Любить ее… От этой мысли у него перехватило дыхание, по коже побежали мурашки.

– Давайте вернемся, – пробормотал он, задыхаясь, и, не дожидаясь ответа, поднял ее на руки и понес обратно в замок.

Покорное тело Микаэлы показалось Дайрмиду почти невесомым, но по тому, как она устало опустила голову ему на грудь, он понял, что силы ее на пределе. Стражника на месте не было – должно быть, отмечал с товарищами рождение дочери своего господина. Не замеченный никем, Дайрмид прошел к лестнице и стал подниматься наверх.

– Опусти меня на пол, – улыбаясь, попросила молодая женщина, – я вполне могу идти сама…

Он выполнил ее просьбу, и когда она взяла его за руку и пошла рядом, у лэрда быстрее забилось сердце. Недавно они уже поднимались так, рука об руку, по этой самой лестнице, а потом были лихорадочные поцелуи в ночи… Почувствовав его волнение, Микаэла подняла на него испытующий взгляд, и по ее глазам Дайрмид понял, что она тоже хорошо помнила ту ночь.

Наконец они поднялись на второй этаж. Волнуясь все сильнее, лэрд повел молодую женщину по темному коридору.

– Я хочу заглянуть на минутку к Сорче, – сказала она.

– Не стоит, – покачал головой Дайрмид, – ведь ты совсем вымокла и замерзла. О сестре позаботится Мунго. Кто-кто, а он сумеет привести в чувство старую повитуху и заставит ее делать свое дело! Тебе надо отдохнуть.

Не останавливаясь, они миновали полуоткрытую дверь хозяйской спальни – оттуда слышался громкий крик малышки, воркование молодой матери, радостный голос Мунго и ворчание Гьорсал.

К счастью, коридор был пуст. Никто не видел, как Дайрмид с Микаэлой вошли в ее комнату и закрыли дверь на задвижку. Лэрд посмотрел на свою возлюбленную – ее лицо, смутно белевшее в скудном свете занимавшейся зари, казалось сотканным из серебряных нитей.

Он с нежностью погладил ее по мокрым волосам и пробормотал:

– Тебе надо переодеться, родная, и лечь в постель.

Молодая женщина положила руку ему на грудь, и он даже через мокрую рубашку ощутил жар ее тела.

– Побудь со мной, – прошептала она, всматриваясь в его глаза. – Ты мне сейчас так нужен…

Дайрмид судорожно сглотнул, чувствуя, как от прилившей крови напрягается его плоть. Он протянул руку и начал расстегивать серебряные пуговки на вороте ее черного саржевого платья, потом расстегнул медный пояс, стягивавший ее тонкую талию, потянул за длинные узкие рукава и одним движением стащил с нее платье.

Микаэла осталась в одной свободной светло-желтой сорочке, под которой соблазнительно прорисовывалась грудь с напрягшимися от холода или от желания сосками. От этого зрелища кровь бросилась ему в голову и застучала в висках, но он усилием воли заставил себя не торопиться – теперь ему хотелось сполна насладиться любимой. Нежно проведя ладонью по груди Микаэлы, он опустился на колени, взял ее узкую маленькую ножку и принялся расшнуровывать высокий кожаный сапожок. Со вторым сапожком Дайрмиду удалось справиться быстрее. Потом он отстегнул кожаные подвязки, стянул тонкие чулки из светлой шерсти и покрыл поцелуями изящные ноги Микаэлы с тонкими щиколотками.

Молодая женщина погрузила пальцы в его густую шевелюру, погладила по широкому лбу, небритым скулам, и Дайрмид чуть не задохнулся от нежности. Он поймал ее руку, прижался к ней губами, а потом поднялся и притянул Микаэлу к себе. Она прижалась к нему мягкими полушариями грудей, и Дайрмид почувствовал, что его выдержки хватит ненадолго. – Твое покрывало улетело в море, – пробормотал он, гладя ее мокрые волосы. – Я так рад!

– Ты рад? – переспросила она едва слышно.

– Конечно! Оно тебе больше не нужно. Долой вдовий наряд! – Он вынул одну за другой шпильки из слоновой кости, которые удерживали ее закрученные возле ушей косы, и чудесные волосы Микаэлы рассыпались по плечам каскадом лунного света. – Теперь ты можешь выбирать себе какое хочешь одеяние, моя красавица! Ты свободна! И я свободен, потому что Анабел…

– Я знаю, – прошептала Микаэла. – Твоя жена умерла.

Дайрмид изумленно уставился на нее и открыл было рот, чтобы все рассказать, но она приложила палец к его губам:

– Не надо, мы поговорим об этом после.

Сильно озадаченный, он, однако, не стал настаивать.

– Что ж, поговорить можно и после, но новую жизнь мы начнем с тобой прямо сейчас, в этой комнате!

Микаэла кивнула и робко улыбнулась, глядя на него большими, внезапно потемневшими глазами. В ее лице было столько беспредельной любви и чистоты, что у Дайрмида комок подкатил к горлу. Встав на цыпочки, Микаэла нежно поцеловала его, и от прикосновения ее губ все его старые обиды и печали окончательно ушли в небытие.

Молча расстегнув топазовую брошь на пледе, молодая женщина спустила его с плеч Дайрмида и стала расстегивать медную пряжку на широком поясе, который удерживал плед на талии. Когда пояс упал на пол, она потянула за край пледа, и тяжелая шерстяная ткань оказалась у нее в руках.

Дайрмид взял плед за края, закинул его, как невод, за спину возлюбленной, притянул к себе, и она оказалась в теплом кольце его объятий. Они замерли, тесно прижавшись друг к другу, а потом он наклонился и поцеловал ее.

Микаэла глубоко вздохнула, опустила голову ему на грудь, и это мгновение поколебало его решимость не спешить, испить чашу любви медленно, но до последней капли. Ему захотелось взять Микаэлу сейчас же, и Дайрмид застонал, изнемогая от желания. Одним движением он стянул с себя мокрую льняную сорочку, прижал Микаэлу к своей обнаженной груди и впился в ее рот. Тихонько охнув, она обвила руками его шею; они целовали друг друга страстно, неистово, словно в последний раз, пока у них обоих не перехватило дыхание. На мгновение отстранившись, Дайрмид сгреб в одну руку ее прохладные, шелковистые волосы, а второй рукой стянул с Микаэлы рубашку.

Когда он ощутил все ее тонкое, теплое тело, новый стон исторгся из его груди. Плед, окутывавший их, словно кокон, упал на пол. Дайрмид поднял Микаэлу на руки, отнес на кровать, и когда он задернул занавеску, они оказались в полнейшей темноте.

Покрывая поцелуями лицо, шею, грудь Микаэлы, Дайрмид вдыхал аромат ее тела и думал, что без этого горьковатого и в то же время непередаваемо сладостного запаха уже не мыслит своей жизни. Он провел языком по ложбинке между ее грудями, наслаждаясь этой сладостью, и Микаэла, задрожав, выгнулась дугой. Тогда он взял в рот ее напрягшийся сосок и стал ласкать языком, пока его руки гладили ее бедра, тонкую талию и плоский живот. «Когда-нибудь в ее лоне затеплится жизнь нашего ребенка, и, может быть, совсем скоро!» – внезапно подумалось ему.

Пораженный этой мыслью, Дайрмид на мгновение замер и вдруг почувствовал, как по его животу вниз скользнули ее тонкие пальцы, неся на своих кончиках благодатное тепло.

– О Дайрмид! – простонала она, и тогда он, скользнув ладонью по ее животу, погрузил пальцы в ее самую сокровенную женскую глубину.

Его губы с неистовой силой впились в ее рот, пальцы сжимали жаркую, набухшую плоть. «О Микаэла, ты мое чудо!» – билось в его мозгу. Разве не чудесно ее тело, изнемогающее от страсти в его объятиях, ее поцелуи, от которых кружится голова? Раньше он и представить не мог, что женщина может дать такое блаженство…

Внезапно Микаэла содрогнулась и застонала, раскрываясь ему навстречу. Он почувствовал, как ее маленькие нежные руки гладят его грудь, спину, живот, обхватывают и сжимают готовое взорваться мужское естество. В ее ласке была любовь и мольба, и Дайрмид понял, что она готова. Он навалился на нее, подмял под себя и, разведя ее бедра, вошел в пышущее жаром, источающее сладостную влагу лоно. Тьма, застилавшая закрытые глаза лэрда, вдруг вспыхнула ярким светом. «Моя, моя навсегда», – застучало у него в висках, и он начал двигаться – сначала медленно и осторожно, потом все более настойчиво, полностью отдавшись стихии страсти.

Темп движений нарастал, пока плоть Дайрмида не взорвалась наслаждением, а его душа не воспарила ввысь, где соединилась наконец с душой Микаэлы.