тоже собирал свою папочку, а точнее десятки досье, где было всё что произошло в республике за время его руководства, и в результате отделался конфискацией и отставкой. Полянский, и ещё десять человек так отскочить не смогли, и были взяты под арест.

Но главное случилось через день. Его доклад, вышедший одновременно в Известиях, Правде, и других крупных газетах, зачитывали в трудовых коллективах и общественных организациях, цитировали в сотнях статей.

Мечников сразу получил такую славу и репутацию, что впору можно было привинчивать нимб над головой. К счастью наряду с положительными качествами, рабочий класс осуждал его манеру одеваться, а женщины неразборчивость в выборе подруг. Но как пояснил многомудрый Берия, такие недостатки наоборот усиливали достоинства. Сразу было понятно, что человек живой, со своими сложностями, но правильный, раз такую волну поднял. В такой мутной воде, Шелепин первым делом пригласил корреспондента Правды, и дал ему пространное интервью, где публично покаялся в упущениях в работе, и под этим прикрытием начал чистку своего аппарата от «комсомольцев» и «номенклатурщиков». А в процессе чистки сильно помог милиции с материалами на торговую мафию, которая ещё не успела развернуться, но уже оказывала влияние на жизнь в СССР.

Работа в торговле подразумевает ушлость и хомячество, но всему должны быть границы, и эти границы торговому сословию чётко обозначили, пересажав несколько тысяч человек. Правда никого не подвели под расстрельную статью, и сажали-то ненадолго. В основном государство скорее обозначило своё недовольство, чем действительно занималось репрессиями. Но было сделано нечто другое. Все посаженные, лишались права работать на руководящих постах в государственных органах и учреждениях, и вот это было похуже чем длинная отсидка, потому как в кооперации настоящих денег не заработать, да и конкуренция в последнее время с государственной торговлей такая, что кооператорам было не до жира.

Но советские люди за пятьдесят лет советской власти очень хорошо научились понимать намёки власти, и торговцы сильно сократили свои аппетиты. Конечно ненадолго, но Шелепин получивший на Политбюро своего «леща» за упущенную работу по линии профилактики, тоже умел читать знаки, и держал руку на пульсе, готовый полосонуть ножом для очередного кровопускания.

Но всё это случилось чуть позже, а в день, когда завершился Пленум, Александра пригласили в резиденцию Сталина в Кунцево, где за столом присутствовали сам Сталин, Говоров, Булганин и Берия.

О делах разговоров не вели, потихоньку кушая горячее мясо, под красное вино, и любуясь женщинами которые сидели отдельно от мужчин, за столом с шампанским, сладостями и фруктами.

- Скажи, - Берия неожиданно отложил шампур с мясом, и внимательно посмотрел на Александра. – Если бы знал о том, что тебя снимут с работы и сошлют куда-нибудь в Сибирь, ты бы всё равно прочитал свой доклад?

- Да. – Александр кивнул. – Я же ни за благами, ни за почестями не бегаю. Для жизни мне хватит и пары комнат, а денег достаточно на две, а то и три жизни. Ну и Сибирь большая. И там люди живут. Зато может кто-то бы и задумался. Любое общество, живо пока есть обмен между слоями. Как только свежая кровь перестанет поступать наверх, в голову, организм под названием государство умрёт. Поэтому чем динамичнее общество, чем оно более мобильно, тем оно лучше готово встретить любые изменения. Мы же не знаем, что нам будет нужно завтра? Сегодня в цене конструкторы и инженеры, а завтра возможно сорвиголовы и отморозки, а послезавтра – пилоты и штурманы. И чем выше занимаемый пост, тем более плотный контроль.

- А ты не обиделся что мы тебя так сыграли? – Спросил Сталин.

- Нет. – Александр мотнул головой. – Да и невеликая птица, чтобы ставить в известность о таких комбинациях. Тем более, что наверняка, половина её если не больше это импровизация.

- Смотри, Лаврентий. Под ним огромное министерство, по значимости как наш Минсред, а он – «невелика птица».