Она ждала, что Моргейна вскипит и примется отстаивать свое искусство, но Моргейна лишь вздохнула и покачала головой.

— Я не доверяю любовным талисманам и заклинаниям — это я тебе сказала сразу. Они могут лишь сосредоточить волю человека несведущего. Искусство Авалона иное, и его нельзя просто вот так вот взять и пустить в ход потому, что какая-то девушка предпочла бы возлечь с этим мужчиной, а не с тем.

— Но ведь с искусством мудрых то же самое, — презрительно выпалила Элейна. — Я могла бы поступить так или иначе, но не буду, потому что не вправе вмешиваться в божий промысел, или в волю звезд, или что там еще…

Моргейна тяжело вздохнула.

— Родственница, я могу дать тебе в мужья Ланселета, если ты действительно этого хочешь. Не думаю, что это принесет тебе счастье, но ты достаточно мудра, ты сказала, что не ждешь счастья в браке… Поверь мне, Элейна, я всей душой желаю, чтобы Ланселет женился и уехал подальше от этого двора и от королевы. Артур — мой брат, и я сделаю все, чтобы на него не пала тень бесчестия, — а это неминуемо произойдет, раньше или позже, если Ланселет останется. Но помни, что ты сама попросила меня об этом. И не хнычь, когда тебе придется несладко.

— Клянусь, что выдержу все, что угодно, если только Ланселет станет моим мужем, — сказала Элейна. — Но зачем ты это делаешь, Моргейна? Просто затем, чтобы насолить Гвенвифар?

— Можешь думать так, если хочешь, или можешь поверить, что я слишком люблю Артура, чтобы позволить скандалу уничтожить все, чего он добился, — твердо произнесла Моргейна. — Но запомни, Элейна: чары зачастую действуют совсем не так, как ты ожидаешь.

Если в ход событий вмешиваются боги, что могут поделать смертные, пусть даже при помощи чар или заклинаний? Да, Вивиана возвела Артура на трон… И все же это Богиня вершила свою волю, а не Вивиана, и она же не дала Артуру сыновей от его королевы. А когда она, Моргейна, попыталась завершить то, что оставила неоконченным Богиня, отголосок заклинания вверг Гвенвифар и Ланселета в пучину этой позорной любви.

Ну что ж, по крайней мере это она может исправить, если устроит так, чтобы Ланселет вступил в законный брак. Но и Гвенвифар находится в ловушке и, возможно, обрадуется, если кто-то найдет выход из этого тупика.

Губы Моргейны дрогнули в гримасе, слегка напоминающей улыбку.

— Но берегись, Элейна. Мудрые говорят: «Будь осторожен со своими желаниями, ибо они могут сбыться». Я могу дать тебе в мужья Ланселета, но попрошу ответный дар.

— Но что у меня есть такого, что было бы ценным для тебя, Моргейна? Украшений ты не носишь…

— Я не нуждаюсь ни в украшениях, ни в золоте, — сказала Моргейна. — Мне нужно иное. У тебя будут дети от Ланселета — ведь я вижу его сына… — и она умолкла, ощутив покалывание, какое всегда бывало при проявлении Зрения. Голубые глаза Элейны изумленно расширились. Моргейна почти, что слышала мысли девушки: «Так значит, это правда — я выйду замуж за Ланселета и рожу ему детей…»

«Да, это правда, хоть я этого и не знала, пока не произнесла вслух… Раз я могу использовать Зрение, значит, я не вмешиваюсь в дела, кои следует оставить на усмотрение Богини, и потому-то этот способ и открылся мне».

— Я не стану ничего говорить о твоем сыне, — ровным тоном произнесла Моргейна. — Он должен будет следовать собственной судьбе.

Она встряхнула головой, пытаясь разогнать непонятную тьму видения.

— Я прошу лишь, чтобы ты отдала мне свою старшую дочь для обучения на Авалоне.

Глаза Элейны испуганно расширились.

— Для обучения колдовству?

— Ланселет и сам — сын верховной жрицы Авалона, — сказала Моргейна. — Мне не суждено родить дочь для Богини. Если моими стараниями ты подаришь Ланселету такого сына, о котором любой мужчина может лишь мечтать, то взамен ты отдашь мне на воспитание свою дочь. Поклянись в этом — поклянись своим богом.

В комнате сделалось тихо до звона в ушах. Наконец Элейна заговорила:

— Если все так и произойдет и если я рожу сына от Ланселета, то отдам свою дочь Авалону — клянусь. Клянусь именем Христовым, — сказала она и осенила себя крестным знамением.

Моргейна кивнула.

— Тогда и я клянусь, что она будет мне как дочь, которую мне не суждено родить для Богини, и что она отомстит за великое зло…

— Великое зло? — удивленно моргнула Элейна. — Моргейна, о чем ты?

Моргейна вздрогнула и пошатнулась; царившая в комнате звенящая тишина развеялась. Моргейна снова слышала шум дождя за окном и ощущала прохладу покоев. Нахмурившись, она произнесла:

— Не знаю. Я начала заговариваться. Элейна, это нужно делать не здесь. Попроси дозволения отправиться повидаться с отцом, и позаботься, чтобы меня пригласил составить тебе компанию. А я позабочусь о том, чтобы Ланселет был там.

Она глубоко вздохнула и поправила платье.

— Кстати, о Ланселете. Пожалуй, мы достаточно подождали, чтобы он успел покинуть покои королевы. Пойдем, Гвенвифар будет ждать нас.

И действительно, когда Элейна и Моргейна явились к королеве, в ее опочивальне не было никаких следов присутсвия Ланселета, равно как любого другого мужчины. Но когда Элейна на миг оказалась вне пределов слышимости, Гвенвифар взглянула в глаза Моргейне, и та подумала, что никогда прежде не встречала такой безграничной горечи.

— Ты презираешь меня, Моргейна?

«Ну, наконец-то она вслух спросила о том, что мучило ее все эти дни, — подумала Моргейна и едва удержалась, чтоб не швырнуть в ответ:

— А если да, то не потому ли, что сперва ты презирала меня?»

Вместо этого она сказала, стараясь, чтоб слова ее звучали как можно мягче:

— Я не исповедник тебе, Гвенвифар. И это ты, а не я, веруешь в бога, способного проклясть тебя за то, что ты делишь ложе с мужчиной, который не муж тебе. Моя Богиня более снисходительна к женщинам.

— А должен был бы стать мужем! — вспыхнула Гвенвифар, но тут же осеклась. — Конечно, Артур — брат тебе, и на твой взгляд, он непогрешим…

— Я этого не говорила. — Лицо королевы сделалось столь жалким, что Моргейна не выдержала. — Гвенвифар, сестра моя, тебя никто не обвиняет…

Но королева отвернулась от нее и произнесла сквозь стиснутые зубы:

— Нет. И в жалости твоей я не нуждаюсь, Моргейна.

«Нуждаешься или не нуждаешься, но мне тебя жаль», — подумала Моргейна, но не стала облекать свою мысль в слова. Она не настолько жестока, чтобы бередить старые раны и заставлять их кровоточить.

— Готова ли ты приступить к трапезе, Гвенвифар? Что ты желаешь на завтрак?

«С тех пор, как закончилась война, дела все больше поворачиваются так, будто она благороднее меня, и я — ее служанка», — бесстрастно подумала Моргейна. Это было игрой, и все они играли в эту игру, но у Моргейны она не вызывала негодования. Но многие благородные дамы королевства вполне могли вознегодовать; Моргейне же более всего не нравилось, что Артур принимает это как должное и что теперь, когда войны завершились, Артур решил, что соратники должны войти в его свиту, вместо того чтоб занять свои законные места и снова стать королями и лордами. На Авалоне Моргейна охотно прислуживала Вивиане — ведь эта умудренная годами женщина была живым воплощением Богини, а мудрость и магическая сила возносили ее над всеми прочими людьми. Но она знала, что и сама может овладеть этими силами, если будет достаточно усердна; и возможно, настанет день, когда и к ней будут относиться с таким же почтением.

Но военному вождю страны, — равно как и его супруге, — такая власть не подобала, и Моргейну бесило, что Артур поддерживает при своем дворе подобные порядки, присвоив власть, какая могла принадлежать лишь величайшим из друидов и жриц. «Артур по-прежнему носит меч Авалона. Но раз он не сдержал клятву, данную Авалону, следует отнять у него меч».

Внезапно Моргейне почудилось, будто комната вокруг нее застыла и словно бы расширилась. Моргейна по-прежнему смотрела на Гвенвифар, приоткрывшую рот в попытке что-то сказать, — но в то же время она смотрела сквозь королеву, словно оказалась вдруг в волшебной стране. Все вокруг виделось далеким, маленьким и расплывчатым, и разум Моргейны объяла глубокая тишина. И в этой тишине она увидела незнакомую комнатку и Артура, который спал, сжимая в руке обнаженный Эскалибур. И она склонилась над Артуром — забрать меч она не могла, но зато перерезала серповидным ножом Вивианы шнур, на котором висели ножны. Ножны были старыми: бархат истерся, а драгоценная золотая вышивка потускнела. Моргейна взяла ножны и оказалась на берегу огромного озера, и вокруг не было ничего, кроме шороха тростника…