Между тем тепло в груди усиливалось, переполняло ее и наконец потекло по рукам к роженице. На лбу Микаэлы выступил пот. Младенец опять стал мотать головой и бить ножками, но потом новая схватка заставила Сорчу напрячься, и он затих, свернулся в клубочек, как будто заснул.

Роженица застонала, открыла глаза, но через мгновение снова забылась тяжелым сном вконец измученного человека. Микаэла не отнимала рук от ее тела, по ним по-прежнему текло животворящее тепло, и видение спящего ребенка, похожего на золотисто-розовый бутон, не исчезало. На мгновение Микаэле показалось, что она сама заснула и видит сон, но внутренний голос подсказывал ей, что этот образ возник в ее мозгу под действием дара. Глядя на чудесное дитя, она молилась за него и совсем забыла о времени.

Неожиданно живот Сорчи опять напрягся, и Микаэла почувствовала плавное движение, как будто под ее руками прошла крупная рыба, – это младенец приподнялся, перевернулся и нырнул вниз. На мгновение она увидела все его крошечное тельце, и слезы, которые она так долго старалась удержать, потоком хлынули из глаз. Сорча носила под сердцем дочку!

Роженица вскрикнула и проснулась.

– Что это было, Микаэла? – шепотом спросила она.

– Думаю, дитя повернулось, как мы хотели, – улыбнулась та сквозь слезы.

Сорча улыбнулась в ответ и тут же закусила губу: новая схватка была сильнее прежних. Видимо, родовые потуги усилились из-за того, что младенец принял наконец правильное положение. Несчастная роженица содрогнулась всем телом, одной рукой схватилась за руку Микаэлы, другой стиснула простыню и громко застонала. За этой схваткой последовали другие, одна мучительнее другой, они длились дольше, чем раньше, а промежутки между ними сократились.

– Гьорсал! – позвала Микаэла, вытирая мокрый лоб Сорчи льняным полотенцем, но старуха продолжала храпеть как ни в чем не бывало. – Проснитесь, Гьорсал!

Никакой реакции. Оставив корчившуюся от невыносимой боли Сорчу, Микаэла подбежала к повитухе и потрясла ее за плечо, однако все было напрасно. Упившаяся до бесчувствия Гьорсал приподняла голову, бессмысленно посмотрела на нее и снова рухнула на скамью, как огромная тряпичная кукла.

Поняв, что ждать от нее помощи бесполезно, молодая женщина подбежала к двери, распахнула ее – и навстречу ей тотчас шагнули Дайрмид и Мунго. Выражение лица Микаэлы было красноречивее всяких слов. Отстранив ее, лэрд бросился в комнату и, заметив мертвецки пьяную Гьорсал, повернулся к верному слуге:

– Сейчас же убери ее отсюда!

Мрачный как туча Мунго рывком поставил повитуху на ноги и выволок в коридор, а Микаэла и Дайрмид бросились к Сорче.

Несчастная дышала все тяжелее и реже; внезапно из ее груди вырвался крик, похожий на вопль смертельно раненного зверя.

– Она рожает! – воскликнул Дайрмид. – Я подержу ее, а ты ей помоги!

Он приподнял Сорчу сзади за плечи, а Микаэла схватила приготовленные заранее льняные полотенца и приготовилась принять новорожденного. Сорча издала вопль, от которого у Микаэлы мороз пошел по коже.

– Ты рожаешь, милая, тужься! – закричала она, боясь, что за собственными стонами Сорча ее не услышит.

Дайрмид чуть наклонил тело сестры вперед.

– Тужься, Сорча, еще немного – и появится малыш!

– Я уже вижу головку! – воскликнула Микаэла. – Еще немножко, Сорча, давай, дорогая!

Ободренная их ласковыми призывами, роженица напрягла последние силы, и наконец раздался громкий хлюпающий звук – младенец выскользнул из лона матери в протянутые руки Микаэлы.

– Сорча, у тебя дочка! Она просто прелесть!

Микаэла боялась разрыдаться от радости. Она посмотрела в искрящиеся счастьем глаза Дайрмида и улыбнулась ему.

– Помоги Сорче, – распорядилась она, – а я займусь ребенком. Надо помочь ему сделать первый вдох.

Не выпуская девочку из объятий, Микаэла наклонила ее немного вперед и принялась легонько постукивать пальцами по спинке, нашептывая самые нежные слова, которые только приходили в голову. Ее переполняла любовь к этому крошечному существу. Господи, дай дочери Сорчи силу выжить!

Но новорожденная по-прежнему лежала неподвижно и молчала. Микаэла растерла ей спинку пальцами, помассировала маленькие ступни – все напрасно. Тогда она приложила ухо к груди девочки – биение сердца было совсем слабым, неровным. Обмякшее синюшное тельце являло собой типичную для недоношенных детей картину. Как жаль, что не удалось еще хотя бы чуть-чуть задержать роды!

«Что же делать?» – лихорадочно размышляла Микаэла. Неужели все усилия напрасны и ребенок обречен? Она снова похлопала новорожденную по спинке и ягодицам. Маленькие ручки и ножки вдруг дернулись, ребенок чуть слышно запищал.

– Моя девочка! Она жива!

Сорча зарыдала от счастья, и Дайрмид принялся ее успокаивать. Преисполненная нежности, Микаэла обмыла хрупкое тельце. Оно слегка порозовело, но синюшность оставалась – это был дурной признак, свидетельствовавший о недостаточности дыхания. У Микаэлы сжалось сердце: искорка жизни, тлевшая в этом комочке плоти, была слишком слаба, чтобы ребенок выжил. Она тяжело вздохнула и завернула новорожденную в льняную пеленку, прислушиваясь к слабому прерывистому дыханию. Каждый вздох мог оказаться последним… но нет, девочка продолжала дышать! Удивительно, однако это крошечное существо, похоже, упрямо цеплялось за жизнь. Девочка боролась за каждый глоток воздуха, за право жить на земле, дарованное ей судьбой, но она слишком рано покинула материнское лоно. Искорка ее жизни могла угаснуть в любую минуту.

– Как она? – наклонился к Микаэле Дайрмид.

– Роды начались слишком рано, она очень слаба, – прошептала Микаэла. – Нам остается только ждать и молиться, чтобы наладилось правильное дыхание.

– Она жива? Она дышит? – воскликнула Сорча. – Можно мне взять ее на руки?

– Да, конечно, – ответила Микаэла, поглаживая спинку ребенка, – но сначала ее надо окрестить. Какое имя ты выбрала для дочки?

Поддерживая головку новорожденной одной рукой, второй она прижала крохотный сверток к себе, стараясь согреть своим телом. «Только бы девочка не умерла до крещения, только бы мать успела услышать биение ее сердца!» – думала она с тоской.

– Ангелика, – хрипло проговорила Сорча. – Окрести ее поскорее, чтобы оградить от демонов!

Скрывая тревогу, Микаэла смочила пальцы в чаше с теплой водой и, бормоча латинскую молитву, призывавшую господа взять дитя под защиту, окропила головку новорожденной, а потом прочла коротенькую гэльскую молитву Бригит про девятерых ангелов. Теперь и они защищали дочку Сорчи.

Совершив нехитрый обряд, молодая женщина снова осторожно приподняла ребенка, похлопала по спинке и прислушалась – девочка по-прежнему дышала с трудом, к тому же к булькающему звуку добавился пугающий сип. Микаэла поспешно отошла от кровати: ей не хотелось, чтобы Сорча заметила состояние дочери.

– Что с ней? – тихо спросил Дайрмид, подойдя к ней.

У Микаэлы запершило в горле.

– Боюсь, мы ее теряем… – кашлянув, сказала она.

– Дайте ее мне! – послышался требовательный голос Сорчи. – Принесите мне мою доченьку!

Сев на кровати, она протянула к ним руки. Микаэла с болью в сердце передала девочку матери.

– Бедная моя малышка! – с невыразимой печалью и нежностью проговорила Сорча. – Она дышит так же тяжело, как ее старшие братики и сестрички…

Ее голос, еще недавно охрипший от криков, звучал мелодично, как журчание ручейка, а лицо и вся фигура излучали любовь, умиротворение, покорность судьбе. Потрясенная этой переменой, Микаэла смотрела на несчастную мать во все глаза. Ей хотелось сказать, как ей жаль бедную девочку, но горло сдавило, и она не смогла произнести ни звука. У кого повернется язык сказать матери, что ее ребенок скоро умрет? Однако по выражению лица Сорчи Микаэла поняла, что она это знает.

– Ты сделала все, что могла, спасибо тебе, – сказала Сорча и с беспредельной любовью посмотрела на ребенка блестящими от слез глазами. – Теперь господь возьмет к себе мою малышку, в царствии небесном она встретится со своими братьями и сестрами.