— Чушь! — отрезала толстуха. — Нету здесь никакого зубного врача. Хоть тебе и вправду давно к нему пора, причем срочно. Это дом синьоры Иды Спавенто, и она единственная, кто здесь живет. А теперь убирайся с дороги, покуда я в тебя кочаном не запустила.

— Я искренне сожалею, синьора. — И Риччио изобразил на лице столь неподдельное раскаяние, что даже Проспер и Оса, незаметно подошедшие тем временем поближе, почти готовы были ему поверить. — Помочь вам донести сумки?

— О-о, смотри-ка какой кавалер выискался! — Толстуха убрала со лба седую прядку и глянула на Риччио уже несколько благожелательнее. Но тут же подозрительно нахмурилась. — Постой-ка, уж не решил ли ты, пройдоха, на этом еще и подзаработать?

Риччио обиженно покачал головой:

— И в мыслях не было, синьора.

— Ну хорошо, тогда я принимаю твое предложение. — Экономка синьоры Спавенто протянула Риччио свои сумки и покрепче перехватила мясистой рукой поводок. — В конце концов, не так часто мне выпадает удача настоящего кавалера встретить.

Стараясь держаться на отдалении, Оса и Проспер последовали за ними. И своими глазами видели, как Риччио с торжествующей улыбкой оглянулся на них, прежде чем исчезнуть за порогом дома синьоры Спавенто.

Прошло довольно много времени, прежде чем он оттуда вышел. Словно маленький граф, он важно остановился в дверях, огляделся по сторонам и с наслаждением лизнул гигантский рожок мороженого, полученный в награду за тяжелую работу. Только после этого он притворил за собой дверь и радостно подбежал к Осе и Просперу.

— Никаких щеколд внутри! — Это было первое, что он им прошептал. — Даже второго замка нету. Не похоже, чтобы эта синьора Спавенто шибко боялась ограбления.

— Она сама тоже дома была? — спросил Проспер, бросая взгляд на балкон над входной дверью.

— Ее я не видел. — Риччио дал Осе лизнуть своего мороженого. — Но кухня в точности там, где на чертеже у нас нарисовано, я толстухе все пакеты туда отнес. Наверно, тогда и спальня там, где обозначено, — под крышей. Одно скажу: если эта синьора Ида Спавенто и вправду так рано спать ложится, то все дело будет куда проще, чем свечки из церкви таскать.

— Ты заранее-то особо не радуйся, — одернула его Оса, с тревогой поглядывая на окна чужого, дома, в стеклах которых свинцово отражалось небо.

— Погоди, я еще главного не сказал, — продолжал шептать Риччио. — Из кухни есть свой выход в сад! На чертеже это не нарисовано! Так вот — держитесь, чтобы не упасть — на этой двери вообще ни замка, ни щеколды! По-моему, эта синьора Спавенто и вправду слишком легкомысленна, вы не считаете?

— Ты все время про собак забываешь, — возразила Оса. — А вдруг это все-таки не толстухины собаки и твои сосиски им не понравятся?

— Да ладно, все собаки обожают сосиски, верно, Проп?

Проспер только кивнул и посмотрел на часы.

— Черт возьми, уже почти час, — пробормотал он с беспокойством. — А Сципио все нет. Как бы с ним чего не случилось.

Они подождали еще полчаса. После чего даже Риччио согласился, что Король воров сегодня не придет. С опечаленными физиономиями они отправились на квартиру их арестанта, чтобы покормить его одинокую, покинутую черепаху.

— Нет, я все-таки никак не пойму, — не успокаивался Риччио, когда они уже стояли перед подъездом Викторова дома. — Что с ним могло случиться?

— Ах, да ничего, наверно, не случилось, — ответила Оса, карабкаясь вместе с остальными по крутой лестнице, что вела к квартире Виктора. — Когда мы в обители встречаться договаривались, он ведь тоже очень часто опаздывал. — Но вид у нее был такой же обеспокоенный, как и у ее спутников.

Черепаха-муж, оказалось, и вправду уже совсем загрустил. Когда Проспер и Оса склонились над его коробкой, он даже не пожелал выглянуть из-под своего панциря, и только когда они протянули ему лист салата, он соблаговолил вытянуть к нему свою морщинистую шею.

Риччио делал вид, что он черепаху вообще не замечает. Он по-прежнему считал, что заботиться о домашнем животном арестанта — это дурацкая блажь, и больше ничего. Вместо этого он примерял перед зеркалом накладные усы из коллекции Виктора.

— Эй, погляди-ка, Проп, — крикнул он, нацепляя себе под нос моржовые усы, — не эти ли усищи на нем были, когда ты на него налетел?

— Может, и они, — отозвался Проспер, внимательно изучая письменный стол Виктора. Под крылатым львом, что служил пресс-папье, лежал фотоснимок обеих черепах, а возле пишущей машинки — несколько убористо исписанных страниц и надкусанное яблоко.

— А теперь на кого я похож? — спросил Риччио, оглаживая пышную, окладистую рыжую бороду.

— На лешего, — язвительно заметила Оса, снимая с полки один из детективов, которых у Виктора оказалось довольно много, и удобно устраиваясь на одном из стульев для посетителей. Проспер тем временем уселся в кресло Виктора и обыскивал ящики письменного стола. Ничего интересного: записочки, канцелярские скрепки, штемпельная подушечка, ножницы, ключи, почтовые открытки, три пакетика леденцов разного сорта.

— У него там, часом, сигарет нету? — поинтересовался Риччио, нацепляя на себя накладной нос.

— Он же не курит, только леденцы сосет, — ответил Проспер, задвигая ящики. — Вы нигде папок не видели? Должны же у него быть папки с делами…

— Да ладно, он потому только детективом стал, что страсть как переодеваться любит. И никаких таких папок с делами у него наверняка и в помине нет. — Риччио теперь наклеил себе кустистые брови, нахлобучил шляпу на свою щетину ежиком и постарался придать лицу важное выражение. — Ну, что скажете? Что, если я со временем таким вот стану, а?

— Но какие-то записи должен же он делать? Проспер обнаружил наконец скоросшиватели в единственном шкафу Виктора, когда вдруг зазвонил телефон. Оса даже головы не подняла.

— Пусть звонит, — пробормотала она. — Это уж точно не нам.

И они предоставили телефону трезвонить сколько угодно. Риччио перемерял все шляпы, кепки, бороды, усы и парики, фотографируя себя в самых разных обличьях, покуда в аппарате у Виктора не кончилась пленка, а Проспер тем временем сидел за письменным столом и изучал папки с делами Виктора. Через десять минут телефон зазвонил снова, как раз в ту секунду, когда Проспер в аккуратной прозрачной папочке обнаружил свою и Бо фотографию. Теперь он смотрел на нее как громом пораженный.

Оса оторвалась от книги.

— Что это?

— Всего лишь фотоснимок. Я и Бо. Мама нас снимала, надень рождения, когда мне одиннадцать исполнилось.

Снова затрезвонил телефон. Потом умолк.

Проспер все еще смотрел на фотографию. И, сам того не замечая, сжимал пальцы в кулак.

Оса потянулась к Просперу через весь стол и погладила его судорожно сжатую руку.

— А что хоть этот сыщик про вас написал? — спросила она.

Проспер сунул фотоснимок во внутренний карман куртки и придвинул Осе чудовищные каракули Виктора.

— Тут почти ничего не разобрать.

— Дай-ка взглянуть. — Оса отложила книгу и склонилась над письменным столом. — Смотри-ка, он тоже к твоей тетке особой симпатии не питает. По-моему, это ее он называет «Остроносая», а твоего дядю и вовсе «Комодом» окрестил. «Никакого интереса к старшему, — прочитала она. — Потому что он уже не похож на плюшевого мишку». — Оса улыбнулась Просперу. — Да уж, чего нет, того нет. А он совсем не глуп, этот сыщик.

В эту секунду опять зазвонил телефон.

— Бог ты мой, вот уж не думала, что у этого чудака столько клиентов. — Оса раздраженно схватила трубку. — Pronto! — прощебетала она, изменив голос. — Бюро Виктора Геца. Чем я могу вам помочь?

Риччио зажал рот рукой, чтобы не прыснуть, зато Проспер прислушивался к разговору с явной тревогой.

— Как, простите, ваша фамилия? — Тут Оса подала Просперу знак. — Хартлиб?

Проспер вздрогнул как от удара. А Оса тем временем нажала на панели аппарата какую-то кнопку, и голос Эстер заполнил собой кабинет Виктора. Говорила она по-итальянски, не очень быстро, но вполне сносно.