У него всегда была отменная память на цифры, поэтому ему ничего не стоило сравнить запасы в кладовой с описью товаров, которую ему дал брат Артур. В нескольких бочках поменьше действительно находились пряности, в больших плескалось вино, судя по французским надписям – кларет и бургундское. Там же стояли фляги с оливковым и миндальным маслом.

Внимание Дайрмида привлек аккуратный штабель холщовых мешков в углу. Разрезав один из них, он подставил ладонь – на нее тонкой струйкой потекло чистое, светлое зерно. Горец внимательно посмотрел на него, понюхал и выругался сквозь зубы.

Послышался негромкий скрип двери – в кладовую вошел Мунго.

– Здесь достаточно припасов, чтобы набить все буфеты, платяные шкафы и арсеналы в Западных горах! – вполголоса сказал ему лэрд. – Большая часть товаров соответствует описи, которую мне дал Артур…

– Большая часть? – недоуменно перебил Мунго.

– Открой этот ящик и скажи, что ты думаешь о качестве ткани. А потом загляни вон в тот холщовый мешок.

Мунго начал с мешка. Несколько мгновений он рассматривал зерно, пересыпая его с ладони на ладонь, потом опустился на колени возле ящика и пощупал ткань.

– Английский лен английской выработки, – помрачнев, констатировал он. – И пшеница тоже английская!

– Да, Ранальд явно предпочитает не только английскую одежду, но и английский хлеб, – заметил Дайрмид. – Не слишком ли он любит все английское? Это опасное пристрастие! У него, похоже, налажена связь с английскими купцами, причем в описи нет ни слова об английских товарах.

– Но ведь английским купцам их король запрещает торговать с Шотландией. Может быть, Ранальд купил все это в Ирландии? – предположил Мунго.

– Не исключено, но я сомневаюсь!

– А вдруг это добыча Артура? Ведь он, похоже, участвовал в пиратском налете на английские порты…

Дайрмид покачал головой:

– Нет-нет, Мунго. Мой брат обязательно включил бы свою добычу в список: он специально составил его, чтобы я знал обо всем, что хранится в кладовых Глас-Эйлина. Если мы хотим разобраться, что здесь происходит, нам придется дождаться Ранальда.

– Может быть, Сорча в курсе его дел?

– Вряд ли моя сестра согласилась бы стать пособницей контрабандиста!

– Да, такое и представить трудно, – вздохнул Мунго. – Если б ты знал, как мне не хочется оставлять ее одну в логове Ранальда! Когда ты поедешь обратно, чтобы встретиться с королем, я, пожалуй, останусь с ней, буду ее охранять.

– Я не уеду, пока не выясню, как сюда попадают английские товары! – решительно заявил Дайрмид. – Но когда это произойдет, Сорче, может быть, действительно понадобится твоя помощь.

– Будь спокоен, я о ней позабочусь. Если нужно, с радостью отдам за нее жизнь… – тихо проговорил Мунго.

– Я знаю, – так же тихо ответил Дайрмид. – Эх, где были мои глаза, когда к ней посватался Максуин?! Но я был тогда слишком молод и не понимал, что ей нужно для счастья…

Несколько мгновений Мунго стоял, уставившись в пол, потом горько махнул рукой и вышел из кладовой. Лэрд поспешил за ним.

– Пожалуйста, Мунго, расскажи нам еще что-нибудь! – попросила Сорча. Она лежала у себя в спальне на кровати, утопая в пуховой перине и ворохе подушек, Мунго с Дайрмидом расположились на скамьях у очага, а чуть поодаль устроилась на маленьком складном стуле Микаэла. Прислонив к плечу тяжелую старую арфу, она наигрывала незатейливые мелодии, которым ее научила когда-то мать.

В последние дни у Дайрмида, Мунго и Микаэлы вошло в привычку собираться в комнате Сорчи на легкий ужин. Им так нравилось общество друг друга, что после ужина они нередко задерживались, чтобы поболтать. Мунго и Сорча рассказывали старинные легенды, вспоминали вместе с Дайрмидом детство, смеясь над давними шалостями и проделками. Иногда и Микаэла вспоминала какие-нибудь интересные случаи из студенческой жизни и медицинской практики в Италии. Однако большую часть времени она проводила за арфой, которую Дайрмид нашел в большой зале. Даншенский лэрд оказался превосходным певцом с таким глубоким, завораживающим баритоном, что, аккомпанируя ему, Микаэла забывала обо всем на свете и погружалась в блаженный мир грез.

Нередко, глядя на занятого разговором или молча сидевшего у камина Дайрмида, она вдруг ловила на себе его теплый, ласкающий взгляд, и тогда ее арфа начинала отчаянно фальшивить. Взять себя в руки стоило Микаэле большого труда, но она все равно очень любила эти тихие вечера и с сожалением думала, что рано или поздно ей придется покинуть и Глас-Эйлин, и Даншен, и даншенского лэрда…

Вот и сейчас она размышляла о том же, наигрывая на арфе грустную мелодию. Вывел ее из задумчивости громкий голос Мунго:

– Я неважный рассказчик. Вот Гилкрист – другое дело!

Сорча улыбнулась, и в ее глазах зажглись серебряные искорки.

– Нет, мне твои истории нравятся больше, – сказала она. – Гилкрист отлично играет на арфе и сочиняет баллады, но у него нет твоего чувства юмора. А ты всегда заставляешь меня смеяться!

– О, я польщен! – ухмыльнулся Мунго. – Мне нравилось тебя смешить еще в те времена, когда ты была противной маленькой врединой с огненно-рыжими косичками, которая бродила за нашей мальчишеской компанией, как хвостик. Впрочем, ты и сама отличная рассказчица, так что теперь твоя очередь.

Взглянув на него, Сорча тут же потупилась и вспыхнула, Мунго же не сводил с ее смущенного лица восторженных карих глаз. И Микаэле вдруг открылась тайна, которую эти двое, должно быть, скрывали даже от самих себя: они нежно любили друг друга!

Микаэла перевела взгляд на Дайрмида, который с напряженным вниманием наблюдал за сестрой и другом. «Он все знает!» – догадалась она и грустно улыбнулась, когда он поймал ее вопрошающий взгляд. Не ответив на ее улыбку, лэрд поспешно отвел глаза.

Между тем Сорча начала рассказывать свою любимую легенду про селки – людей-тюленей, которые живут в море и выходят на берег, чтобы приворожить земных женщин и мужчин. Микаэла стала негромко наигрывать мелодичный напев. Она старалась не смотреть на Дайрмида, но ее глаза то и дело помимо воли останавливались на его худом мужественном лице, а сердце сжималось от боли. Когда рассказ Сорчи подошел к концу, Микаэла закончила мелодию громким звенящим аккордом.

– Чудесная легенда, – вздохнул Мунго, не отрывая глаз от прекрасной рассказчицы; его суровые резкие черты смягчились и просветлели. – Странно, мне не доводилось слышать ее прежде.

– Знаешь, Мунго, мне хочется, чтобы Гилкрист положил ее на музыку, – мечтательно сказала Сорча. – Пожалуйста, перескажи ему легенду и попроси от моего имени сочинить музыку и стихи, ладно?

– Хорошо, хотя у тебя самой это получилось бы лучше.

– В самом деле, ты не хочешь навестить Даншен? – спросил сестру Дайрмид.

Едва она открыла рот, чтобы ответить, как из коридора послышался шум, дверь отворилась, и на пороге появился Ранальд. Сорча побледнела и испуганно замерла, натянув плед до самого подбородка.

– Ба, что за теплая компания! – воскликнул Максуин, оглядывая комнату с недоброй улыбкой. – Подумать только, я несколько недель кряду болтаюсь по морям, а когда возвращаюсь, моя жена не встречает меня у дверей, как положено, а возлежит на постели, словно королева в окружении придворных!

Стянув длинные кожаные перчатки, он направился к камину и протянул руки к огню. На его плаще поблескивали капельки воды.

– Я… мы не ожидали тебя так скоро, Ранальд, – пробормотала Сорча.

– Вижу, не слепой! – рявкнул он, обернувшись. – Иначе меня встретил бы накрытый к ужину стол. Как ты думаешь, на что у меня сейчас ушла добрая четверть часа? На то, чтобы растолкать кухарку и заставить ее приготовить мне что-нибудь поесть! В большой зале даже камин не разожжен, и кухарка говорит, что ты взяла привычку ужинать у себя в комнате, и, как я вижу, в славной компании! Что ты себе позволяешь?! Я требую, чтобы в доме был порядок!