Когда утлая лодчонка, выплыв из громадной расщелины-гавани, оказалась в полосе прибоя, сама Микаэла едва не пожалела о своем опрометчивом поступке. Схватившись обеими руками за борт и согнувшись в три погибели, она боролась с ужасным приступом тошноты.

– Э, да вы совсем зеленая! – заволновался сидевший на веслах Мунго. – Я же вас предупреждал! Мой лэрд мне голову оторвет, если узнает, на что вы меня подбили!

– Вы ни в чем не виноваты, – пробормотала Микаэла. – Я сама решила ехать и выдержу эту поездку!

– Надеюсь, что так, миледи, но выглядите вы неважно.

Микаэла постаралась выровнять дыхание и стала смотреть на горизонт, чтобы не видеть разбивающихся о корпус лодки волн.

– И все из-за какого-то детеныша тюленя! – глядя на ее муки, неодобрительно покачал головой горец. – Да молодые тюлени каждый день десятками калечатся и гибнут, и сородичи спокойно оставляют раненых умирать. Слишком уж вы сердобольная, миледи. Видели бы вы, как рыбаки с дубинками охотятся на них ради шкуры, которую можно выгодно продать на рынке! Право слово, давайте повернем обратно, милосерднее оставить малыша в покое, пусть себе мирно околеет – уж больно жизнь у тюленей трудная!

– Мы должны его спасти, – повторила Микаэла, высматривая большой камень, который видела из окна своей спальни. – Уже совсем рядом, Мунго. Смотрите, вон он, на уступе!

Нос лодки с глухим стуком ударился о камень. Мунго ловко накинул веревочную петлю на один из выступов, закрепил лодку, потом помог выйти Микаэле и сам следом за ней ступил на скалу. Они осторожно подошли к тюленю и, присев на корточки, стали его рассматривать.

Пухлый, с пятнистой черно-серой шкуркой, большими черными глазами и забавной круглой мордочкой, он был совсем маленький, не больше нескольких недель от роду. Тюлененок лежал, безжизненно распластавшись на камне, но, увидев людей, начал барахтаться и бить хвостом, тщетно пытаясь доползти до воды.

– Бедняжка, – пробормотала Микаэла, наклоняясь над животным. – Посмотрите, у него кровь на ласте, он ранен! Вот почему он не может сползти вниз.

Она протянула к нему руку, и тюлень издал испуганный крик.

– Осторожно! – воскликнул Мунго. – Не дай бог, на его вопли приплывет мать. Тогда нам придется туго, потому что тюлени могут быть очень злыми – они совсем не похожи на селки из сказок.

Микаэла посмотрела на камни у берега, где резвились и спали на солнышке другие тюлени. Услышав вопль детеныша, одна самка, лежавшая поодаль от остальных, тревожно подняла голову и закричала, словно звала кого-то.

– Вот его мать! Думаю, она не против того, чтобы мы помогли ее детенышу, – решила молодая женщина и принялась осторожно ощупывать поврежденную ласту. – Я совершенно незнакома с анатомией этих животных, но, похоже, их ласты – нечто вроде нашей кисти… Кажется, у него сломана кость.

Словно подтверждая ее слова, тюлененок горестно захныкал и толкнул ее руку.

– Как спокойно он дал вам себя осмотреть, – удивленно заметил Мунго. – У вас действительно настоящий дар к целительству!

Молодая женщина улыбнулась – в детстве она всегда лечила больных птиц и животных, которые не давались в руки никому другому.

– Бедненький, – ласково погладила она маленького тюленя, – мы отвезем тебя к маме, только сначала немножко полечим… Мунго, я хочу зашить рану на его ласте – иначе он потеряет много крови. Для этого мне понадобятся иголка и шелковая нить.

– Вы хотите зашить рану тюленю? – изумленно воззрился на нее горец. – Никогда о таком не слышал! Ну что ж, вы побудете здесь, а я съезжу в замок за всем необходимым. Но сначала пообещайте, что отпустите тюленя, как только зашьете ему рану. А то, боюсь, он покажется вам таким несчастным и беспомощным, что вы решите отвезти его в замок.

– Конечно, отпущу, – согласилась молодая женщина. – Бедняжке нужна забота и любовь матери. А вы найдите в моей комнате кожаную сумку с инструментами и возьмите из нее иглы, нитки, бинт и целебную мазь.

– Слава богу, что вам не понадобился ваш тяжеленный сундук с книгами, – проворчал горец.

Микаэла звонко рассмеялась:

– Спасибо за помощь, Мунго! Похоже, я снова у вас в долгу.

– Не вижу в этом ничего плохого. Я готов сделать все, о чем бы вы ни попросили, госпожа доктор!

– Из-за Ангуса?

– Конечно, я благодарен вам за спасение отца, но это не единственная причина, – улыбнулся горец. – Дело в том, что вас больше жизни любит Дайрмид. Он попросил меня заботиться о вас, пока он в отъезде, а его слово для меня – закон!

Он взялся за весла, лодка развернулась и поплыла к замку.

Слезы навернулись Микаэле на глаза.

– Мунго! – крикнула она. – Возвращайтесь скорее! И привезите мне что-нибудь поесть, я просто умираю с голоду!

Через мгновение лодка скрылась из виду, и Микаэла улыбнулась сквозь слезы: подумать только, он сказал, что Дайрмид любит ее больше жизни! От этих слов у нее все запело внутри. Дайрмид ее любит, любит! Будь выступ, на котором она стояла, пошире, она пустилась бы в пляс, но места было слишком мало. Тогда молодая женщина уселась на самый край, свесив ноги над водой, и приготовилась терпеливо ждать – дорога в замок и обратно наверняка займет у Мунго не меньше часа.

Она посмотрела на тюленя – малыш вел себя на удивление тихо. «Очевидно, совсем обессилел от боли и потери крови», – решила Микаэла. Кровь все еще продолжала сочиться, и она перетянула ласт повыше раны жгутом из батистового платка, а потом, положив к себе на колени круглую голову малыша, стала ласково гладить по теплой, шелковистой шерсти. Тюлень покосился на нее большими, выразительными, как у человека, глазами.

– Тебе, наверное, больно и страшно, бедненький? – прошептала молодая женщина. – Ничего, все пройдет, я тебе помогу. Ты снова станешь здоровым и веселым, будешь плавать и резвиться со своей мамой.

Тюлень жалобно, совсем по-детски запищал, и у Микаэлы защемило сердце. Она положила руку на рану, надеясь понять, насколько она серьезна, и закрыла глаза, отдавшись своим ощущениям. Ее мысленному взору предстали тонкие, как у ребенка, кости, на одной из которых она ясно заметила место перелома – с зазубренными концами, как это часто бывает у детей. Такие переломы со временем срастаются сами, не оставляя следов. Пораженная четкостью своего внутреннего видения, она сомкнула руки вокруг поврежденного ласта, продолжая приветливо разговаривать с тюленем.

Детеныш зашевелился и подсунул усатую мордочку под ее руку: он явно начал нервничать. Микаэла вспомнила, что, по рассказам бывалых рыбаков, тюлени любят музыку, и запела одну из баллад Сорчи о людях-тюленях. Малыш поднял голову и смотрел на певицу во все глаза, как будто понимая, о чем ее баллада.

Когда Микаэла умолкла, он снова подпихнул носом ее руку, требуя продолжения.

– Ах ты, мой хороший! – Она погладила его по голове. – Кто знает, может быть, Сорча права и ее умершие детки действительно стали такими же, как ты, тюленятами? Может быть, они сейчас резвятся где-нибудь на берегу с твоими сородичами, беспечные и счастливые…

Она привалилась спиной к стене и задумалась. Внезапно волна плеснула ей на башмаки, и Микаэла, испуганно отодвинувшись, поджала ноги. Похоже, вода начала подниматься. Это было плохо – прилив грозил затопить узкий выступ. Скорей бы вернулся Мунго! Он привезет все необходимое, она зашьет тюленю рану, и он поправится…

Молодая женщина погладила тюленя и закрыла глаза, прислушиваясь к приглушенному рокоту прибоя. Руку с раны она не убирала, и внезапно в ладони появилось давно забытое ощущение тепла. Это ощущение с каждой минутой становилось все сильнее, пока наконец Микаэле не стало казаться, что она сидит у камина, поднеся руку к самому пламени. И в это мгновение она почувствовала, что к ней вернулся ее дар!

Нестерпимо яркий и жгучий, как солнце, огонь потек по ее жилам, наполняя каждую частичку тела. Зажмурившись, Микаэла увидела сверкающую россыпь огней, переливавшихся всеми цветами радуги. Ей показалось, что она парит среди них, словно золотая чаша, до краев полная света, тепла и любви…