— Нет, будет. Небытие.

Он рассмеялся и хлопнул ладонями по подлокотникам трона.

— Небытие… Но, милая, небытие — это ничто в сравнении с силами, которые мы бросили друг против друга в этой битве. Неужели ты не заметила, что оно уже отхлынуло? Что мы питали его до отвращения! Оно больше не властвует над пресытившейся кровью Харонией. Именно этого вы не захотели признать, милая. Ваши победы — это наши победы… Солдаты, которых вы принесли в жертву вчера, — это те, с которыми вы будете биться завтра. О конечно, — сказал он, воздев руки к своду, — всегда найдутся эти правильные, чистые, трогательные сердца, что никогда не приблизятся к берегам реки Пепла. Они избегнут воздействия Желчи и, возможно, станут Волнами. Но сколько их, милая? Сколько среди ваших погибших чистых сердец?

Он вдруг вскочил со своего кресла и, скрестив руки, застыл на краю пропасти.

— Из горстки героев не создашь армии, дорогая. Вы проиграли, признай это. Харония возродится из пепла вашего Миропотока. Но не волнуйся. Ты — часть этого будущего. Разумеется, я тебя убью, но я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Волна, текущая в твоих глазах, скоро будет такой же темной, как твои волосы. Да, я хочу, чтобы Желчь осветила твой взгляд, чтобы мы снова могли любить друг друга и ты стала моей королевой.

Мать Волн специально позволяла словам короля терзать ее сердце. Чтобы стать сильнее, чтобы вспомнить, как важна ее миссия для умирающего Миропотока. Она вдруг ощутила странное успокоение. Внезапно ее сознанию ясно представился исход этой встречи. Харония и Миропоток сражались за выживание. Не существовало другой альтернативы, не было никакой возможности договориться, несмотря на надежду, что подспудно жила в ее сердце. Мужчина, с которым она занималась любовью на поляне, больше не существовал. Он был для нее недостижим.

Ответом стал шелест, с которым она достала меч из ножен. Она подняла его и угрожающе направила его на короля.

Последний рассмеялся и в притворном испуге прикрыл грудь полой мантии.

— Моя королева… — заявил он. — Скоро ты станешь моей королевой. Мне так не терпится, милая!

Мать Волн проигнорировала его слова и мысленно обратилась к сыну, чтобы спросить его о Фениксе:

— Ты пробовал с ним связаться?

— Пробовал, мать, но он меня не слушает. Я волнуюсь, мне кажется, он боится…

— Должно быть, его душит Желчь, — с горечью ответила она.

Она размышляла о том, что нет никакой возможности взлететь, чтобы достичь короля, как вдруг необычный звук привлек ее внимание. Он посмотрела вокруг и пришла в ужас. В отдалении, вдоль высоких стен Алебастра, засверкали искорки, которые внезапно зажгли факелы и осветили огромные фигуры харонской стражи.

Сто языков пламени разорвали темноту, рев отразился от свода Алебастра.

Мать Волн окинула взглядом сто окружавших ее властителей, закованных в латы. Свет, словно расплавленное золото, обтекал отполированный металл и сверкал на кончиках шлемов с опущенными забралами. В одной руке они держали факелы, другой сжимали рукоятки алебард, чьи двусторонние лезвия упирались в пол. — Любуйся! — восторженно воскликнул король. — Они все здесь лишь ради тебя одной, королева!

Образовав вдоль стен зала четыре безупречные линии, властители в полной тишине ожидали приказа кинуться на добычу.

Мать Волн закрутилась, словно зверь, попавший в западню. Силы, брошенные на нее королем, казались чрезмерными. Одна против ста. Одна Волна против сотни властителей Харонии. Была ли у нее хоть тень надежды на успех? Она в этом сомневалась, хотя в сердце лихорадочный голос сына уверял ее в обратном.

— Я люблю тебя, — прошептала она ему, прежде чем связать свою душу с душой меча.

Разящий Дух тотчас пробудился и икнул от удивления.

— Холера! А малый не шутит!

Темная пелена застилала бирюзовые глаза Матери Волн.

— Феникс недоступен, — предупредила она его. — Я не могу атаковать короля. У меня нет выбора.

— Ты знаешь, как я тебя ценю, красавица, но сейчас… у нас нет возможности улизнуть?

— Отказаться от сражения? Чтобы идти, — куда именно?

— Ты одна, у тебя больше нет ни одной Волны. Может, мы все-таки можем тихонько смыться и найти более подходящий момент, чтобы застать его врасплох.

— Ты не понимаешь. Он хочет этой битвы. Он с самого начала знал, что я в Харонии. Он бросил ищеек по моим следам, чтобы испытать меня, выиграть время и собрать властителей.

Она замолчала и прислушалась. Во мраке, в который ее погрузил Разящий Дух, она различала шумы королевства и без труда опознала мрачный лай своры.

— Ищейки и их псы уже здесь. Снаружи.

— Да, я их слышу, — подтвердил Разящий Дух. — Ладно, отступать некуда…

— Ты со мной? — спросила она его с нежностью, которой он никогда прежде за ней не замечал.

— До конца, красавица.

Теперь она была полностью погружена во мрак. Вокруг нее все слышнее становилось протяжное пение неподвижных властителей. Она различала скрежет доспехов, скрип кожи, натянутой заклепками Карабинов. Она оставила их без внимания и сосредоточилась, чтобы вместе с Разящим Духом найти следы Резонансов.

— У меня две новости: хорошая и плохая, — пробурчал он.

— Хорошая?

— Я нашел по крайней мере штук двадцать эхо Резонансов.

— Плохая?

— Они все витают наверху, у потолка. Среди скелетов свода.

Она, в свою очередь, тоже услышала звон недостижимых Резонансов, и ее рука непроизвольно сжалась в кулак.

— Они для нас бесполезны, — проговорила она, сдерживая ярость.

— Лучше и не скажешь… Но есть и другое. Звук, которого я не знаю. Там, наверху.

— Он враждебен?

— Весьма возможно.

— В любом случае это конец, — сказала она.

Впервые она принимала в расчет возможность поражения, признавала то, что судьба Миропотока скоро, вполне возможно, будет пресечена алебардами властителей. Сомнение разъедало крепостную стену ее убеждений. Раньше она верила в священный отпечаток Волны, в силу, которая оживляла ее тело и которая должна была восторжествовать над всеми ловушками, возникшими между ней и королем. Теперь, во мраке, она различила пронзительный призрак поражения.

Крик ярости вырвался из ее горла и взорвался, словно последний вызов, на ее тонких губах. Крик прокатился под сводом и заставил ряды властителей пошевелиться. Они теряли терпение. Король Харонии также должен был почувствовать лихорадочное состояние закованных в доспехи воинов.

— Убейте ее, властители.

Этот приказ пронзил слух Матери Волн. Она подобралась и плавными шагами начала мерить углы центральной плиты Алебастрового Зала.

Харонцы приблизились к границе шахматной доски, сформировав четыре симметричные стены. Они оставили факелы на полу и обеими руками схватили алебарды.

— Холера, они почти что меня испугали… — признал Разящий Дух.

Властители замерли на мгновение, затем трое из них вышли из строя. Они приблизились к Матери Волн, так что теперь их разделяло десять локтей, и подождали, пока их товарищи переместятся так, чтобы ряды вновь сомкнулись, создав квадратную арену: Стоя плечом к плечу, харонцы не торопились, давая возможность первой тройке проявить себя перед королем.

Несмотря на все снадобья чародеев целителей, позволявшие властителям облачиться в доспехи, они двигались очень медленно и их передвижения было несложно предвидеть. Мать Волн слышала вибрации их скелетов под разлагающейся кожей и могла легко парировать нападения.

Однако все началось внезапно. Трое властителей, замкнувших вокруг нее треугольник, ринулись на нее. Их тяжелое продвижение дало ей необходимое время, чтобы повернуться к тому, которого она, судя по звуку, сочла наиболее быстрым. Харонец атаковал с невероятной силой. Она отклонилась назад, чтобы избежать удара. Инерция движения алебарды, продолжавшей двигаться по той же самой траектории, вынудила властителя обнажить бок. Ориентируясь на звук трения шнурков, соединявших стыки доспехов, Мать Волн нашла уязвимое место и вонзила меч в живот нежити. Враг издал крик, слегка приглушенный забралом, и рухнул на колени. Она захотела вытащить меч, чтобы встретить неминуемое нападение двух его собратьев, но тот застрял в доспехах раненого харонца. Она колебалась одно мгновение — попробовать рвануть меч или оставить его в теле врага и попытаться уклониться?