Голец как хоккеист через борт перемахивает стол, хватает Младину за руку и тянет в сторону кухни. Второй меч Харана у него, от лапотников отбиться сможет.

Иду с мечом к выходу, решительным пинком распахиваю дверь. Кому-то снаружи прилетает по лбу. Троих из этой четверки я уже видел возле торга. Толпятся как бараны перед корытом, в руках ножи и дубинки, сами потные, всклокоченные, видать непросто было нас отыскать.

- Чем могу быть полезен, господа?

- Сейчас рвать тебя будем! – натирая ушибленный лоб, громко заявляет тот, который обломился с покупкой Младины. Обиделся, значит...

Я разражаюсь издевательским смехом.

- Ты чем рвать собрался, борода многогрешная? Дубьем сырым? А может тебе кишки железом похолодить, чтобы соображал получше?

Стоит он ко мне первым, чтобы продырявить его пузо мне стоит сделать один неглубокий выпад. Трое единомышленников подпирают его с боков и будут только мешать при замесе. Однако убивать и калечить мне их никак не хочется.

- Ладно, мужики, – говорю примирительным тоном, – идите отсюда по добру по здорову, ловите беззащитных зверушек и снимайте шкуры с них. Я десятник боярский, положу вас тут и мне ничего не будет, а вам за меня боярин виру назначит мало не покажется. Вкурили?

Молчат зверобои.

Господи, да что ж вы такие страшные! Лешие как на подбор! Неудивительно, что Млада им приглянулась, ясно не для черновой работы нужна – кровя улучшать требуется в срочном порядке.

Зверобои...

А где еще двое?

Тут их старшой наклоняет голову к правому плечу. Совместно с последней мыслью мозг обжигает электрический разряд инстинкта самосохранения. Едва успеваю нырнуть влево, мелькнув в непосредственно близости от шеи лесовика, внутрь корчмы со свистом залетает длинная стрела с приплюснутым жалом. Вот тебе и охотнички, слов на ветер не бросают, должно быть, рвать меня собирались со стрелой во лбу уже бездыханного.

Переть грудью на взведенные луки фраера надо поискать, вот и я спешу подальше от двери, чешу от нее скорым полуприсядом и натыкаюсь на Кулея. За ним пыхтят потные мордовороты никак на обидчивых лесовиков не похожие. В глазах под сурово сдвинутыми бровями решительный блеск, в руках топоры.

Что еще за явление?

- Это он! – возбужденно кричат за спиной корчмаря. – Держи!

Кто – он? Я что ли? Выяснять намерения этих ребят нет ни времени, ни желания. Бросаюсь обратно к двери. Приседаю под летящей в лицо дубиной, толкаю кого-то в сторону, отмахиваюсь несильно мечом, жму напролом. Позади слышен хряск разрубаемых костей, крики, буйволиный рев, ругань...

Похоже, те, что шли за Кулеем схватились с лесовиками не на жизнь, а на смерть. Из-за меня схватились.

Кубарем выкатываюсь из корчмы. Вслед за мной вываливается бородатый охотник с разрубленной головой, падает навзничь. Свистят стрелы. Одна чиркает мне по плечу, как бритвой срезая ткань рубахи вместе с кожей и тонким слоем живой плоти. Вторая стрела вызывает клокочущее горловое бульканье в дверях. Успеваю увидеть двух стрелков у коновязи. На мое счастье все свое внимание они переключают на возню в корчме. Сообразительные лесовики вытягивают нежданных противников наружу под меткие стрелы сородичей. Ждать развязки мне не досуг – закончат за меня возьмутся – спешу скрыться за угол негостеприимного строения. Тороплюсь к плетню, невзирая на боль в ноге и стремительно набухающую кровью рубаху. За мной с громким тявканьем бильярдным шаром катится хозяйская собачка. Одним прыжком перемахиваю ограду, сразу же принимаю в право от неожиданно многолюдных причалов. Видать, очередной торговый обоз прибыл. Надеюсь, Голец с Младиной ждут в указанном месте, иначе придется мне возвращаться к корчме, что крайне нежелательно.

Продираюсь сквозь кусты и густые заросли крапивы. Нога болит уже практически нестерпимо, раненое плечо кровит без остановки, весь рукав и бочина красные и липкие. Выламываюсь на берег как медведь из малинника, кручу башкой.

- Батька!

У самой воды Голец на коленях с разбитым лицом окружен пятком оружных, доспешных типов. Бледная, испуганная Младина стоит возле вытянутой на берег лодки, за руку ее крепко держит какой-то тощий, косматый дед.

Хм, приплыли, по ходу...

Что ж за день сегодня!

С обнаженным мечом в руке начинаю медленно приближаться. Очень уж мне любопытно что это за жлобы. По прикиду и отличному вооружению похожи на Минаевых, вернее, Вендаровых молодцов, но рожи все не знакомые. Смотрят без агрессии, с плотоядным интересом, как хищники на заведомую жертву. Дернувшемуся было с колен Гольцу тут же треснули по кумполу, чтоб не трепыхался.

- Вы чьих будете, хлопцы? – спрашиваю. – Дружинника моего отпустите и девка эта тоже со мной! Слышь, сухостой, хорош девочку мацать, отпусти, говорю!

Я понимаю, что один против шестерых даже на кулаках вряд ли сдюжу, но выхода иного нет, своих в беде оставлять последнее дело.

- Чего молчите, дефективные что ли? Меня не слышно? Але, э! Ну, вам же хуже...

Угрожающе потрясая клинком, делаю несколько шагов к Гольцу. Двое крайних грамотно начинают обступать меня с боков.

- Убери меч! – слышу позади повелительный окрик. – Всем стоять!

Ага, а за пивком не сбегать? Вот нарочно не остановлюсь и не оглянусь.

- Убери меч, Старый! Свои.

- Значит, не ты терем поджег?

Говорит Рваный медленно, словно нехотя.

- Нет, не я, – отвечаю в схожей манере.

- А кто тогда?

- Может проводка коротнула, газ рванул иль Любослава с сигареткой в постель улеглась, откуда я знаю?

- Я же серьезно, Андрей.

Я отрываюсь от мутного, заплеванного дождем окошка, долго гляжу в упор на сидящего через стол Мишу. Он тоже смотрит на меня и совсем не мигает как удав. На лице живейший интерес к теме и что-то еще неуловимое, не слишком приятное.

Морда у Миши раскраснелась от принятого обильного обеда, подбородок блестит жиром, глаза сыто и лениво поблескивают как у домашнего кота. Рваный в богатом, расшитом от сапог до ворота шерстяного пиджака одеянии, доставшемся по наследству от Овдея. Даже боюсь предположить сколько отвалил за сей понтовый прикид Мишин предшественник. Я сижу босой, расхристанный, в простом нательном белье, синеватый от холода как несчастный каторжанин, однако сильного дискомфорта не ощущаю, ибо внутри меня плещется полтора литра стоялого хмельного кваса с нехилыми такими градусами. Мерный шум дождя и легкий туман в голове клонят ко сну почище любого снотворного.

Который раз Рваный подступается ко мне с этим вопросом, сначала исподволь, теперь, гляжу, всерьез взялся, время свободное появилось. Но я же не дурак отдавать в чужие руки клубок из которого нитка ко мне тянется. Расскажу ему все потом когда уляжется, обязательно расскажу...

- Долго меня тут держать будут? – меняя интонацию, кидаю встречку. – Третьи сутки сижу как морская свинка: жру, сплю, на парашу хожу. Опух уже от безделья.

- Не от безделья ты опух, а от пива дармового, так что не жалуйся, помоги лучше следствию.

- А ты, значит, следователь?

- Нет, Старый, я – твой друг. Следователь, как ты выразился, у князя некто Дрозд. Да ты видел его.

Вспоминаю невысокого, с длинным серым, костистым лицом дядю, трущегося по левую руку от полоцкого владыки. Кепку-жиганку на лоб – как есть ханыга-грузчик из продуктового. Как я теперь понимаю, он у Рогволда навроде Гоши Жидкова у Фрола – начальник особого отдела. Взгляд у него такой чекистский, проницательно-честный и сердце наверняка пламенный мотор.

- А тот с медвежьими зубами на шее – кто?

- Змеевыми, – поправляет Рваный.

- Чего?

- Змеевыми зубами, говорю. Змеебой это. Главный воевода Рогволда, его правая рука, головорез каких поискать.

Я так и подумал, когда на берегу у лодок увидел рядом с Мишей этого бомбилу с лицом бордюрного камня.

- Зачем вы их сюда притащили?

- Это не мы. Князь их с собой взял. Нас с Буром он, понятное дело, спрашивать не стал. Хочу, говорит, проехаться, посмотреть что там за непонятки в Вирове творятся, да и рассудить по чести всех недовольных. Своенравный он, упрямый, но мужик, в принципе, неплохой. Главное, чтоб Минай не успел ему в уши лишнего надуть, так то князь на нашей стороне. Если бы не сгоревший терем... Больно шибко Бур расстроился, а через него и сам Рогволд.