Она говорила нараспев — так, как говорят на юге. Она не испугалась. Она ждала, готовая, казалось, защитить мужчин всем своим дородным телом.

— Мне нужно получить у вас кое-какие сведения, — сказал комиссар. — Вы, конечно, знаете, что в Дизи совершено преступление.

— Нам рассказали люди с «Кастора и Поллукса», который обогнал сегодня утром нашу баржу. Неужели это правда? Нет, это немыслимо! Как можно было такое сделать? И главное, на канале! Здесь же всегда так спокойно!

На щеках ее выступил румянец. Оба мужчины продолжали есть, не переставая наблюдать за комиссаром. А Мегрэ машинально взглянул на блюдо с черноватым мясом, запах которого щекотал ноздри.

— Козленок, я его купила сегодня утром у шлюза в Эньи… Вы пришли, чтобы получить от нас сведения? Но мы ведь отплыли до того, как был обнаружен труп. Кстати, вы уже знаете, кто эта несчастная дама?

Один из двух сидящих за столом мужчин был ее мужем — небольшого роста, черноволосый, длинноусый. Все его существо излучало доброту и покорность. Он слегка кивнул незнакомцу, предоставив жене вести разговор.

Второму было лет шестьдесят. Густые брови, густые плохо подстриженные и совсем седые волосы. Такая же седая трех-четырехсантиметровая щетина на подбородке и щеках. Словом, волосы как у зверя. Зато светлые невыразительные глаза.

— Я хотел бы задать несколько вопросов вашему коноводу, — сказал он.

Женщина засмеялась.

— Жану? Должна вас предупредить, что он не слишком разговорчив. Он у нас медведь! Посмотрите, как он ест! Но лучшего коновода не сыщешь.

Вилка старика замерла в воздухе. Он устремил на Мегрэ трогательно-чистые зрачки. Такой взгляд бывает у деревенских дурачков или привыкших к ласке животных, с которыми вдруг начинают обращаться грубо.

Некоторая глуповатость — да. Но, кроме нее, еще что-то невыразимое, какая-то самоуглубленность.

— В котором часу вы поднялись и стали чистить лошадей?

— Как всегда.

— Широкие плечи старика казались еще шире оттого, что ноги у него были очень короткие.

— Жан каждый день встает в половине третьего ночи, — вмешалась хозяйка. — Вы бы посмотрели на наших лошадей! Он ежедневно бинтует им ноги, как породистым скакунам. А вечером его не заставишь выпить стакан белого вина, пока он не оботрет их соломенным жгутом.

— Вы спите в конюшне?

Казалось, Жан не понял вопроса. За него снова ответила женщина. Указав на постройку, возвышавшуюся посреди баржи, она сказала:

— Это конюшня. Он всегда спит там. Наша каюта — на корме. Хотите посмотреть?

Палуба блистала чистотой. Медные части были надраены лучше, чем на яхте «Южный Крест». А когда женщина открыла двустворчатую дверь из американской сосны, Мегрэ увидел маленький уютный салон с иллюминатором из цветного стекла.

Там стояла дубовая мебель в стиле Генриха III, традиционная для мещанских интерьеров. Стол покрыт вышитой разноцветным шелком скатертью, на нем — вазы, фотографии на подставках, жардиньерка с цветами. На буфете лежали кружевные салфетки, кресла были покрыты строчеными чехлами.

— Если бы Жан захотел, мы могли бы устроить ему постель поближе к нам. Но он уверяет, что может спать только в конюшне. Мы даже побаиваемся, как бы он не получил удар копытом. Конечно, лошади его знают, но ведь во сне…

И она принялась за еду, как истая хозяйка, которая готовит лакомые блюда для других, а сама, не задумываясь, довольствуется тем, что останется.

Жан поднялся, поглядывая то на лошадей, то на комиссара, а хозяин стал свертывать себе цигарку.

— И вы ничего не видели и не слышали? — спросил Мегрэ, пристально глядя на коновода.

Жан повернулся к хозяйке, и та с набитым ртом ответила за него:

— Поверьте, он бы сказал, если бы что-нибудь видел.

— «Мария» подходит, — с тревогой в голосе сказал муж.

Вот уже несколько секунд в воздухе ощущалось дрожание мотора. Теперь позади «Провидения» неясно различались очертания другой баржи.

Жан посмотрел на женщину, а та смущенно взглянула на Мегрэ.

— Послушайте, — наконец сказала она. — Если вам надо поговорить с Жаном, вы, может, сделаете это в пути? «Мария», хоть и моторная баржа, идет медленнее нас… Если она обгонит «Провидение» перед шлюзом, она задержит нас на целых два дня.

Жан не стал ждать, пока она договорит. Он снял с лошадей торбы с зерном и провел их на сто метров вперед от баржи.

Хозяин схватил жестяную трубу, поднес ее ко рту, послышались дрожащие звуки.

— Вы останетесь на барже? Можете не сомневаться, мы вам скажем все, что нам известно. Нас все знают на каналах от Льежа до Лиона.

— Я догоню вас у шлюза, — сказал комиссар и сошел на берег.

Сходни убрали. У ворот шлюза появился человек, и подъемные щиты отворились. Лошади пустились в путь, позвякивая бубенчиками и потряхивая красными султанами на головах.

Жан шел рядом медлительный, безразличный ко всему.

В двухстах метрах позади моторная баржа замедлила ход — там заметили, что подошли слишком поздно.

Мегрэ поехал вслед за судном. Он видел женщину, которая торопливо заканчивала трапезу, ее мужа, худого и хрупкого, почти лежавшего на слишком тяжелом для него штурвале.

Мегрэ зашел в кафе «Флотское» и, увидев у окна за столиком Люкаса, объявил:

— Я уже завтракал.

— В Эньи? — полюбопытствовал хозяин. — Там гостиница моего шурина.

— Принесите нам пива, — сказал Мегрэ.

Все произошло, словно по заказу. Комиссар жал на все педали. Когда он подъезжал к Дизи, погода стала портиться.

Небо заволоклось тучами, последние солнечные лучи скрылись, и полил дождь.

«Южный Крест» по-прежнему стоял на месте. На палубе ни души. От шлюза не доносилось никакого шума, так что Мегрэ, услышав кудахтанье кур во дворе, впервые почувствовал себя по-настоящему в деревне.

— Ничего нового? — осведомился он у инспектора.

— Матрос вернулся с провизией. На минуту показалась женщина в голубом пеньюаре. Полковник и Вилли зашли выпить аперитив. По-моему, смотрели на меня косо.

Мегрэ набивал трубку, выжидая, пока хозяин, подавший пиво, удалится к себе в лавку.

— У меня тоже ничего, — недовольно проворчал он. — Из двух судов, которые могли доставить Мэри Лэмпсон сюда, одно потерпело аварию в пятнадцати километрах от Дизи, а другое тащится по каналу со скоростью три километра в час. Первая баржа — железная, поэтому никакой смолы там нет и покойница не могла в ней выпачкаться.

Другая — деревянная. Фамилия речников — Канель. Хозяйка, дородная мамаша, всячески хотела влить в меня стопку жуткого рома, а муж ее, пигалица, вертелся вокруг нее, как спаниель.

Есть еще коновод. Он либо тупое животное, либо прикидывается дурачком и тогда делает это превосходно. Вот уже восемь лет как живет с ними. Если муж похож на спаниеля, то этот Жан — типичный бульдог. Встает в половине третьего ночи, кормит и чистит лошадей, выпивает чашку кофе и пускается в путь. Так он проделывает в день тридцать-сорок километров размеренным шагом и выпивает стакан белого вина у каждого шлюза. Вечером обтирает лошадей соломенным жгутом.

Я проверил его документ — старый военный билет, который и перелистать-то трудно: страницы склеились. Выдан он на имя Жана Либержа, уроженца Лилля, год рождения тысяча восемьсот шестьдесят девятый.

Вот и все. Впрочем, нет. Если допустить, что Мэри Лэмпсон села на баржу «Провидение» в четверг вечером в Мо, значит, она была еще жива, когда приехала в Дизи, в воскресенье вечером. Два дня прятать человека против его воли в конюшне баржи фактически невозможно, раз не только виноваты все трое.

По лицу Мегрэ было видно, что он в это не верит.

— Если предположить, что пострадавшая села на баржу по своей воле… Знаете, что вам сейчас нужно сделать, старина? Узнайте-ка у сэра Лэмпсона девичью фамилию его жены. И не отходите от телефона, пока не добудете все сведения о ней.