– Что у вас творится, чумазая банда? – орет он. – За что вам платят? Чтобы вы тут валялись на мягком угле?

Мерзавец, думаем мы одновременно. Нет, чтобы выдать нам по стакану рома, привести в чувство. И хватаем по куску угля. Инженер отскакивает, а Станислав кричит:

– Жаба бородавчатая, сволочь! Если ты вычтешь с нас хотя бы шиллинг, мы убьем тебя. Мы точно убьем тебя, от нас нигде не спрячешься. Нет такого уголка на «Йорике». Это твое последнее плаванье, паскудник, скотина одноногая. Можешь плюнуть мне в лицо, давай, но мы все равно сунем тебя в топку, даже пепла твоего не найдут. Помни об этом.

Конечно, он не донесет шкиперу. Хотя нам уже все равно.

Может, даже лучше, если бы он донес. Тогда нас списали бы с корабля. Но нет, он не донесет, он будет возиться с нами, как с сырыми яйцами, не разбить бы. По его приказу мы даже получаем два стакана рома, после того как закончили чистку котлов. Мы даже отправились в город. Я мог бы удрать на французе, уходящем в Барселону, но как бросить четырехмесячное жалованье? И Станислав мог бы удрать на норвежце, идущем в Мальту, но разве его жалованье меньше моего? Мы прикованы к «Йорике» крепче, чем цепями. В конце концов Станислав поднялся на борт норвежца искать знакомых, а я пошел гулять по порту.

И вот там у причала я увидел «Императрицу Мадагаскара».

Чудесный английский корабль, девять тысяч тонн водоизмещением, может, и больше. Восстать из гроба и пройтись на такой по морю! Она вся так и блестела чистотой, как лакированная. Даже золотые буквы еще не облезли. Совершенно новенькая, как игрушка из коробки. Никаких шансов на то, что на таком корабле может быть вакантное место. К тому же, мое четырехмесячное жалованье… Может, подпустить на «Йорике» какой-нибудь большевистской агитации? – подумал я. Тогда меня бы прогнали… Впрочем, вряд ли… На корабле мертвых можно агитировать за что угодно, хоть за ад… К тому же, четырехмесячное жалованье… И потом… если «Императрица» уйдет из порта, и я окажусь на ее борту, то где мне удастся сойти? Где такая красавица меня сбросит? В Англию меня точно не возьмут…

Попытка не пытка. Я окликнул вахтенного.

–  Whatisit? – ответили с борта.

– Нужны кочегары?

– А документы?

–  No, Sir!

–  Sorry!

Понятно. Такая чистенькая госпожа. Настоящая императрица. У такой всегда все в порядке. Чтобы подступиться к ней, нужны документы. У нее ведь есть мамаша, и она вовсе не сирота. Ее мамаша – компания Ллойд в Лондоне. Так что я только прошелся вдоль судна. На корме сидело несколько матросов. Они играли в карты. Тоже как на открытке. Но говорили они… Я прислушался… Будь я проклят, они говорили на том же языке, что и мы на «Йорике»… И это на «Императрице Мадагаскара», с которой еще позолота не слезла! Что нужно такой красавице в занюханном порту? Что они везут отсюда? Старое железо? С западного побережья Африки, чуть не с экватора? Well, «Императрица» спешит домой и берет старое железо исключительно как балласт. Она спешит в Глазго, порт приписки указан на высокой корме. Старое железо в трюме, конечно, надежнее, чем камни или песок. И все же странно, что она не берет никакой товар. Неужели здесь нечего взять? Посиди я на берегу несколько часов, я бы, наверное, понял, в чем тут дело. Прекрасная девушка из Глазго, такая невинная и чистая, разве могла она уже потерять девственность? Она даже не накрашена, все в ней естественное. Ей нет и трех лет от роду. Она спущена на воду совсем недавно, ее даже хороший шторм еще не трепал. Так я думал, глядя на красавицу. Чудо из чудес… Действительно, как на картинке… Вот только матросы…

Ладно, мне нет до этого дела.

Сплюнув, я вернулся к норвежцу.

Станислав позвал меня на борт. В кармане у него лежал кусок датского масла и чудесный сыр.

– Пипип, ты пришел вовремя. Садись с нами. Настоящий датский ужин.

Заставлять меня не было нужды. Но про красавицу я забыть не мог:

– Видели эту англичанку у пирса?

– «Императрицу»?

– Ну да.

– Она давно торчит здесь.

– Отличное судно. Настоящая красавица.

– Дрянь, – отмахнулся кто-то из датчан. – Сверху шик, снизу пшик.

– Да ну, – не поверил я. – Это натуральная красавица, никакого пшика.

– А ты устройся на нее, – засмеялся другой датчанин. – За вкусные пироги. За мед и шоколад. Наверное, думаешь, что каждый день будешь получать пудинг и мясо?

– Да в чем тут дело? Я спрашивал. Без документов на «Императрицу» не берут.

– Слушай, приятель, – сказал датчанин. – Ты не похож на ублюдка, который впервые видит соленую воду, но несешь ты полную чушь. Ты что, не понял? Это же накрашенный катафалк! Корабль мертвых!

– Точно, – подтвердил другой датчанин. И спросил: – Налить еще кофе? У нас этого добра навалом. Возьми с собой еще одну банку молока, не жалко.

– Ты с ума спятил, – сказал я, но банку сунул в карман. Говоря «спятил с ума», я имел в виду слова, сказанные в адрес «Императрицы Мадагаскара». Помешивая кофе, у нас такой никогда не давали, еще раз повторил: – Точно, спятил!

– А я говорю, это корабль мертвых!

– Хочешь сказать, что она перевозит в Америку прах солдат, павших на полях боев в Африке во имя прекращения всех будущих войн?

– В общем, да. – Он правильно понял мою патетичность: – «Императрица» перевозит мертвых. Но не солдат, павших, как ты говоришь, на поле сражений, а таких же моряков, как мы с тобой. Никогда о таком не слыхал? Если хочешь увидеть свое имя на дощечке при сельской церкви, где ты крестился, давай нанимайся на «Императрицу». Твое имя рядом с ее названием будет выглядеть здорово. Привлекает внимание, правда? Пипип с «Императрицы Мадагаскара». Не то что с какой-нибудь там «Берты». Или, скажем, с «Йорики».

– Неужели такую красавицу можно утопить из-за приличной страховки? – Я не верил ни одному слову. Они просто завидовали «Императрице». На их грязном корыте такие красавицы могут вызывать только зависть. – Ей ведь, наверное, и лет немного.

– Это верно. Три с небольшим.

– Так зачем ее топить?

– Ее строили для далеких плаваний в Восточную Азию и Южную Америку. Но с детства у нее нелады со здоровьем. Она должна была делать двенадцать узлов, не меньше, это было главным условием, но когда «Императрица» сошла со стапелей, оказалось, что она от силы делает четыре с половиной узла в час. Вот все, на что она способна. На такой далеко не уйдешь.

– Но ведь можно перестроить ее.

– Пытались. У нее какой-то врожденный порок. От всех переделок ход ее становится только хуже. Ее выгоднее утопить, чем пользоваться ею. Компания Ллойда хотела бы вернуть затраченные на красавицу деньги, понимаешь?

– И что? Теперь она ляжет прекрасным боком на дно?

– Обязательно. Это уже пытались сделать. Дважды. Но она полная неудачница. В первый раз «Императрицу» посадили на мель, казалось, так надежно, что в Глазго подняли бокалы за ее упокой. Но грянул шторм, и красавицу снесло с мели. Под музыку шторма, как пишут в газетах. И красавица спокойно поплыла. Три узла в час, но ведь поплыла. У нее скипетр в руке, она императрица. А незадолго до того, как мы пришли сюда, «Императрица» напоролась на подводные камни. Тут уж застряла по-настоящему. Шкипер поднял флаг, чтобы замазать глаза собственным матросам. Поднял флаг и скомандовал спускать шлюпки и уходить. Все вроде шло, как надо, но тут рядом появился французский патрульный катер. С него просигналили: «Держитесь, помощь идет!» Шкипер психовал, как не знаю кто. Он ведь уже успел сделать соответствующие записи в вахтенный журнал. Не знаю, как он сумел привести журнал в порядок. Пришли три буксира и стащили красавицу с камней во время прилива. Не получила она ни царапинки, а ведь надо оплачивать расходы по спасению. С ума с ней сойдешь! Если не получится и в третий раз, шкипера просто выгонят. Страховая компания проведет собственное расследование и все поймет. Тогда «Императрицу Мадагаскара» поставят в сухой док, а шкипера выгонят.