Я испытывал некоторые угрызения совести, посвящая рассказу о Ликорнии, Земле Единорогов, лишь один день. Согласно моей договоренности с отцом наследника, я должен был преподавать ему историю объективно и непредвзято, так, чтобы искренность, свойственная путешественникам, на него не повлияла. Накануне мы говорили о сложностях устройства памяти у драконийцев, и это пробудило интерес наследника. Ограниченный разум этого мальчика увлечен экзотикой, и даже если я не смогу научить его понимать различные вещи, я могу рассказать ему о том, что это существует. Каждый день я подогреваю его любопытство, а тем самым и мое желание бросить взгляд поверх серых стен этого замка, где я в соответствии со своими обязанностями должен следить за развитием ребенка.

По правде говоря, прикрываясь строгостью этого воспитания, я боюсь впасть в меланхолию. Без сомнения, мне никогда не позволят покинуть этот замок; возможно, отец наследника даже отравит меня, чтобы впоследствии ни один враг не смог добраться до его сына через меня. Иногда, когда моим рассказам удается зажечь в глазах этого мальчика озорные искорки, мне кажется, будто стены этого замка готовы рухнуть, и в такие моменты я понимаю, что моя свобода зависит от того, что свершается в его сердце.

Пока что при колеблющемся свете свечи я воскрешаю эти искры, выводя на бумаге как можно более точное описание прошедшего дня. Он начался на восходе в просторной столовой, где мальчик обязан разделять трапезы войска. Мне пришлось немало повоевать с регентом, чтобы тот позволил своему сыну смешаться с этими молодцами, перенимая их манеры, пока не опустеет тарелка супа и белый хлеб не будет съеден до последней крошки. Позже он лучше поймет цену этого белого хлеба.

Итак, я повысил голос, чтобы перекрыть шум, царивший в столовой, и объявил ученику о своем намерении представить ему исчерпывающее описание Ликорнии. Я воспользовался этим, чтобы оценить пробелы в его познаниях касательно этой области, и предпочел сократить трапезу, чтобы уединиться в тишине библиотеки. Мы устроились там, и я принялся рассказывать ему о королевстве Слез.

Невозможно говорить об этой стране, не поведав об обстоятельствах ее рождения/появления. Хотя с течением времени наши знания об этом исказились, то, что Ликорния родилась на фоне всеобщего разочарования и горя, является общепризнанным фактом. Именно в этом заключено основное условие, чтобы попытаться понять ликорнийцев. Действительно, как и все остальные королевства, Земля Единорогов возникла после битвы времен Истоков. Эта битва, названная Слезой Эль-Задина, дала свое имя столице страны. В этом сражении решающую победу одержала горстка Единорогов, которые затем по совершенно необъяснимым причинам целый век оплакивали своих исчезнувших братьев. Когда я путешествовал в королевстве Драконии, мне удалось ознакомиться с несколькими трудами об Истоках, и везде утверждается, что Единорог — единственный Хранитель, способный плакать.

Как бы то ни было, так образовалась страна, и слезы Единорогов высушили землю, и она превратилась в пустыню. Мне нелегко было объяснить это явление наследнику, который, как многие другие, думал, что слезы Хранителя похожи на воду и имеют те же свойства. Мне пришлось пустить в ход всю мою изобретательность, чтобы заставить его признать, что слезы были порождены горем, в частности исчезновением или жестокой гибелью этих Единорогов Истоков, которые участвовали в титаническом сражении на заре Миропотока.

Ликорнийская пустыня — это море невидимых слез, и именно этот парадокс создал страну и есть причина всех особенностей страны. Из поколения в поколение передавали племена особые знания о пустыне и ее происхождении, которые были запечатлены в многочисленных священных текстах, в частности в Нижних Суратах Экаина. Эта сила осуществляется во всех фазах жизни, в том числе и на Пути Слез.

Речь идет об алхимии, которой с детства занимается каждый ликорниец, о дисциплине, заключающейся в превращении песка в воду. Это известная практика, но она распространена лишь в ликорнийских пустынях по причинам, о которых я говорил выше. Нужно понять, что вода, несмотря на прошедшие столетия, является на самом деле всего лишь слезой и поэтому обладает некоторыми особыми качествами. Необходимость знать их наперечет продиктована самой жизнью, которую поддерживает ликорниец, совершая эту повседневную алхимию, чтобы утолить жажду.

Лишь однажды мне удалось присутствовать при этом превращении, и я сохранил о нем странное воспоминание, почти что галлюцинацию. Благодаря этой магии ликорнийцы могли извлекать из песка воспоминание об Истоках. Я не счел нужным ни рассказывать наследнику о религиозной специфике этого обряда, ни даже объяснять ему, как с помощью духовной дисциплины, которой жрец обучал каждого члена племени, ликорнийцам удается очистить грусть песка, чтобы не поддаться ей.

В самом строгом смысле речь действительно идет о племенах, хотя некоторые и предпочитают говорить о фратриях, составляющих эти племена. Наследник спросил меня об этих своеобразных братствах, и я, естественно, упомянул о входящих в их состав Единорогах, которые их объединяют, а иногда и разделяют фратрии. Каждое братство возникает вокруг своего Хранителя, то есть Единорога.

Я смог провести некоторые сопоставления между символикой Единорога и значением гербов, имеющих хождение в наших краях. Окрас, цвет рога, а также размер, возраст, — в общем, все критерии, связанные с Единорогами, определяют обычаи внутри фратрий.

Чтобы объяснить это наследнику, я привел пример того братства, где я провел около года. Я прекрасно помню, что их одежда была того же цвета, что и окрас их Хранителя, светло-пурпурный цвет характеризовал братство и подразумевал тесные связи, которые его члены поддерживали с другими братствами, составлявшими одно племя.

Рог был медового цвета, как и Альмандин, вставленный в его основание, этим в свою очередь определялись отношения между многими семьями и даже между мужчинами и женщинами. Детали этого обычая от меня ускользнули. Только ликорниец может оценить все его богатство.

Во время переходов Хранители — около десятка Единорогов — шагают во главе. Цифра, возможно, неточная. Я говорю это, основываясь исключительно на опыте собственного путешествия и знании тех немногих племен, с которыми мне довелось встретиться. На Единорогах восседают жрецы-муэдзины, чьи несравненные голоса призывают к молитве и управляют Хранителями. Единороги подчиняются лишь их голосам, высоким и пронзительным, недоступным нашему пониманию. Тем не менее кажется, что эти протяжные песнопения определяют характер Слез Пустыни в том смысле, что каждый муэдзин с младых лет пьет воду, добытую именно этим способом, чтобы его горло было способно подражать старинному складу ламентаций, которые выводили Единороги Истоков.

Муэдзин также управляет и дюнами — или же Слезами, смотря какой смысл им придается. В действительности же это скорее помогает понять, почему мы говорим не о королевстве, а о Землях. Еще никому не удалось их сосчитать, и неудивительно: они перемещаются вместе с племенами таким образом, что пустыня каждый год образуется заново в зависимости от изменения религиозных, экономических и социальных условий.

Наследник справедливо спросил меня, как можно было владеть пустыней, и я ответил ему так же, как и его отцу: ликорнийский песок имеет свою ценность и историю. Он путешествует вместе с теми, кто его почитает.

Мне довелось созерцать дюны, лениво скользящие в пустыне, я попадал в песчаную бурю, которая оказывалась не чем иным, как передвижением Земли, наследием, которое племя несло с собой, прежде чем осесть на каком-то определенном участке пустыни на весь год.