— О, да, Изотта очень красива, — заметила Моргауза. — Но при дворе герцога Марка поговаривают, будто она уделяет куда больше внимания наследнику герцога, молодому Друстану, чем самому Марку. Но кто сможет ее за это упрекнуть? Впрочем, она скромна и осторожна, и если у нее хватит здравого смысла подарить старику ребенка… впрочем, видит небо — лучше бы ей заняться этим с молодым Друстаном, — хохотнула Моргауза. — Что-то она не похожа на женщину, довольную своей супружеской постелью. Хотя я не думаю, что Марк будет требовать от нее чего-либо большего, чем наследника для Корнуолла. Полагаю, ему только этого и недостает, чтоб объявить, что Корнуолл принадлежит ему, раз он им правит, а не Моргейне, унаследовавшей герцогство от Горлойса. Кстати, а где моя родственница Моргейна? Мне не терпится ее обнять!

— Она вон там, с Уриенсом, — сказала Гвенвифар, указав в ту сторону, где стоял король Северного Уэльса, поджидающий своей очереди.

— Лучше бы Артур выдал Моргейну замуж в Корнуол, — заметила Моргауза. — Наверное, он решил, что Марк слишком стар для нее. Хотя он прекрасно мог бы выдать ее за молодого Друстана — его мать приходится родней Бану из Малой Британии, и потому он состоит в дальнем родстве с Ланселетом, — и красив, почти как Ланселет, — верно, Гвенвифар?

Моргауза весело улыбнулась и добавила:

— Ах, я совсем забыла — ты ведь у нас такая благочестивая дама, что и не смотришь ни на кого, кроме своего венчанного мужа. Впрочем, нетрудно быть добродетельной, если твой супруг так молод, красив и благороден, как Артур!

Гвенвифар почувствовала, что болтовня Моргаузы вот-вот сведет ее с ума. Неужто эта женщина не в состоянии думать о чем-нибудь другом?

— Думаю, тебе бы стоило сказать пару любезных слов Изотте, — заметила Моргауза. — Она совсем недавно приехала в Британию. Правда, я слыхала, что она плохо говорит на нашем языке и знает лишь свой ирландский. Но, кроме того, я слыхала, что у себя дома она считалась госпожой трав и магии, и исцелила Друстана после сражения с ирландским рыцарем Мархальтом, хоть все вокруг и думали, что он уже не выживет. С тех пор он сделался ее верным рыцарем и поборником — по крайней мере, именно так он сам объясняет причину своих поступков, — не унималась Моргауза. — Хотя она так красива, что я бы не удивилась… Пожалуй, стоит познакомить ее с Моргейной — та ведь тоже великолепно разбирается в травах и заклинаниях исцеления. Они найдут, о чем поговорить. Кажется, Моргейна немного знает ирландский. И Моргейна тоже замужем за человеком, который годится ей в отцы, — все-таки Артур дурно обошелся с ней!

— Моргейна согласилась выйти замуж за Уриенса, — неестественно ровным тоном произнесла Гвенвифар. — Неужто ты думаешь, что Артур выдал бы любимую сестру замуж, даже не спросив, чего она хочет?

Моргауза фыркнула.

— В Моргейне слишком много жизненной силы, чтоб ее устроила постель старика. А меня бы точно не устроила — особенно если бы у меня был такой красивый пасынок, как Акколон!

— Ну хорошо, пригласи леди из Корнуолла посидеть с нами, — сказала Гвенвифар, пытаясь положить конец болтовне Моргаузы. — И Моргейну тоже, если хочешь.

Похоже, Моргейну вполне устраивал брак с Уриенсом. А что бы было с ней, с Гвенвифар, если б она сваляла такого дурака или рисковала своей бессмертной душой, распутничая с другими мужчинами?

Уриенс, сопровождаемый Моргейной и двумя младшими сыновьями, как раз подошел, чтобы поприветствовать Артура. Артур обнял старого короля, назвав его зятем, и расцеловал Моргейну.

— Ты собрался преподнести мне подарок, Уриенс? Но мне не нужны подарки от родственников — мне довольно твоего доброго расположения, — сказал он.

— Я собрался не просто преподнести тебе подарок, но и обратиться к тебе с просьбой, — отозвался Уриенс. — Я прошу, чтобы ты посвятил моего младшего сына, Увейна, в рыцари Круглого Стола, и принял его в число своих соратников.

Стройный темноволосый юноша преклонил колени перед Артуром. Артур улыбнулся.

— Сколько тебе лет, юный Увейн?

— Пятнадцать, мой лорд и король.

— Ну что ж, поднимись, сэр Увейн, — милостиво произнес Артур. — Эту ночь ты проведешь в бдении, а наутро один из моих соратников посвятит тебя в рыцари.

— С твоего позволения, мой лорд Артур, — вмешался в разговор Гавейн. — Если не возражаешь, я бы хотел оказать эту честь моему кузену Увейну.

— Кто более достоин этого, чем ты, мой кузен и друг? — отозвался Артур. — Если Увейн согласен, то, значит, так тому и быть. Я охотно приму его в число своих соратников, как ради него самого, так и потому, что он приходится пасынком моей возлюбленной сестре. Найдите ему место за столом. Увейн, завтра ты сможешь принять участие в общей схватке на турнире — в составе моего отряда.

— Благодарю тебя, мой к-король, — запинаясь, произнес Увейн.

Артур улыбнулся Моргейне.

— Спасибо за подарок, сестра.

— Это подарок и для меня, Артур, — сказала Моргейна. — Увейн дорог мне, как родной сын.

Гвенвифар с жестокой радостью подумала, что Моргейна выглядит теперь на свои годы: на лице ее проступили едва заметные морщины, а в волосах цвета воронова крыла появились седые нити — но темные глаза остались все такими же прекрасными. Но Моргейна говорила об Увейне как о родном сыне и смотрела на него с гордостью и любовью.» А ведь ее родной сын должен сейчас быть еще старше… И получается, что у Моргейны — чтоб ей пусто было! — два сына, а у меня нет даже воспитанника!»

Моргейна, усевшаяся за стол рядом с Уриенсом, почувствовала взгляд Гвенвифар.» Как же она меня ненавидит! Даже теперь, когда я не могу причинить ей ни малейшего вреда!» Но сама она не испытывала ненависти к Гвенвифар; она даже перестала злиться на нее за подстроенный брак с Уриенсом: в конце концов, именно благодаря этому запутанному повороту судьбы она вновь стала тем, кем была, — жрицей Авалона. «Да, но если бы не Гвенвифар, я была бы сейчас женой Акколона. А так мы находимся во власти любого слуги, которому вздумается следить за нами или выболтать все Уриенсу в надежде на вознаграждение…» Нужно будет, пока они находятся в Камелоте, вести себя особенно осторожно. Если Гвенвифар увидит возможность учинить скандал, то ни перед чем не остановится.

Не стоило ей сюда приезжать. Но Увейну так хотелось, чтобы она посмотрела, как его посвятят в рыцари, — а мальчик любит ее, как мать, ведь родной матери он не знал…

В конце концов, не будет же Уриенс жить вечно! — хотя иногда Моргейне начинало казаться, что он решил посостязаться с тем древним царем, Мафусаилом, — и навряд ли даже недалекие свинопасы Северного Уэльса пожелают видеть своим королем Аваллоха. Если бы только она могла родить Акколону ребенка — тогда никто бы не усомнился, что Акколон царствует по праву…

Она бы даже рискнула пойти на такой шаг — в конце концов, Вивиана была лишь немногим моложе, когда родила Ланселета, и прожила достаточно долго, чтоб успеть увидеть его взрослым мужчиной. Но Богиня не послала ей даже надежды на зачатие — да Моргейне этого и не хотелось, если уж говорить начистоту. Акколон никогда не упрекал ее за бездетность — несомненно, он чувствовал, что окружающие не поверят в отцовство Уриенса, хотя Моргейна была уверена, что сумеет убедить старика мужа признать ребенка своим: король души не чаял в супруге и достаточно часто делил с нею постель — даже слишком часто, по мнению Моргейны.

Моргейна обратилась к Уриенсу:

— Давай я положу тебе еды. Эта жареная свинина слишком жирная, тебе от нее станет нехорошо. Пшеничные пироги, пожалуй, могли пропитать мясной подливой. Ага, а вот замечательный тушеный кролик.

Она подозвала слугу с подносом ранних фруктов и взяла для супруга немного крыжовника и вишен.

— Держи — ты ведь их любишь.

— Ты так заботлива, Моргейна, — сказал Уриенс. Моргейна погладила мужа по руке. Ее труды не пропали даром; она заботилась об Уриенсе, следила за его здоровьем, вышивала ему нарядную одежду, а время от времени даже находила ему молодую женщину и давала мужу порцию настойки из трав, придававшей ему подобие истинно мужской энергичности. В результате Уриенс, совершенно уверенный в том, что жена его обожает, никогда не оспаривал ее решений и исполнял любое ее желание.