Вокруг было темно. Вскарабкавшиеся на небо сумерки с россыпью белых звёзд, делали обстановку ещё страшнее. В душе генерала было неспокойно: дурные предчувствия и тошнота перекрикивали друг друга: кто сильнее?

И его наполнил страх. На лавочке, освещаемой чуть ли не единственным фонарём в округе, кто — то сидел. Его лица было не видно, ибо его голова была наклонена; его глаза внимательно изучали собственную обувь.

Генерал подошёл, и человек поднял голову. Это был Эшфорд.

— Проклятие, что ты тут делаешь?

— Извините, мой генерал… Я не мог уйти от Вас. Они просили передать, что Вам нужно осмотреть второй этаж, Вашу бывшую спальню.

— Кто они? — он отвернулся и глянул на окна второго этажа. В них горел свет и оттуда, на нашу парочку, смотрело чьё — то лицо. Но когда он повернулся обратно, Эшфорда уже не было.

Какая — то чертовщина, подумал он. Наверняка в дом забрались какие — то грабители! С этими мыслями генерал взял свой револьвер и поднялся на второй этаж.

Ступеньки скрипели, словно под ногами генерала находился целый оркестр. Он шел навстречу своим кошмарам, оставив далеко позади свою выправку и твердость. Теперь, если бы кто — либо мог посмотреть на генерала, он увидел бы, лишь ужасный страх, который искривил его лицо, словно разбитое зеркало кривит отражение. Что же, они были не очень умелыми. Он насторожился: из щелей в двери сочился свет.

Толкнув дверь, он выставил револьвер вперёд, готовясь к схватке. Но вместо этого он увидел очень знакомого человека, ожидающего генерала.

Поразительно, что место, которое ты так давно не посещал, твердо врезается тебе в память. Словно кто — то вогнал тебе это в голову, кто — то наделённый силой.

Но в жизни всё иначе. Наоборот, то, что ты так страстно жаждешь забыть, всплывает с новой силой.

— Ты?.. — голос генерала понизился. Он был в ужасе и растерянности.

Вс вокруг замерло. Словно кто — то начал прокручивать каждый кадр во время монтажа фильма. Ключ ко всему был на поверхности: генерал не видел этого, но позади этого человека было что — то невнятное. Будто бы вместо стены был сплошной белый цвет. Если бы создатель забыл про этот клочок комнаты, то, что должно быть вместо неё? Свет? Пустота? Улица? Каждому человеку свой ответ.

— Я, — ответил незнакомец, ехидно улыбаясь, — не ожидал?

— Я… Я думал!..

Но не успел он договорить, как послышался выстрел. Грудь потеплела.

Генерал проснулся. На его груди было большое пятно от пролитого чая. Он вскочил, и, оглянувшись, лёг обратно. Ведь всё было спокойно вокруг. Очередной кошмар, подумал он, и перевернулся на другой бок.

Глава 10. Новая революция.

Фрэнк очнулся. Он не мог открыть глаза, но чувствовал очень сильную боль в груди. Будто кто — то вогнал туда нож, или ещё чего. Его лоб был холодным от воды и какой — то тряпки, судя по всему. Наконец, мучения прекратились, и он снова заснул.

Он раскрыл глаза, когда в комнате горели светильники. Он глянул в окно, но ничего не увидел: была ночь. Затем Фрэнк услышал чужое дыхание, и повернулся туда: это был Август.

— Ты попал в переделку, Фрэнк. Тебя подстрелил этот жандарм. Не переживай, мои ребята ему отомстили. Не говори ничего, ты и так намучился. Служанка говорила, что ты можешь не выжить. Но тебе повезло. Снова Смерть не смогла забрать тебя.

Фрэнк промолчал. Его глаза наполнились слезами, ибо уже второй раз он был вырван из лап смерти. Это отдаляло его от встречи с братом. Но Август продолжил:

— Ты любил своего брата, Фрэнк? — он говорил успокаивающим тоном, и на кивок Фрэнка, он продолжил: — я завидую тебе. Братская любовь это самое лучшее чувство. Сильнее и могущественнее, чем любовь к жене, к даме сердца. И гораздо сильнее, чем сестринская любовь. Ибо сёстры всё же соперницы, хоть и отчасти. Но не братья.

Тебе повезло. Он любил тебя? Любил, конечно, любил. Я бы хотел быть на твоём месте. У меня тоже был брат. Он всегда заботился обо мне, с самого детства. Ты знаешь, что я вспомнил? Однажды мы с ним, гуляя по городу, встретили каких — то франтов. Боже, как я не люблю франтов! В общем, у нас была перепалка… И драка. Представляешь, мой брат смог отправить в нокаут одного из них, а остальные разбежались!

И когда об этом узнал отец, он был готов убить того, кто это затеял. И… Мой брат защитил меня даже тогда. Даже тогда он защитил меня, от нашего собственного отца.

Порой, перед сном, я вспоминаю эту историю, и понимаю, какой же я несправедливый был по отношению к своему брату позже. Я не любил его. Он не был в этом виноват, нет. Скорее я был. Я всегда хотел быть лучше него, и потому желал ему всяческих несчастий. И когда он радовался моим победам, я ликовал: ибо это Я, Я добился.

Когда он пригласил меня на свою свадьбу, я не приехал. Я не хотел видеть ни его, ни его жену, ни их будущих детей. Я был единственным, в ком он нуждался; я не поддержал его ни разу. Думал, что если пожалеть его, то я уйду с первых ролей. Мне было меньше тридцати, когда он умер.

И сейчас, спустя столько времени… Я жалею об этом. Понимаешь? Жалею. Я понимаю, что мой максимализм, моё желание быть первым, сгубило наши отношения… Сгубили отношения с человеком, единственным человеком, который всегда меня оправдывал, и всегда защищал.

Иногда, суровыми ночами, я думаю: если бы мой брат был бы жив, я бы не был таким одиноким. — Внезапно он прервался.

Отдыхай, Фрэнк. Тебе нужно набраться сил, прежде чем я озвучу план наших действий.

Август покинул комнату. Фрэнк не совсем понял то, что он рассказывал, но его не покидало чувство жалости: этот человек потерял единственного, кто его любил, больше тридцати лет назад, и до сих пор живёт воспоминаниями.

Все мы, рано или поздно, начинаем ими жить.

Одним прекрасным утром, Фрэнк проснулся полным сил. Он чувствовал, что пролежал в этой кровати уже много недель (на самом деле всего лишь пять дней). Его расстёгнутая белая рубашка, выстиранная, была до сих пор на нём. Он увидел след от пули; именно сюда попал тот офицер.

Он вдруг почувствовал себя всесильным, ибо много кто пытался убить его за последнюю неделю. И никому не удалось. Он ещё немного полежал, изучая комнату.

Это была просторная спальня. Кровать находилась прямо у окна с серыми занавесками. В углу расположился выложенный красивым кирпичом камин, а рядом с ним — обитые ситцем кресла с украшенными разными разноцветными камнями ручками. Сейчас в комнате не было никого, кроме Фрэнка. Но он увидел, что рядом с ним был стул, который выбивался из общей картины комнаты.

Наконец, он встал с кровати. Его вдруг посетила ужасная мысль — он был без штанов. Оглянувшись, Фрэнк увидел их на окне. Тут же надев их, он направился к двери.

Не имея представления, куда именно ему нужно, он всё-таки нашёл свой путь. Ибо из гостиной он услышал знакомый голос. Это был Август.

Он остановился у входа, ибо услышал ещё один знакомый голос. Арчибальд Бэнси тоже был здесь. И он был очень доволен, судя по голосу:

— Мои ребята дали отпор жандармам, Филипп. Но теперь, боюсь, у нас ещё большая проблема. Они арестовали многих наших. Теперь они сидят в камере, а мы не можем их выкупить, ибо так же отправимся в тюрьму. А нынче суд короткий — расстрел.

— Не переживай… Роджер ещё пользуется поддержкой.

Наконец, Фрэнк постучал кулаком об стену, и сказал, заходя внутрь:

— Извините, что помешал, господа…

— О, мистер Гоцеллин! — Арчибальд улыбнулся, и глянул на того, — Вы не помешали. Проходите, проходите.

— Садись, Фрэнк, нам многое нужно обсудить.

Фрэнк прошёл к столу. Бэнси и Август сидели за завтраком. Их тарелки были пусты, газеты сложены, но чашки были ещё полны. Тут же за Фрэнком появилась служанка, и подала ему завтрак.

Пока Фрэнк ел, Август начал рассказывать, что случилось, пока Фрэнк был в отключке.

— Итак… После той потасовки мы отнесли тебя сюда. Ну и страху же было, скажу я тебе! Многих наших арестовали. Информатор внутри Ставки сообщил нам, что они приговариваются к расстрелу.