Осознав страшную опасность, мы принялись яростно работать веслами, но напрасно! Нас стремительно затягивало в арку, и, думая, что спасения нет, я бросился на дно лодки и велел:

— Скорее, вниз лицом! Ложитесь! — И товарищи последовали моему примеру.

Послышался глухой шум, как будто от трения, лодку потянуло вниз, и вода хлынула внутрь. Неожиданно шум прекратился, и мы почувствовали, что лодка не утонула, а плывет. При слабом свете мы увидели нависшую над нашими головами арку скалы, а затем свет исчез и мы очутились в непроницаемой темноте.

Около часа лежали мы так на дне лодки, не смея поднять голову и произнести слово, потому что шум воды заглушал наши голоса. Разумеется, у нас не было особого желания разговаривать, подавленные ужасом нашего положения, страхом неминуемой смерти, мы боялись быть придавленными к стене пещеры или втянутыми вглубь и опасались задохнуться от недостатка воздуха. Всевозможные виды смерти лезли мне в голову, пока я лежал на дне лодки, прислушиваясь к реву воды. Другой звук — непрестанные вопли Альфонса, — казалось, доносились откуда-то издалека. Неужели нам суждено погибнуть?

Течение несло нас, пока шум воды не начал затихать, и мы явственно различили вопли Альфонса. Взяв весло, я ткнул им француза, подумавшего, что наступил конец, и заревевшего еще сильнее. Осторожно встав на колени, я старался нащупать рукой свод, но его не было. Подняв над головой весло, я шарил им справа и слева, но ничего не обнаружил.

Вспомнив, что мы прихватили с собой маленький фонарь и масло, я разыскал его и осторожно зажег и, когда фитиль разгорелся, огляделся кругом. Первое, что мне бросилось в глаза, — это бледное, искаженное лицо Альфонса, который, полагая, что все кончено и он видит призраки, завыл, за что и получил толчок веслом для успокоения.

Капитан Гуд лежал на спине с неизменным моноклем в глазу и смотрел в темноту, сэр Генри рукой пытался определить скорость течения. Когда свет фонаря упал на старого Умслопогаса, я готов был рассмеяться.

Я уже упоминал, что мы взяли с собой часть жареной косули. Случилось так, что, когда мы бросились на дно лодки, голова Умслопогаса оказалась в близком соседстве с жарким, и как только он очнулся от потрясения, то почувствовал, что голоден. Отрезав топором кусок мяса, он с наслаждением уничтожал его. Позже он объяснил мне, что, готовясь к «далекому путешествию», предпочел отправиться туда с полным желудком.

Как только я зажег фонарь, все ободрились. Вытолкав Альфонса в дальний конец лодки, мы пригрозили, что если он не замолчит, то мы успокоим его, бросив в воду вслед за утонувшим ваквафи поджидать встречи с Анетой в ином мире. Затем мы начали обсуждать наше положение. Прежде всего, по предложению Гуда, мы привязали оба весла, чтобы они уберегли нас от столкновения со скалой или от внезапного понижения свода. Было ясно, что мы находимся в подземной реке, вытекающей из озера. Такие реки существуют во многих частях света, но, к сожалению, путешественникам не приходилось исследовать их. Река была достаточно широка, поскольку свет фонаря не достигал ее берегов. Когда течение случайно относило нас в сторону, мы могли различить стену туннеля и арки на высоте двадцати пяти футов над нашими головами. К счастью для нас, на середине реки течение было сильнее.

Первое, что мы сделали, — это условились, чтобы один из нас с фонарем и шестом в руке дежурил у весел, готовый предупредить об опасности. Умслопогас, отлично подкрепившийся, сейчас же взялся за дело. Другой должен был занять место на корме с веслом в руке, чтобы сдерживать лодку и не давать ей удариться о бока пещеры. Это было все, что мы могли сделать для собственного спасения, поэтому мы подкрепились жарким (мы не знали, долго ли останемся в темноте!) и слегка приободрились. Наше положение было очень серьезно, но не безнадежно, даже если бы слова туземцев, уверявших, что река впадает прямо в недра земли, оказались верными. Река куда-то несла нас, возможно на другую сторону гор, и мы должны находиться в лодке, пока куда-то не приплывем. Гуд зловещим голосом возразил мне, что, если река впадает куда-нибудь в пропасть, — наша судьба плачевна.

— Ладно, будем надеяться на лучшее и готовиться к худшему! — подытожил сэр Генри, всегда веселый и остроумный — признак несомненной нравственной силы в тяжелые минуты. — Мы пережили вместе столько опасностей, что выпутаемся и теперь!

Мы последовали этому превосходному совету каждый по-своему, за исключением оцепеневшего Альфонса. Капитан Гуд сидел у руля, всматриваясь в темноту, Умслопогас — на веслах, мне и сэру Генри оставалось только лежать в лодке и размышлять. Да, нам не позавидуешь! Мы плыли по подземной реке, подобно душам грешников, переправляемых Хароном через Стикс, как шутил сэр Куртис! Вокруг царила темнота, озаряемая только слабым лучом света от нашей лампы.

«Отлично, — думал я, — мы хотели приключений, и мы их получили. В мои годы уже стоило успокоиться и осесть в Англии. Но что сделано, то сделано, и, как ни ужасно наше положение, рано или поздно это закончится. К тому же подземная река не самое плохое место для вечного успокоения!»

Должен признаться, что нервы мои были напряжены до крайности. Даже хладнокровному, много испытавшему человеку тяжело привыкнуть к мысли, что ему, быть может, осталось жить не более пяти минут! Но с другой стороны, наши опасения были нелогичны, потому что человек никогда не может быть уверен, что с ним случится в следующую минуту, даже в хорошо укрепленном доме с двумя полицейскими под окном, охраняющими его покой!

Прошло несколько часов с тех пор, как мы попали в таинственную реку и Гуд и Умслопогас заступили на дежурство. Как мы условились, оно продолжалось пять часов. В семь часов я и сэр Генри сменили наших спутников, чтобы они отдохнули. Три часа все шло благополучно, хотя сэр Генри временами отталкивал веслом лодку от стен туннеля. Сильное течение несло нас по середине реки, хотя иногда лодка устремлялась к одной или другой стене. Особенно меня занимал и интересовал вопрос: каким образом поддерживался здесь приток воздуха, тяжелого и сырого, но все же свежего. Единственное объяснение, приходившее мне в голову, состояло в том, что воды озера содержали достаточное количество воздуха, который проникал в туннель и не застаивался здесь. Около трех часов просидел я у руля, прежде чем начал замечать изменение температуры. Сначала я не обратил на это внимания, но через полчаса, когда жара усилилась, я спросил сэра Генри, замечает ли он, что становится жарко, или это игра моего воображения.

— Вы шутите? — ответил он. — Мне кажется, что я попал в турецкую баню!

Капитан Гуд и Умслопогас проснулись, задыхаясь от жара и обливаясь потом, и все мы вынуждены были снять с себя платье. Умслопогас имел преимущество перед нами, поскольку ему нечего было снимать, кроме набедренной повязки.

Жара все усиливалась, и через полчаса мы уже едва могли дышать. Обстановка вокруг походила на преддверие ада. Я опустил руку в воду и с криком отдернул ее: вода кипела. Маленький термометр показывал сто двадцать три градуса[71], и у поверхности воды клубился пар. Альфонс стонал, что мы попали в ад еще при жизни. Сэр Генри предполагал, что мы очутились у подземного вулкана, и, пожалуй, был прав. Трудно описать наши страдания! Мы лежали на дне лодки, неспособные управлять ею, и испытывали то же, что и рыба, умирающая на земле от недостатка влаги. Пот высыхал на нас, и наша кожа начала лопаться, кровь приливала к голове, стуча, как паровая машина.

Вдруг река повернула налево, и сэр Генри, окликнув меня хриплым, задыхающимся голосом, указал на невероятное зрелище. За полмили впереди нас с поверхности воды на пятьдесят футов вверх вздымался огромный столб белого пламени, спадая каскадами огня. Извержение газа походило на большой огненный цветок, выросший на поверхности воды из мрака. Кто может описать всю красоту и ужас этого зрелища? Хотя мы находились за пятьсот ярдов от него, но в пещере было светло как днем, и мы видели ее свод, возвышавшийся на сорок футов над нашими головами.