К ноте прилагались материалы проведённого расследования. А выяснить с помощью Рейли удалось следующее. Двое неизвестных, совершивших покушение, оказались, вернее всего, офицерами Норфолского полка. По словам Рейли, чуть больше трёх месяцев назад в посольстве появились четыре человека, по повадкам матёрые бойцы.

По слухам, ходящим в посольстве, все они прошли вторую англо-афганскую войну, отметились на территории Гибралтара и в Британской Индии, прибыли с англо-бурской войны. Старшим среди них был породистый, будто высушенный на солнце англичанин лет сорока-сорока пяти, к которому в посольстве обращались сэр Ричард. Как их звали на самом деле, Рейли не знал. Но в российском МИДе мы получили копии выписанных этой четвёрке паспортов.

Ошибочку совершили английские дипломаты, пытаясь легализовать этих боевиков. А может, надеялись на дипломатическую неприкосновенность. Рейли, абсолютно уверенный в том, что его шли отнюдь не освобождать, а ликвидировать, пел как соловей. Ширинкин же сбился с ног, пытаясь выяснить, от кого по Рейли ушла утечка к бритам.

С «лёжкой» для стрельбы определился быстро – сторожка-маяк на одном из быков строящегося Троицкого моста. До входа в посольство чуть больше ста метров. Плёвое расстояние даже без оптики. А для того, чтобы сэра Чарльза выманить под выстрел и был организован его вызов в МИД. Владимиру Николаевичу император дал указание быть жёстким и грозить Георгу Пятому всеми карами, вплоть до объявления войны.

Слухи о покушении на государыню и наследника престола просочились в столицу, и она уже бурлила. Стоило только бросить искру, и от британского посольства не останется и камушка. Я даже предложил Николаю осуществить налёт на него под маскировкой народного волнения, немного пострелять, а заодно и посольский архив прикарманить. Да и первое отделение, готовящееся как спецназ, на практике опробовать. Но император на это пока не пошёл.

Многозначно отмечу, что пока. По глазам видел, как Николаю хочется это сделать. Но был ещё один нарыв. И звали его Великий князь Владимир Александрович. Тот, узнав о случившемся в Гатчине, резко «заболел», даже не приехал с соболезнованиями, в отличие от других Романовых. Отделался телеграммой. А вот в его дом зачастили командиры и офицеры гвардейских полков. Кое-кто из британского посольства также отметился.

Наблюдение за домом великого князя, который так же располагался недалеко от английского посольства на Дворцовой набережной, круглосуточно велось из Петропавловской крепости. Складывающая картина за последние два дня была удручающей. Похоже, готовился новый гвардейский переворот под предводительством дяди императора.

Я посмотрел в направлении, где располагался дом-дворец великого князя, но то отверстие, которое было проделано для наблюдения за Дворцовой набережной, закрыл спиной Буров. Последние два дня мы работали с ним парой, так как Горелов и Зарянский наблюдали из Петропавловки за Владимиром Александровичем.

Окинул взглядом сторожку. Натюрморт на столе – а ля попойка по-русски. Четверть казёнки, в которой осталось чуть меньше половины, куски хлеба, сала, огрызки солёных огурцов, две надкусанных репы. Даже и не поверишь, что всё почти в одно горло схомячил сторож, к которому нагрянули нежданные родственники. «Родственников» тот не узнал, но на халяву накинулся с каким-то вдохновением алкоголика со стажем. Сейчас лежал на каких-то нарах с тряпьём, что в этом помещение было постелью, и сотрясал воздух могучим храпом, отравляя воздух перегаром. В печурке, типа буржуйки, потрескивали дрова, добавляя угара.

– Едут, – довольно громко, чтобы перекрыть храп, произнёс Буров.

– Принял, – ответил я и, откинув холстину, поднял с пола карабин.

Для операции из запасов центра выбрал переделанный для охоты карабин Маузер 98 с оптикой от фирмы Optische Anstalt C.P. Goerz со стволом длиной всего четыреста пятьдесят миллиметров. В мастерской центра на него приладили глушитель, и получилась убойная штучка, отлично работающая на двести метров.

Встав на колено, положил цевье на собранную подставку, так, чтобы срез глушителя находился в полуметре от отверстия в стене сараюшки. Приладился к прикладу, левой рукой поправив накладную бороду, чтобы она не мешала, и начал успокаиваться, настраиваясь на выстрел. Сектор обстрела был небольшим. Всё зависело от того, как встанет экипаж. При самом плохом раскладе у меня будет пара-тройка шагов, которые посол сделает до двери.

Показался экипаж, я приник к прицелу. Карета остановилась. Удачно. Сектор расширился. Показался бледный лицом посол. Шаг, второй. Я выжал до конца спуск. Хлопок. В раненом левом плече отдалось болью, а сэр Чарльз, пораскинув мозгами, упал на крыльцо.

– Уходим, – прошептал мне на ухо Буров, успевший зайти мне за спину.

– Подождём, Пётр Фёдорович. Очень мне хочется на сэра Ричарда посмотреть.

– Как скажете, Тимофей Васильевич, но я бы уходил. Фортуна дама капризная.

– Минуту, – ответил я, передёрнув затвор. – Гильзу подбери.

Приник к прицелу. У входа в посольство началось оживление. Швейцар, открывший дверь, что-то прокричал внутрь. Кучер экипажа подбежал к послу и довольно профессионально начал нащупывать пульс на яремной вене. По описанию Рейли и нарисованных Куликовым портретам, он был одним из четвёрки английских боевиков. Из посольства выбежало ещё несколько человек. Наконец-то, появился он. Да, это был битый войной волчара. Сэр Ричард, спросил что-то у швейцара, а потом, склонившись над трупом посла, сунул палец во входное отверстие от пули в его голове, резко развернувшись, начал осматривать Неву и противоположный берег.

В какой-то момент его взгляд остановился на сторожке. Он хотел что-то сказать, но я уже нажал на спуск. Показалось, что в последний момент наши взгляды встретились, и я увидел на лице сэра Ричарда понимающую ухмылку. Но обдумывать это было некогда, я передёрнул затвор, быстро выцелил кучера и выстрелил. Хлопок и тот упал с дыркой в виске. Правки не требовалось.

– Вот, теперь уходим, Пётр Фёдорович, – произнёс я, заматывая в холстину карабин.

Буров подобрав гильзы, восхищённо мотнул головой.

– Четыре секунды, не больше. Ну, Вы…

– Уходим. Всё помнишь? – прервал я Бурова, подходя к столу.

Взяв рукой в перчатке за горло бутылку, набрал в рот водки и прыснул себе на грудь. Растерев брызги по груди и по бороде, передал её Бурову. Тот сначала так же, не снимая перчатку, хорошо глотнул, а потом проделал то же, что и я.

– С Богом, Пётр Фёдорович. Двинулись.

Буров взял пустую корзину, в которой мы принесли водку и закуску, а я завёрнутый в холстину карабин. Выйдя из сторожки, увидели как на следующем быке, ближе к Петровской набережной, где происходили основные работы, столпился народ. Перебираясь по мосткам, изображая пьяного, я «оступившись», уронил карабин в воду. Жалко, конечно, хорошая машинка была, но сделаем другую. Пара мастеров, которые работали во всё больше разрастающейся мастерской центра, были настоящие Левши. И блоху подкуют, и … Многое чего, в общем, могли сделать с помощью напильника и какой-то матери.

– Как там Родион? – встретил нас вопросом старший мастер, помогший нам найти пару часов назад «родственника».

Толпа на быке собралась приличная. От посольства раздались выстрелы. Судя по всему, паника там возрастала.

– Спит, – пьяно икнул Буров. – Не думал я, что дядька Родион так пьёт. Просил его разбудить вечером, чтобы работы не лишиться. Ему ночью дежурить. Опохмелиться только оставьте. Там ещё осталось.

– Разбудим, – довольно усмехнулся мастер. – А что утопили?

– Пять рублей, – я с пьяной разухабистостью махнул рукой. – Община убьёт теперь. Четыре металлические пластины угробил для кузни. Где я теперь такие деньжища возьму?! Угораздило меня сюда припереться. Говорил же тебе, Гераська, что надо сначала до постоя дойти и оставить их там.

– Да, ладно, Митька, решим как-нибудь, – Буров вновь пьяно икнул. – А вы чего тут собрались все?