– Нет, вы посмотрите, что пишут, – вскочил за одним из столов, потрясая газетой в руке, какой-то мужичок невзрачного вида, одетый в несколько затасканный костюм, с раскрасневшимся лицом и какими-то безумными глазами за стёклами очков. – Это же уму не постижимо!

Гул в помещении быстро стих.

– Слушайте, что пишут в этой газете, – развернув газету, очкарик начал читать: «Император и императрица, прибыв к Ваганьковскому кладбищу, куда свезли раздавленных и затоптанных насмерть с Ходынского поля, пролили немало слёз. Только не были ли эти слёзы крокодиловы?!»

– Я чего-то не понял, – на ноги поднялся здоровый мастеровой, находившийся в состоянии уже хорошего алкогольного опьянения. – При чём тут Государь с царицей и крокодиловы слёзы?!

– Это аллегория. Крокодил плачет, когда поедает свою жертву, – начал было объяснять мужчина, поправив на носу очки, но мастеровой его перебил.

– Это чё… Писака императора с крокодилом сравнил?! Это чё творится-то?! Да я ему…

Дальше пошёл непередаваемый русский фольклор посвящённый убийству, нанесению травм и неестественной половой жизни с репортёром, написавшим эти слова.

– А что за газета? – раздался чей-то крик.

– «Новости дня». Статью подписал какой-то «Скучающий россиянин», а редактор и хозяин Абрам Яковлевич Липскеров.

– Млять и здесь евреи…

– Царя оскорблять…

– Где типография…

– Рядом на Ниглинке…

– Доходный дом купеческого общества…

– Айда громить…

– Пошли…

– Бей жидов…

Трактир быстро опустел. Купец, подойдя к стойке, расплатился за свой заказ и, покидая помещение одним из последних, тихо под нос произнёс: «Вот про Абрама Яковлевича Липсерова, Гаврилову говорить не надо было. Как бы еврейские погромы не начались».

– Дмитрий Фёдорович, объясните мне – каким образом в Москве возникли волнения, погромы и что вообще произошло? Мне что одной Ходынки мало во время коронации?

– Ваше императорское величество, народ разгромил пять типографий, в которых сегодня были напечатаны материалы с критикой в вашу сторону, действий генерал-губернатора и моих, как московского обер-полицмейстера при организации народного гулянья на Ходынском поле, – чеканя каждое слово, твёрдо ответил генерал-майор Трепов, готовясь про себя к получению отставки.

– И какая же критика?

– Про «желтую прессу» говорить не буду, но в газете «Новости дня», редактором и хозяином которой является господин Липскеров, вышла статья некоего «Скучающего россиянина», сравнившего слезы императора и императрицы на фотографиях у Ваганьковского кладбища с крокодиловыми. Почти как в пьесе Островского «Волки и овцы», где звучало: «И крокодилы плачут, а всё-таки по целому телёнку глотают».

– Что?!

– Вот народ и отреагировал так. В общем, редакция и типография данной газеты полностью разгромлены негодующей толпой. Да тут ещё господин Абрам Яковлевич Липскеров – выкрест из польских евреев. Его фамилия означает «житель Липска», это город в Подляском воеводстве. Ещё и это наложилось, – московский обер-полицмейстер сожалеюще развёл руками.

– А что Липскеров говорит о статье? – заинтересовано спросил император.

– Ничего не говорит. Он пока без сознания в больнице лежит. Ему голову проломили. Но врачи говорят, что всё будет хорошо.

– Даже так?! И кто это сделал?

– Пока выяснить не удалось, Ваше императорское величество. И если честно, вряд ли удастся. В той толпе, что вышла из трактира на погром издательства, по словам хозяина трактира, чуть ли не все были приезжими. Свою клиентуру из москвичей тот хорошо знает. Так что…, - Трепов тяжело вздохнул.

– А кто автор статьи выяснили?

– Выяснили, Ваше императорское величество. Пётр Иванович Кичеев, сорок пятого года рождения С шестьдесят седьмого по семьдесят девятый год совершил несколько преступлений, в том числе убийство. Провёл два года в тюрьме и три в ссылке. Дважды за составление подложных денежных документов направлялся в Сибирь, откуда сбегал. В последний раз инсценировал самоубийство, содержался в психиатрической лечебнице.

– И этот псих и убийца – писатель?! – удивлённо произнёс император.

– Да, такой писатель. С семьдесят шестого года пишет стихи, поэмы, очерки, выпустил несколько сборников. Сотрудничал с «Русским курьером», потом с «Русскими ведомостями». Последнее время пишет для газеты «Новости дня». Сегодня с утра Кичеев помещён в психиатрическую лечебницу. Соседи вызвали полицию, когда он рано утром начал громить свою комнату.

– Да… А остальные издательства?

– Мелкие газетёнки. Им лишь бы тираж поднять. Любую гадость напечатают. Но в них в основном Великого князя Сергея Александровича хают. В одной газете его даже «Князем Ходынским» назвали.

Николай изумлённо посмотрел на Трепова, а потом, улыбнувшись, спросил:

– И здесь разъярённые москвичи отличились, предварительно в трактирах разогревшись?

– Да, Ваше императорское величество. Что интересно, все погромы прошли практически в одно время, будто их кто-то спланировал.

– Я понял, господин генерал. Можете идти.

Когда довольный Трепов, развернувшись кругом, покинул кабинет, император тихо произнёс:

– Кажется, я знаю, кто более подробно мне расскажет об этих погромах.

Вечером того же дня вместе с Ширинкиным присутствовал на докладе графа Палена о первых результатах расследования трагедии на Ходынке. Судебный следователь по особо важным делам надворный советник Кейзер своё дело знал отлично и сумел за столь короткое время проделать огромный объём работы.

На представленном графом протоколе осмотра места происшествия, тщательно вычерченных схемах расположения вещественных доказательств, следов, из допросов многочисленных свидетелей следствием было установлено следующее.

Во-первых, линия треугольных будок-буфетов-ларьков для раздачи подарков не была препятствием для движения толпы и не могла быть причиной трагедии. Будки были открытой стороной обращены к полю, дверей с тыльной стороны не имели. Сами по себе представляли собой легкие деревянные сооружения, сколоченные из досок. Ни одна из ста двадцати будок не была повреждена или разрушена. Не пострадал ни один человек из раздатчиков подарков. Непосредственно у стен будок не было обнаружено ни одного трупа.

Во-вторых, не подтвердилось и мнение, что люди были затоптаны толпой, которая после многочасового, терпеливого ожидания ринулась вперед после «провокационных криков». Кстати, по поводу провокаций следствию пока не удалось установить личности кричавших, но крики были.

Если кратко, то предварительные выводы Кейзера были таковыми. К ночи перед гуляньем на Ходынском поле собралось около полумиллиона человек. Самое большое скопление было возле проходов к буфетам, из которых с десяти часов утра должна была начаться раздача царских подарков.

Эти помещения были устроены вдоль шоссе, и планом предусматривалось, что народ пойдёт со стороны Москвы и, получив подарки, будет проходить на поле, где уже всё было подготовлено для празднования.

К сожалению, никто, включая и сотрудников Аналитического центра, не учёл широкий овраг с другой стороны шоссе напротив первых буфетов. Именно этот овраг и стал причиной гибели большинства пострадавших. Медиками при осмотре тел, собранных у Ваганьковского кладбища, было установлено, что четыреста двадцать шесть человек из пятисот одиннадцати умерли от асфиксии, инсультов и инфарктов, вызванных кислородным голоданием. Повреждения тела они получили уже будучи мёртвыми.

Опрос свидетелей показал, что народ, в своей основе крестьяне, прибывшие из губерний за подарками, так боялись пропустить очередь, что набились перед входом к буфетам и в этом овраге, как сельди в бочке. К утру народ начал прибывать, на землю лёг туман, и сдавленные массой тел люди в овраге начали задыхаться, при этом, не имея возможности как-то покинуть эту всё возрастающую толпу.