– Один раз, – продолжила Тамара, допив вино, – наверное, спустя полгода, как я родила ему второго сына, мы отправились в окрестности Орлиного гнезда. На его еле живом мотоцикле. Там тогда было полно уединенных мест. Захватили выпивку и еду в кошелке, с детьми осталась моя мама, она как раз приехала в гости.

– И что же случилось потом? – спросил Бонифацкий.

– Ну и, не знаю, как он, а я получила сполна этого экстрима, который он искал. Рано или поздно что-то такое должно было произойти. Нас таки застукали, когда мы занимались этим, плотно перекусив и выпив по бутылочке пива.

– Милиция? – предположил Бонифацкий заворожено.

– Если бы, – вздохнула Тамара. – Они неожиданно вышли из зарослей, человек десять, быть может, даже больше. Я, если честно, сбилась со счета. Потом. Они дали моему благоверному по ушам, просто так, чтобы мы поняли – это не шутка, а затем объяснили нам, в двух словах, что им от меня требуется, чтобы мы смогли разойтись.

– От тебя?

– Ну, естественно, от меня! Чего им было добиваться от моего дурака-мужа? Мотоцикл, как вы, наверное, понимаете, Вацлав Збигневович, их не очень-то интересовал. Тем более, на нем не уедешь вдесятером, верно?

– Они тебя изнасиловали? – догадался Бонифацкий, испытывая какое-то странное, немного болезненное любопытство.

– Не совсем так, – сказала Тамара. – Мне предложили отдаться добровольно, пообещав, что в противном случае, если я упрусь, обязательно изнасиловать, а потом и убить. И меня, и его. Будь хорошей девочкой, заявили мне эти негодяи, и поверь, тебе даже понравится, будешь просить еще. У меня, конечно, были кое-какие сомнения, на этот счет, но что прикажете делать?

Бонифацкий допил вино.

– В общем, – сказала Тамара, – все действительно оказалось не так уж плохо, как я воображала в начале. Конечно, было немного страшновато, но, когда до меня дошло, что никто не собирается делать мне больно…

– А муж? – спросил Бонифацкий.

– Сидел себе на пенечке, – Тамара улыбнулась. – Если честно, у меня не было ни малейшей возможности наблюдать за ним, я была слишком занята. Даже не знаю, сколько это длилось, возможно, час или даже два. Когда они, наконец, закончили забавляться со мной, вечерело. Они вымотались, каждый кончил, наверное, по несколько раз, что же касается меня, то… если честно, Вацлав Збигневович, я вообще потеряла счет оргазмам. Они сдержали слово, и, посмеиваясь, отправились восвояси, оставив меня в полуобморочном состоянии и моего Васю, честно скажу, не знаю, в каком.

– Что было потом?

– Мы молча отправились домой, – сказала Тамара. – Сначала я думала, что он оставит меня в лесу или даже прибьет. Или изнасилует. Не знаю, что было у него на уме, но, кажется, что-то подобное. Однако, он и пальцем меня не тронул. Наверное, понимал, что сам во всем виноват, или, по крайней мере, его вина в том, что случилось, ничуть не меньше моей. В конце концов, это ему не сиделось дома, и он не смог меня защитить. Правда, вечером я уже не очень-то жалела по поводу того, что он у меня такой худосочный. Не перебросившись ни единым словом, мы вернулись в Алушту. Сославшись на какую-то чепуху, вроде болей в животе, он отправился спать на чердак. Я его не удерживала. Мы прожили в молчании несколько дней, а через неделю он подал на развод, заявив, что никогда не сумеет забыть моего поведения, и никогда не простит мне того, что я вела себя, как последняя шлюха. Что мои сладострастные вопли будут звенеть у него в голове до тех пор, пока его не положат в гроб, если он каждый день будет видеть мою физиономию. Я не стала с ним припираться, нас, в конце концов, развели. Я переехала жить к маме. Напоследок заявила этому болвану, что, в отличие от него, ничуть на него не обижаюсь, и даже благодарна его придурям, потому что благодаря им узнала, что такое настоящий оргазм. Видели бы вы его рожу, когда он это от меня услыхал.

– М-да, – протянул Бонифацкий, – интересная история. – И какое она имеет отношение к нам, а, Тома? Ты что же, надеешься получить нечто подобное, если до тебя доберутся эти кретины, которым всегда мало водки?

– Я надеюсь, – сказала Тамара, – хорошо провести с вами время, Вацлав Збигневович. Кажется, у нас это получится. А вы говорили, ничего не выйдет.

– Да уж, – согласился Бонифацкий, к которому, в процессе ее рассказа, как это ни странно, вернулась эрекция. – Ты, оказывается, волшебница, Тома. Шахеризада, мля.

– Все, что ни делается – к лучшему, Вацлав Збигневович, сказала Тамара, зажав его пробудившегося воина своими пухлыми грудями. – Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Побудьте со мной до утра, и постарайтесь ни о чем не думать. А там все наладится, вот увидите.

– Кое-что уже наладилось, – согласился Бонифацкий, поглаживая ее по голове. – Хорошо. Только вот что. Сними-ка эти дурацкие чулки и надень передник, ладно?

Когда она справилась с полученным заданием и встала перед ним, он, сбросив дурацкий халат Витрякова, поманил ее пальцем:

– Иди-ка сюда, одноклассница.

На этот раз у него бы наверняка получилось, но День Рождения Леонида Витрякова, который стоил имениннику жизни, выдался явно не его, Вацлава Збигневовича днем. Правда, день давно закончился, перетек в ночь, но и она оказалась подстать дню. То есть, не Бонифацкого. Стоило Тамаре примоститься у него на коленях, как со стороны коридора до них донесся тяжелый топот. Бонифацкий, у которого не осталось сил даже выругаться, подумал, цепенея, что его издает десяток, а то и более пар ног.

– Кажется, ты дождалась, Тома, – почти торжественно обронил Вацлав Збигневович. Секунду любовники оставались неподвижными, как фотография из наглядного пособия по сексу для тех, кому за тридцать и чуточку больше, затем перевели дух. Самые худшие опасения пока не оправдались, мужчины, Боник нисколько не сомневался, что это перепившиеся гангстеры Витрякова, кто еще, протопали мимо.

– Куда это они собрались? – сказал Бонифацкий. Тома пожала плечами. – Главное, что не к нам на огонек, верно?

– Наверное, мне все же надо выяснить, что там за лошадиные бега начались, – неуверенно протянул Боник, словно спрашивая у Томы совета и при этом пребывая в уверенности, что она станет его удерживать от этого. И не ошибся.

– Не ходите туда, Вацлав Збигневович!

Боник высвободил руку, ему снова, в который раз, стало решительно не до секса. Слов нет, Тамара жевала свой хлеб не зря, но не следовало ожидать от нее чудес в особняке, медленно, но уверенно превращающемся в какой-то зловещий балаган.

– Вставай.

– Не ходите, Вацлав Збигневович.

– Дай халат! – заартачился Бонифацкий.

Тома, вскочив, помогла ему набросить халат. Вацлав Збигневович сначала прильнул ухом к ведущей в коридор двери, а потом приоткрыл ее и осторожно выглянул наружу.

Он увидел темные силуэты дюжины широких спин, они удалялись, захмелевшие боевики Витрякова уже прошагали мимо. В одном из них, немного отставшем от остальных, Бонифацкий узнал Желтого, второго своего телохранителя, которому, вообще-то полагалось дежурить под его дверью.

– Артур! – позвал Вацлав Збигневович. Медленно удалявшийся телохранитель сначала остановился, потом нетвердо шагнул назад.

– Артур, ты что тут делаешь?!

– Иду…

– Как это, иду? Куда это? Ты где был?

– Пиво пил, – с вызовом ответил Желтый и тут до Боника, наконец, дошло, что телохранитель буквально в стельку пьян. Желтый слегка покачивался, его простецкое лицо раскраснелось, а глаза, и без того немного навыкате, налились кровью, как у раздраженного быка.

– Ты что, выпил, Артур? – спросил Боник, хоть ответ не вызывал сомнений.

– Я? Я ни в одном глазу, Збигневович, – заявил телохранитель с апломбом, глядя на шефа даже не бычьими, а куда как более страшными глазами стаффордширского терьера, собравшегося порвать ненавистную хозяйскую глотку за изнурительную дрессировку и страсть к собачьим боям, где, К БОЛЬШОМУ СОЖАЛЕНИЮ, ЛЬЕТСЯ КРОВЬ БОЙЦОВ, А НЕ ЗРИТЕЛЕЙ, КОТОРЫЕ ЭТО ЧЕСТНО ЗАСЛУЖИЛИ.