– Мы никогда не были подругами, и я плохо понимаю, почему вы желаете, чтобы я присутствовала в минуты вашего интимного прощания? Лучше было бы оставить меня здесь...
– Нет, все не так просто, ибо я везу довольно пространные инструкции для матери Маргариты и могла бы не успеть проститься с братом. Прощание не займет у меня много времени, главное, чтобы вы оказались в монастыре Визитации до ужина.
– Как вам будет угодно!
Вскоре они выехали за крепостные стены Парижа. Миновав крупное аббатство святого Антония, они углубились в лес, который словно огромная зеленая лапа охватывал Венсеннский замок с его четырехугольными башнями. Грозно-воинственный вид замка слегка смягчала ажурная колокольня Сент-Шапель, что была почти близнецом того чуда, которым гордился дворец на острове Сите в Париже. Карета двигалась вдоль крепостных рвов замка.
– Легко понять, что герцог Сезар решил морем отделить себя от этой башни, – насмешливо заметила мадемуазель де Шемро. – Он томился здесь пять долгих лет, а его брат Великий приор Мальтийского ордена умер здесь через два года при странных обстоятельствах. Кстати, это единственное умное решение, которое когда-либо принимал герцог Сезар.
– Что вы имеете в виду?
– Это же смешно, что Сезар хотел отравить кардинала. Будь это пять лет назад, его можно было бы понять. Через полгода Ришелье умрет. А возможно, и раньше.
– Я думала, вы любите кардинала. Конечно, состояние его здоровья не блестяще, но я плохо понимаю, как смертельно больной человек может пускаться в путь по дорогам Франции и ехать на границу королевства.
– Не по дорогам, а по рекам. Носилки кардинала сплавят вниз по течению до Лиона, оттуда тоже водным путем до Тараскона. Кардинал не выдерживает даже хода мулов; когда его высаживают на берег, то носилки несут на себе слуги.
– Эту огромную махину? Но она не везде может пройти.
– Все, что мешает, будь это городские стены, сносят. Так уже не раз бывало, но даже при этих условиях кардинал испытывает невыносимые муки при каждом движении. Правда, его выдержка выше всех похвал, а в основе ее лежит гордыня кардинала. Вот почему я всегда им восхищалась.
– Это всем известно. Но что станет с вами, когда он покинет бренный мир? Найдете кого-нибудь другого, кем будете... восхищаться?
– А вот это не должно вас волновать!
Теперь они ехали по направлению к лесу по более оживленной дороге, что было довольно неожиданно при такой холодной погоде. Этот лес был самым безопасным в окрестностях Парижа потому, что в Венсеннском замке стоял значительный гарнизон. Поэтому в окрестностях располагались крупные поместья: Конфлан, Шарантон, Сен-Манде, Ножан, могущественное аббатство Сен-Мор, Кретей и Сен-Морис.
Сочтя путь слишком долгим, Сильви спросила:
– Но все-таки куда мы едем?
– В Ножан! – раздраженно ответила Прекрасная нищенка.
Начинало смеркаться, все меньше экипажей и всадников попадалось им по пути. Вскоре они въехали в решетчатые ворота обширного поместья, чьи сады, луга и огороды спускались к реке.
В конце широкой, обсаженной деревьями аллеи был виден красивый дом постройки прошлого века. Несмотря на сумерки, в окнах не было видно света. Ничто не говорило о готовящемся отъезде брата мадемуазель де Шемро. На шум кареты даже не вышел слуга.
– Видимо, брат вас не ждал, – с удивлением заметила Сильви. – Здесь никого нет...
Франсуаза де Шемро, нахмурив брови, в недоумении оглядывалась.
– Действительно, странно. Но в записке, что я получила сегодня утром, говорилось об отъезде.
Видя, что из кареты никто не выходит, кучер спустился с облучка и подошел к приоткрывшейся дверце:
– Не ошибся ли я поместьем, мадемуазель?
– Нет, нет! Это точно здесь. Но я нигде не вижу света.
– Свет есть, мадемуазель. Я заметил свет на первом этаже.
– Пойду взгляну, – сказала Шемро. – Но непохоже, чтобы они в мою честь устраивали иллюминацию! – с раздражением прибавила она. – Вы не хотите пойти со мной? – вдруг обратилась она к Сильви, которая с усмешкой ответила вопросом:
– Вы что, боитесь?
Мадемуазель де Шемро, гневно пожав плечами, воскликнула:
– Это глупо! Да будет вам известно, я никогда ничего не боюсь...
Однако у нее дрожали руки, когда она подбирала свои тяжелые меха, чтобы выйти из кареты. Вдруг Сильви охватило страстное желание увидеть все собственными глазами.
– Я тоже, – сказала Сильви. – Я иду с вами!
И они вместе вошли в дом, где, наверное, готовили ужин – в комнатах стоял приятный запах теплого хлеба и жареной птицы. В небольшом зале – из двух высоких окон была видна река, почти скрытая пеленой тумана, – был сервирован стол. В серебряном канделябре горели свечи, озаряя красивым желтым светом позолоченную посуду и высокие хрустальные бокалы.
– Не знаю, – заметила Сильви, – уезжает ли ваш брат на войну, но если этот стол ждет вас, то ваш брат не слишком торопится, как вы утверждали. Но идет ли речь о вашем брате? Это скорее напоминает галантный ужин!
– Перестаньте болтать глупости! – недовольно проворчала Шемро. – В любом случае теперь пора сбросить маску... О Боже мой!
Обходя стол, Франсуаза де Шемро вдруг резко остановилась, едва не споткнувшись о тело, распростертое на полу в луже крови. Мужчина лежал с закрытыми глазами; в груди зияла глубокая рана, из которой еще сочилась кровь. Приблизившись к побледневшей Франсуазе, Сильви склонилась над телом и с ужасом узнала в мертвеце Лафма! Она моментально все поняла и, выпрямившись, встретилась глазами со взглядом Шемро, исполненным злобы и нескрываемого разочарования.
– Глупец, он все-таки дал себя убить, – пробормотала она раздраженно.
Потом молниеносным движением она с силой оттолкнула Сильви, которая упала навзничь, ударившись головой об угол стула, и несколько минут оставалась без сознания. Этого времени вполне хватило, чтобы ее спутница скрылась с места убийства, закрыв за собой дверь на ключ, и добежала до кареты... Когда Сильви пришла в себя, она услышала шум отъезжающей кареты. Сильви с ужасом осознала, что осталась в запертой комнате рядом с трупом. То, что это был труп ее злейшего врага, в этих обстоятельствах Сильви вряд ли могло утешить, и она, едва держась на ногах, рухнула в кресло, чтобы попытаться хоть как-то привести в порядок свои мысли. Одно она понимала ясно: Шемро заманила ее в гнусную западню. Она хотела выдать Сильви Лафма, и было нетрудно понять, почему стол накрыли на два куверта. Мысль о том, что последовало бы за ужином, вызвала у Сильви тошноту и новый приступ головокружения. На столе была бутылка вина. Она налила в бокал вина и выпила, припомнив, что и раньше знала его вкус: такое же испанское вино она когда-то пила у кардинала. Неужели Ришелье дарил это вино своему любимцу-палачу?
Как бы то ни было, она почувствовала себя лучше и постепенно осознавала всю опасность своего нового положения. Даже от мертвого Лафма исходила угроза: Сильви могли обвинить в его убийстве. Кто мог поручиться, что мерзкая Шемро уже не спешит донести на нее ближайшим стражам порядка?! Почему бы Шемро не отправиться прямо в Венсеннский замок? Если Сильви застанут в комнате с трупом, как ей оправдаться, что убийца – не она?! Необходимо немедленно бежать отсюда!
Сильви еще не успела ничего предпринять, как ключ в замке повернулся, дверь медленно открылась и на пороге появилась столь странная личность, что Сильви от испуга вскрикнула.
– Не бойтесь, мадемуазель! – сказал незнакомец приятным, даже благородным голосом. – Я ношу маску и прошу у вас позволения ее не снимать...
Под широкополой черной шляпой с перьями красовалась багровая, опухшая, с длинным прыщавым носом рожа, уродливые черты которой выглядели зловеще при свете свечей.
– Кто вы? – выдохнула Сильви, еще не придя в себя окончательно.
– Меня называют капитан Кураж! А кто вы и что здесь делаете?
– Меня зовут Сильви де Вален, меня обманом заманили сюда, чтобы отдать в руки этому человеку! Но клянусь, я не убивала его! Поверьте мне, умоляю вас!