— Ну что ж… — сказал Гордон.

— Это… удивительно, — проговорил я.

— Еще мягко сказано.

— Это как сон.

— Возможно.

— Мы должны оставить вас? — спросил я.

— Со мной все будет в порядке, — отозвался он.

Данни вернулась, облаченная в тесные кожаные брюки и белый топик, открывающий татуировки на ее плечах и предплечьях.

— Развлекайтесь, — напутствовал нас Гордон.

— Не волнуйся, развлечемся, — проговорила Данни.

Первым делом, когда мы сели в машину, она скользнула вниз, к моей ширинке. Голодное маленькое чудовище, девушка-демон с языком, подобным шустрой змейке. Как я мог спорить с ней? Как я мог сопротивляться? Она стала еще виртуознее в этом деле, нежели раньше. Проглотив мою сперму, она села и воскликнула: «Да!». Ее глаза мерцали. Возвращение из мира мертвых сделало ее еще прекраснее, чем раньше.

— И не говори, что ты не скучал по хорошему отсосу, — сказала она.

— Я никого еще не встречал и не думаю, что встречу, кто мог бы сравниться с тобой, — проговорил я.

— Я знаю, — довольно сказала она.

Сначала она захотела испробовать свою «новую сексуальность» в особняке во Французском квартале — там, где, по ее словам, ее не только оттрахали пятьдесят человек, но и дьявол помог ей вернуться к жизни.

Пока мы ехали, я молчал.

— Алекс?

— Ты действительно считаешь, что твоему воскрешению помог дьявол?

— А кто еще?

— Бог, — проговорил я.

Она закатила глаза.

— В моей жизни никогда не было бога. Только дьявол.

— Почему?

— Ты ведь не собираешься устроить мне проповедь, Алекс?

— Нет, — сказал я, — но большинство людей начали бы верить в бога, если бы вернулись из могилы.

— Я зомби, — сказала она. — Меня вернула к жизни сила жрицы культа вуду. Ее кожа была черней ночи, не такая коричневая, как твоя. Это злобная женщина, ей хорошо платят за ее деяния. Что делает жрица культа вуду, Алекс? Она создает зомби. Посмотри на мою кожу. Я всегда была бледной, но это — мертвенная бледность.

— Но ты же жива.

— Мое сердце бьется, кровь струится в жилах, душа снова в теле. В чертовски сексуальном теле, не правда ли? Я не рассказывала Гордону, что после того, как я погибла в этой катастрофе, я видела тот свет, о котором все говорят, большую белую комнату и людей в длинных одеждах. Они сказали, что мое время еще не пришло, что я должна вернуться, но они не особенно рады этому. Они сказали: «Нам бы хотелось, чтобы ты осталась, но у твоих друзей другие планы». Я не знала, что все это означает. А потом я почувствовала, что падаю, и начала кричать. Я пробудилась с криком на губах, лежа на полу в доме, куда мы направляемся, окруженная свечами, запятнанная кровью и татуировками — метками зла. — Она перевела дух. — Я создание зла, Алекс. Я хочу быть злой.

— Мы приехали, — сказал я, паркуя машину.

Она взглянула на особняк.

— Да. Мы связаны.

— А что, если их нет дома?

— О, они дома.

Я заметил свет в окнах.

— Данни, — сказал я. — Два часа ночи. Что, если они спят?

— Они — порождения мрака, — отозвалась она. — В этот час они пробуждаются.

Марк Перкинс и Вивьен Даркблум действительно не спали и были полностью одеты — причем очень элегантно — и, казалось, совсем не удивились нашему приходу. На нем был красночерный смокинг, на ней — длинное вечернее платье изумрудного цвета.

— Вы знали, что мы придем, — сказала Данни.

— Даниэль… — проговорила Вивьен. — Ты прекрасно выглядишь…

— Довольно живо, — добавил Марк.

Они оба рассмеялись.

— Мы с Алексом решили заехать и выразить вам наше почтение, — сказала Данни.

— Прошу вас, — сказала Вивьен, — заходите.

— Давайте разберемся, — проговорила Данни. — Я приехала сюда потрахаться.

— Как и всегда, впрочем, — заметил Марк.

— Я думала о вас обоих, — сказала она, — о созданиях мрака, таких же, как мы с Горди.

— Она восхитительна! — воскликнула Вивьен.

— По-моему, назрел тост, — подхватил Марк.

В спальне я пил шампанское и снова играл роль наблюдателя. Было открыто несколько бутылок шипучего напитка; мы с Марком наблюдали, как Вивьен и Данни раздеваются и ложатся на кровать.

— Когда ты последний раз принимала ванну, дорогуша? — спросила Вивьен.

— Мне больше не нужно мыться, — отозвалась Данни.

— Действительно, — пробормотала Вивьен, зарываясь лицом в пах Данни. — В этом запахе есть что-то соблазнительное.

Дальше все произошло очень быстро. Данни сказала, что хочет поцеловать Вивьен, прежде чем та начнет лизать ее «киску». Вивьен потянулась к ней. Данни положила руки на шею женщины и сжала ее.

Должно быть, Вивьен сначала подумала, что это такая игра, но потом поняла, что Данни ее душит, перекрывает ей воздух. Вивьен попыталась оттолкнуть девушку, но та держала крепко, словно акула — свою жертву.

Марк слишком поздно осознал, что его жена в опасности. «Эй! — закричал он. — Какого черта…» — и кинулся на помощь. Данни сломала шею Вивьен — я услышал ужасный сухой щелчок и уронил бокал с шампанским. Тело Вивьен безжизненно распростерлось на кровати. Данни схватила бутылку шампанского, стоявшую у кровати, и ударила ей по лицу подбежавшего Марка. А потом острым краем разбитой бутылки перерезала Марку горло.

— О боже… — только и смог вымолвить я.

Меня затошнило. Я упал на колени и начал блевать.

Данни оделась и помогла мне встать на ноги, приговаривая:

— Нам надо идти, Алекс.

— Что ты наделала?

— Может быть, в другой раз при виде твоей блевотины мне захочется попробовать «римский дождь», — сказала она, — но сейчас нам нужно уходить.

— Ты убила их, Данни…

— Ну, это очевидно.

Она села за руль.

— Почему ты это сделала? — спросил я.

— Я должна была.

— Никто не должен убивать.

— Они от нас кое-чего хотели, от Гордона и от меня, — сказала она. — За то, что помогли Гордону. Он заплатил жрице вуду, но им деньги были не нужны. Они хотели от нас того, чего мы им дать не могли.

— Чего же?

— Подчинения, — тихо проговорила она. — Зависимости и раболепия. Ни за что на свете я не смогла бы принадлежать им. Гордон тоже. Я сделала то, что должна была сделать. Гордон знал, что я собираюсь убить их — рано или поздно. Не сегодня, так завтра. Но сегодня мне показалось, что настал хороший момент с ними покончить.

— А зачем ты впутала меня в это дело?

— Прости. Кажется, я тебя использовала.

— Ты изменилась, — сказал я. — Та Данни, которую я знал, не была способна на жестокость.

— Я знаю, — улыбнулась она.

Данни остановила машину, тормоза взвизгнули в тишине ночи, словно летучие мыши. Было почти четыре утра.

— Пойдем со мной, — сказала она.

Поблизости раскинулся парк. Она быстро направилась к серому цементному зданию общественного туалета.

Я так больше не мог.

— Погоди. Куда ты?

— Туда, где самое место таким шлюхам, как я, — отозвалась она. — В сортир.

Она вошла в мужское отделение, я последовал за ней. Внутри было темно, сквозь крохотные окошки едва просачивался слабый свет от фонарей и луны. Воняло тут, как в любом общественном туалете, — мочой, дерьмом и блевотиной.

Данни присела на корточки, спустив до колен кожаные штаны, и помочилась на пол. Взглянула на меня. Ее глаза мерцали в темноте.

— Подойди и пописай на меня, — пробормотала она. — Заставь меня выпить все до капельки. Сделай меня своей грязной шлюхой-дыркой. Ты делал так раньше, так сделай это сейчас.

Я не знаю, что на меня нашло. Я хотел пописать на нее, мне было необходимо это сделать — но если раньше это было нечто чувственное и приятное, то сейчас сам процесс показался мне омерзительным: достать член и направить струю мочи ей в рот, приговаривая: «Выпей это до капли, вонючая шлюха, маленькая дрянь, убийца».