— Не хочу! — буркнул Санька, лихорадочно отыскивая выход из создавшегося положения. Вдруг его осенило! — Мам, — позвал он слабым, умирающим голосом Марию Петровну, — колбаски хочу! Есть у нас колбаса?

— Сейчас, голубчик, сейчас, Санечка! — Мария Петровна принесла на тарелке — с парусной яхтой (любимой Санькиной тарелке) тоненький ломтик французской булки и два кружочка чайной колбасы. — Кушай, дорогой, кушай!

— «Кушай»! — скривился Санька. — Нужна она мне такая!

— Какая?

— А такая, без жира!

— Но ведь ты с жиром не любишь!

— Кто это сказал, что не люблю? Это я без жира не люблю, а с жиром еще как ем!.. Вчера мне Кимка дал кусочек попробовать этой... как ее. Забыл. Но только очень вкусная!..

— Может быть, такая! — Мария Петровна показала краковскую, копченую.

— Не-ет! — запротестовал Санька. — Та была полукопченая, и сало — не крупными дольками, а маленькими!.. Мам, сходи в магазин, купи такой колбасы!

— А будешь есть?

— Буду!

Мария Петровна обрадовалась: хоть что-то сынок захотел скушать! Схватив сумку, она помчалась в магазин.

— Не вставай только, — наказала она перед уходом.

— Ладно, — пообещал Санька, — не встану.

— А чтобы ты не удрал, я запру квартиру на ключ, — и, хитро улыбнувшись, Санькина мама дважды повернула ключ в двери. — Не скучай, я скоро...

Санька скорчил кислую мину:

— И так никуда бы не делся! Но уж если вам хочется, — махнул он рукой, — запирайте!

Не успела Мария Петровна сойти с крыльца, как «больной» уже был на ногах. Достав из кладовки старый отцовский рюкзак, вытряхнул из него все свои сокровища: игрушечный кортик, оловянный револьвер, почти взаправдашний, остов мелкокалиберного пистолета — монтекристо, порванную футбольную камеру и сломанный фотоаппарат «Юнкор». Сунув «револьвер» в карман, а монтекристо заткнув за пояс, зашел на кухню. Распахнул шкаф, где хранилось съестное, и стал соображать, какие продукты им могут понадобиться в дороге.

Бросил в рюкзак буханку белого хлеба, туда же полетели комки рафинада и кольцо только что забракованной копченой колбасы, две пачки чая и здоровенный кусок свиного сала.

«Кимка с Сенькой разыграют, — решил Санька. Сам он сала не ел и есть его не собирался. — Чего бы еще прихватить? Может, ванильных сухарей? Точно. — Вслед за салом в рюкзак отправился полотняный мешочек с сухарями. — Теперь, кажется, все!..» Вот только вооружение у него вроде слабовато. Будущему мореплавателю без кортика не обойтись!..

Взгляд Меткой Руки задержался на полуметровом кухонном ноже. «Чем не шпага? Возьму!»

Завернув тесак в клеенчатый фартук, запихал и его в рюкзак.

А теперь — прощай, родимый дом! Свидимся ли еще когда? Кто знает! У Саньки защипало в носу. Он прошелся по квартире, заглянул во все излюбленные уголки, погладил особенно милые сердцу вещи. На какое-то мгновение задержался возле письменного стола...

«Бедные мама с папой!.. Как они будут горевать. Подумают еще, что их сынок утонул во время купания...» Нет, это слишком жестоко. Он должен избавить родителей от излишних тревог. Вырвав из тетради чистый лист бумаги, Санька торопливо набросал:

«Дорогие папа и мама!

Меня не ищите и не беспокойтесь. Ухожу в моряки. Вернусь через год, не раньше.

Ваш сын Александр».

Положил лист на видном месте. Постоял минутку, что-то соображая, потом добавил:

«Целую...».

И нацарапал какие-то закорючки, должные изображать подпись.

Выставил из окна марлевую сетку и выпрыгнул на улицу.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Когда Соколиный Глаз и Мститель, нагруженные провизией, подошли к «Аладину», их остановил грозный окрик:

— Стой! Кто идет? Стрелять буду! — и полуметровая стрела угрожающе повела металлическим жалом в сторону дерзких пришельцев.

Мститель попятился. Но Соколиный Глаз, гордо отставив правую ногу в сторону и подбоченясь, презрительно бросил:

— Соколиный Глаз и Мститель Черного моря не боятся ничьих угроз! Но сейчас они стоят на тропе дружбы и оставлять ее до поры не намерены. Мы пришли к Меткой Руке выкурить трубку мира!..

Стрела опустилась.

— Меткая Рука всегда рад Соколиному Глазу и его брату — Мстителю! Проходите к огню в моем вигваме. На вертеле жарится только что подстреленный бизон, а в кувшине играет веселящий напиток!..

— Смотри, как чешет, прямо как по писаному! — восхитился Мститель Черного моря. — Вот это память!.. А как книга-то называется?

— «Последний из могикан». Саньке мать подарила на день рождения. А сочинил ее писатель Фенимор Купер. — Кимка сделал ударение на последнем слоге, и Санька, обладавший не только прекрасной памятью, но и великолепным слухом, поморщившись, поправил приятеля:

— К y пер, а не Куп e р.

— Пусть Куп e р, — согласился Кимка, — только это не по-русски, а по-американски... Ну, да ладно. Ты вот что, Куп e р, спускай поскорей веревку, то есть легкость, провизию примешь!

— Айн момент!

Старый, но еще крепкий легкость, с шишкой на конце, просвистел в воздухе. Санька бросил его, как ковбои лассо. И если бы Соколиный Глаз не увернулся, петля захлестнула бы его.

— Эй ты, красуля, — взревел вождь краснокожих, — за такие штучки карточку попросить могу!

Однако на Саньку эта угроза совершенно не подействовала. С Кимкой он мерился силами не раз и не два, и все у них выходило вничью, так что пугаться ему было нечего. Впрочем, Соколиный Глаз тоже военных действий открывать не собирался. Вместе с Сенькой он хлопотал возле мешка с провизией, помогая опутывать «пудовик» морскими петлями и узлами.

— Вира! — наконец скомандовал Сенька.

— Есть, вира! — Мешок поплыл вверх.

— Как на военном корабле, — одобрил Кимка, подкручивая воображаемые усы. Он изображал из себя бывалого капитана — глядите, мол, и мы не лыком шиты! — Боцман, свистать всех наверх! По местам стоять, с якоря сниматься! — подал он отвальную команду. И, сунув в рот милицейский свисток, издал такую отчаянную трель, что дружки зажали ладонями уши.

— Вот это дал! Чуть барабанные перепонки не вышиб, — похвалил Санька.

— Наверное, в Гамбурге было слышно, — добавил уважительно Сенька, — до сих пор в ушах горох перекатывается. — И он затряс головой.

Похвалы для Соколиного Глаза — как суконка для медяшки: чем их больше, тем больше сияние. Санька попробовал взять реванш:

— Предлагаю провести стрелковые занятия, — сказал он, — будем бить из лука по мишеням. Кто «за»?

— Дело стоящее, — поддержал Сенька. — Толковые луки найдутся?

— Запросто. — Санька приволок три богатырских лука и три колчана стрел.

Сенька почтительно осмотрел полуметровую оперенную стрелу, потрогал пальцем кончик металлического наконечника — острый ли? — и изрек:

— Экстра-класс, аллюр три креста! — Оттянул тетиву: — Упругая!

— Любую фанеру, как бумагу, просаживает на двадцать шагов, — заверил Санька.

— А петухов? — сострил Сенька.

— Запросто, — рассмеялся Санька, — и сразу в суп!

— Я же не нарочно, — начал оправдываться Кимка, — и потом... с первой же получки обещаю купить пожарничихе не петуха, а даже страуса. А что, — ухватился Кимка за столь блистательную идею, — и куплю!

— Тогда уж лучше крокодила, — съехидничал Сенька.

— Почему крокодила? — обиделся Кимка.

— Забот меньше и прокормить легче.

— Легче? — подыграл Санька.

— Ага. Крокодил — животное непривередливое. Для него и непослушные мальчишки — лакомство...

— А-а, — рассмеялся Соколиный Глаз, — а я думал...

— Мальчики, а не закусить ли нам, пока нас самих не слопали? — предложил Сенька. — Кто «за», поднимите руки. Я голосую двумя.

Вверх взлетело еще четыре руки. Санька с Кимкой почувствовали, что они голодны, как никогда.