В конечном итоге флотилия легких судов стала выглядеть следующим образом:

БОТ № 1.

Карпик

Сокольников

Вадим с видеокамерой

БОТ № 2.

Андрей Копылов

Борис Иванович

БОТ №3

Ева

Нейрохирург Антон Улманис

БОТ №4

Муха

Клио

БОТ №5

Аника

Хоккеист Мещеряков

БОТ №6

Лаккай

Стюард Роман

БОТ №7

Губернатор Распопов

Друг Антона

БОТ № 8

Альберт Бенедиктович

Друга нейрохирурга Антона звали Филипп, и, несмотря на свою квадратную челюсть и бритый затылок, он оказался театральным фотографом, вхожим за кулисы ведущих московских театров. А в свободное от театра время обожал путешествовать. Охота была его страстью, он обожал кенийские сафари (там, собственно, они и познакомились с Антоном, тоже страстным охотником), туры со стрельбой в пойме Амазонки и охоту на архаров в предгорьях Тибета. Но Филипп был не самым главным открытием. Открытием было то, как распределились места в лодках Я так и видела его величество Случай, нагло ухмыляющийся из-за спин охотников Андрей Копылов, так и не оправившийся от вчерашнего афронта с Мухой, попал в один бот с Мухиным же любовником (должно быть, им будет о чем поговорить). Отвязный Муха выступил в одной связке с такой же отвязной Клио, вместе они составили очаровательный дуэт ярких, как павлины, представителей богемы Это не очень нравилось чопорному Борису Ивановичу, но ничего поделать он не мог. Хоккеист Мещеряков несколько лет (перед тем как уехать за океан и сделать там неплохую карьеру) выступал в какой-то третьесортной команде третьесортного швейцарского хоккея. Он неплохо болтал по-французски, любил Женевское озеро, и им было о чем поговорить с Аникой, – это вызвало сдержанный приступ ревности у кругом виноватого мужа Андрэ. Мне же достался самый выигрышный вариант – нейрохирург, который чем-то притягивал меня. Это был совершенно не мой тип мужчины, – мне всегда нравились пиковые короли, он же оказался бубновым, – масть, которую я всегда не переносила. Но самым удивительным было то, что мотористом и штурманом в нашей лодке оказался Макс. Это придавало ситуации особую пикантность.

Больше всех не повезло Альберту Бенедиктовичу по причине не в меру расплывшихся телес он вынужден был отправиться на охоту один. “Боливар не вынесет двоих”, – мрачно пошутил матрос Гена, приставленный к адвокату в качестве штурмана. А наглая Карпик беззлобно пошутила “Не из-за вас ли затонул “Титаник”, Альберт Бенедиктович?”.

К одиннадцати часам утра был назначен общий сбор на кормовой палубе Арсенал распечатан и всем, кроме Карпика и оператора Вадима, были выданы карабины. Все легкомысленное стрелковое оружие, отделанное перламутром и картинками охоты на уток в средней полосе России и на пум в американской сельве, было забраковано. Корабельные же карабины, чьи пули имели дальность полета около трех километров и чудовищную убойную силу, оказались самым универсальным оружием. Непременным условием было также наличие солнцезащитных очков – об этом все участники круиза были предупреждены заранее. Клио даже привезла целую коллекцию, рассчитанную на все случаи жизни и на любое время суток. Некоторые из них стоили больше, чем я должна была получить за весь круиз, и являли собой особую гордость Клио. “Вот эти я купила в бутике у Палаццо делла Канчеллерия в Риме… Рим – чудный город. Вам нравится Рим. Ева?”

Чтоб ты провалилась со своим Римом, тоскливо подумала я, сунув руки в вытертую собачью доху с чужого, мертвого плеча старпома Митько.

– Конечно, Клио. Рим – мой любимый город…

– Стрелять по тюленям в солнцезащитных очках – это так пикантно. Только непонятно, зачем они нужны. – Клио сунула палец в рот и снова вызвала у меня приступ раздражения, смешанный с восхищением.

– Льды, – коротко ответила я. И пересказала слышанное ранее от второго помощника Суздалева:

– Нельзя находиться во льдах без очков. Можно ослепнуть.

– Кошмар какой. И что – навсегда ослепнуть?

– Только на время. Но его хватит, чтобы почувствовать себя в шкуре Стиви Уандера.

– Мне никогда не нравились эти попсовые негры. Спиричуэлс – вот настоящее! А вообще, у них удивительно устроены глотки, это приходится признать… У меня работает негр, он басист. Это, знаете ли, что-то невероятное… – татуировка на виске Клио – красно-черный лемур, такой же красно-черный, как и черепаха Карпика, почему это пришло мне в голову только сейчас?! – татуировка на виске Клио сморщилась.

Краем глаза я заметила, что за нами уже давно наблюдают.

Конечно же, это был Сокольников. Совсем не новость, что ему нравится Клио. Клио нравится всем, но, во всяком случае, после того, как он предложил мне лететь вместе с ним до Москвы, – его взгляд, обращенный к Клио, мог бы быть менее откровенным.

Я вспомнила о том, что говорила мне Карпик: отцу нравятся сумасшедшие эксперименты, тушь, загнанная под кожу. Клио же, с ее инкрустированным татуировкой виском, – вообще вне конкуренции. Не говоря уже о тех сюрпризах, которые может таить в себе ее тело, – колечко на пупке, серебряная цепочка на талии, индийские ритуальные колокольчики на обеих щиколотках. Впрочем, мое воображение, в отличие от воображения эстрадных див, развито недостаточно.

А потом я заметила Карпика – она пристально наблюдала за отцом. Так же, как и я, Карпик оценила мизансцену, и она ей активно не понравилась.

– Папа! – требовательно сказала Карпик – Мне нужно кое-что сказать тебе. Кое-что очень важное.

– Ну, что еще не слава богу? – Сокольников нехотя оторвался от лемура на виске Клио.

– Я не еду с вами, папа.

– Что значит – не едешь? – опешил банкир.

– Я остаюсь на корабле.

– Ничего не понимаю. Ты же так хотела … Так ждала.

– Я плохо себя чувствую, – упрямо повторила Карпик, хотя и не выглядела больной.

– Нет. Ты поедешь. – Сокольников решил проявить твердость. – Мне надоели твои фокусы. Тоже мне, Игорь Кио.

– Я правда… У меня голова болит, – захныкала Карпик.

Я вспомнила сегодняшнюю ночь и горячий лоб девочки: чертова татуировка не прошла даром, наверняка это реакция на краску. Я подошла к Сокольникову и тихонько шепнула ему на ухо: