— Гвиневера — леди, — сказал я, — и я выпущу твою душу на волю, если станешь упорствовать и отрицать это.

— Она — шлюха, — прохрипел он и, задыхаясь, сумел добавить: — Бык охраняет меня.

Это значило, что он тоже из посвященных Митре. И я с силой вонзил клинок в горло своего собрата по вере, стремясь прекратить его страдания. Кровь брызнула фонтаном. Наверное, Валерин так никогда и не узнал, что не Артур послал его душу в Иной мир.

Наши люди издали торжествующий вопль. Напуганные заклинаниями друидов и ошеломленные потоком грязных оскорблений Валерина, после моей победы они воспрянули духом. Я подошел к самой воде и, совершив ритуальный танец победителя, показал врагам окровавленный клинок Хьюэлбейна. Горфиддид, Кунеглас и Гундлеус молча повернули коней, а мои люди осыпали их насмешками.

Когда я вернулся в строй наших копий, Саграмор молча кивнул, что в его понимании означало похвалу.

— Что ты желаешь с ним сделать? — указал он на мертвое тело Валерина.

Я приказал Иссё снять с поверженного врага драгоценности, а затем двое воинов скинули тело в реку. Я молился, чтобы духи воды приняли моего собрата-митраиста. Исса принес оружие Валерина, его золотой торквес, две броши и кольцо.

— Это твое, лорд, — проговорил он, протягивая мне в одной руке добычу, а в другой — вытащенное из реки мое копье.

Я взял копье и оружие Валерина.

— Золото твое, Исса, — сказал я.

— Только не это, лорд.

И он показал мне тяжелое золотое кольцо Валерина с изображением бегущего оленя и полумесяца вместо рогов. Это был символ Гвиневеры, обручальное кольцо любви.

Я взял кольцо. Валерин, подумал я, все эти годы носил его, мучаясь бессильной злобой или в надежде на будущую месть. Вырезанный на внутренней стороне крест должен был намекать, что Валерин ВСс Же был любовником Гвиневеры. Так ли это, или несчастный сам выскреб этот символ?

— Артур никогда не должен узнать о нем, — предупредил я Иссу и швырнул кольцо в реку.

— Что это было? — спросил Саграмор, когда я вновь присоединился к нему.

— Ничего, — пожал я плечами. — Просто амулет, который может принести несчастье.

Но тут за рекой протрубил военный рог, и у меня уже не было времени вспоминать о злополучном кольце.

Враг наступал.

Барды до сих пор воспевают то сражение, хотя только боги знают, откуда они берут узоры, которыми вышивают полотна своих историй, потому что, судя по их песням, никто из нас не вышел живым из битвы в Лугг Бейле. А сражение и впрямь было отчаянным.

Копьеносцы Горфиддида с воем кинулись через реку вброд. Саграмор приказал нам идти навстречу врагу, и обе волны наступавших столкнулись в воде. Стук щитов и мечей громом обрушился на долину. Враг превосходил нас числом, но узкий брод вынуждал воинов Горфиддида течь ручьем, и мы, не опасаясь нападения с флангов, всей мощью ударили в центре.

Первый ряд наших людей грудь в грудь столкнулся с врагом и тут же съежился за щитами, а из второго ряда над нашими головами полетели копья. Звон клинков, грохот щитов, треск копий были оглушительными, но убитых оказалось совсем мало, потому что трудно в такой толкучке развернуться, с маху ударить. Щиты со скрипом терлись один о другой, враги хватали наконечники наших копий, и трудно было выдернуть их, град ударов клинков, топоров без разбору обрушивался на шлемы и щиты, но самыми опасными и коварными оказались тычки из-под щитов, снизу. Такие удары калечили людей, но не убивали. Раненые отступали назад, мешали остальным, и битва превращалась в беспорядочную резню. Мы потеснили врага, потому что Морфанс вовремя бросил вперед шестерых своих всадников с длинными копьями, и те сверху, из-за наших спин поражали первую линию противника.

— Щиты! Щиты! — раздался громкий крик Морфанса, и наши люди подняли свои щиты, чтобы защитить больших военных коней от дождя вражеских стрел и копий. Мы, припав к земле, приканчивали тех, кто упал под копытами лошадей. Я прикрылся полированным щитом Артура и вонзал Хьюэлбейн в малейшую щель между щитами. Два мощных удара обрушились мне на голову, но шлем спас, хотя еще целый час в ушах звенело. Одно копье ударилось о чешуйчатые доспехи, но проткнуть их не смогло. И вот враги, не выдержав натиска, побежали, разбрызгивая воду. Они успели подхватить лишь некоторых из своих раненых, а тех, кто остался у берега, мы добили. Двое из наших людей отправились в Иной мир, многие были ранены.

— Ты не должен идти в первом ряду, — сказал мне Саграмор. — Они увидят, что ты не Артур.

— Они увидят, что в отличие от Горфиддида и Гундлеуса Артур сражается, — возразил я. Вражеские короли не ввязывались в битву.

Иорвет и Танабурс вопили, подбадривая людей Горфиддида, обещая им награду богов. А Горфиддид сбил небольшой отряд из тридцати человек и кинул их вперед. Это были безземельные и бездомные бродяги, которые надеялись бесшабашной смелостью завоевать богатство и место при короле. Они были пьяны или ослеплены огнем битвы, потому что числом в тридцать человек кидаться на целую армию — настоящее безумие. Бродяги были отличными вояками, умелыми копьеносцами, обвешанными боевыми кольцами, но каждый из них оказался лицом к лицу с тремя, а то и с четырьмя противниками. Вся эта толпа понеслась ко мне, привлеченная моим белым плащом и блестящими доспехами. Но их встретил Саграмор со своими всадниками. Первого же громилу с тяжелым сакским топором нумидиец уложил одним ударом кривой сабли и, выхватив из рук умирающего топор, швырнул его в другого копьеносца. И все это время он не умолкая распевал странную боевую песнь на родном языке. Последний враг пал от моего меча. Сначала я отражал его косой удар щитом Артура, потом разрубил щит нападавшего клинком Хьюэлбейна и ногой ударил в пах. Он согнулся пополам, а Исса вонзил умирающему копье в шею. Мы сняли с мертвых доспехи, оружие и драгоценные украшения и оставили тела на берегу, превратив в преграду для следующей волны атакующих.

Ждать новой атаки долго не пришлось. Как и первая, эта третья волна накатилась на наш берег плотной толпой копьеносцев. Но теперь враги спотыкались о гору наваленных тел, и ряды их сразу же расстроились. Мы с торжествующими криками кинулись вперед, потрясая красными древками копий. Опять с треском столкнулись щиты, раздались стоны раненых и умирающих, мечи громко звенели, будто наковальни в Магнисе. Я опять сражался в первой линии и так плотно сходился с врагом, что мог чувствовать хмельной дух, вырывавшийся из их глоток. Кто-то попытался сорвать с меня шлем, но лишился дерзновенной руки. Снова началась давка, и враг теснил нас напором облаченных в тяжелые доспехи солдат, но Морфанс опять бросил в бой всадников на мощных лошадях. В который раз полетели копья и стрелы, все они застряли в наших щитах. Вновь враг откатился назад. Барды поют, что кровь текла рекой, но это выдумки, хотя ручейки и струйки крови растекались и растворялись во взбаламученной воде.

— Мы сможем удерживать здесь этих ублюдков до ночи, — распалился Морфанс.

Я покачал головой.

— Выше по течению есть еще один брод, — охладил я его. — И очень скоро их копьеносцы окажутся там.

Враги обошли нас даже раньше, чем я предполагал. Буквально десять минут спустя донесся предупреждающий крик с нашего левого фланга. Вражеский отряд пересек реку на западе и теперь двигался по берегу, приближаясь к нам.

— Время отступать, — проговорил Саграмор. Его безбородое черное лицо было в подтеках крови и пота, но глаза сверкали радостью битвы, которой не описать привычными словами, битвы, которую люди будут долго вспоминать зимними вечерами в дымных пиршественных залах, битвы, которая принесет ее павшим бойцам великую честь и в Ином мире. — Время заманить их сюда, — сказал Саграмор и громко приказал отступать.

Наша армия, медленно разворачиваясь, начала отходить за деревню, посреди которой виднелось римское строение, остановилась в сотне шагов на задворках и растянулась длинной прерывистой шеренгой. Наш левый фланг занимал западный крутой склон долины, а правый упирался в болотистую прибрежную полосу. Теперь мы стали очень уязвимы, потому что стена щитов оказалась такой тонкой, что прорвать ее можно было в любом месте.