Кристина, вдовствующая герцогиня Миланская, гордилась тем, что связана кровными узами с Карлом V, императором Священной Римской империи. Ее красота воспламенила страсть Генриха. Но Кристина отвергла сватовство английского короля, чем привела его в ярость, напомнив всей Европе о казни второй жены жестокого тирана: «Если бы у меня было две головы, я еще могла бы рискнуть выйти замуж за английского короля, но у меня всего одна, и я не могу на это отважиться!»

В любое другое время Карл был бы рад унижению Генриха – он не мог простить английскому монарху пренебрежение и развод с Екатериной Арагонской, итальянской принцессой, которая была теткой Карла. Однако римский император стремился к установлению мира на континенте, чтобы защитить католическую Италию от неверных турок. Разуверившись в союзничестве Генриха, Карл предложил связать кровными узами два королевских семейства.

Генрих настаивал на браке, без сомнения, все еще лелея мечты о красавице Кристине, но неожиданно Карл предложил Данте в мужья Елизавету, которая после того, как обезглавили ее мать Анну Болейн, была объявлена незаконнорожденной. Таким образом, в мужья незаконнорожденной прочили незаконнорожденного. Карл и Генрих поладили на том, что помолвка эта должна была состояться втайне во избежание всякой видимости того, что сотрудничество Генриха было куплено.

– Наши отцы не слишком-то считаются с нами, – вздохнула Елизавета.

За детским заплаканным личиком Данте разглядел девочку с острым умом, возмущенную необходимостью подчиниться воле ее отца, короля Англии, и его отца, императора Священной Римской империи. Это тщедушное существо, осмелившееся выразить недовольство действиями двух самых могущественных людей в мире, с таким же успехом могло бы восстать и против мужа, взявшего на себя ответственность за его жизнь. Молодому человеку невольно пришло в голову, что Елизавету вполне устроило бы, если бы вслед за помолвкой так и не последовала свадьба.

– Нашим отцам до нас нет дела, – пробормотал Данте. – Просто мы нужны им в данный момент для достижения своих целей.

– Мне кажется несправедливым, Данте, что, презирая нас как незаконнорожденных, они пользуются нами и нашей любовью к ним в своих интересах.

Непостижимо, как эта шестилетняя иностранка так безошибочно уловила характер отношений Данте с его отцом.

С годами между отцом и сыном установился зыбкий мир, хотя Данте служил в армии отца и постепенно завоевал уважение Карла, став его надежным доверенным лицом. Эта помолвка с ребенком из Тюдоров подтверждала высокую степень доверия Карла, потому что провал попытки установления мира на континенте мог бы погрузить Европу в пучину жестокой религиозной войны.

И в случае ее успеха Генриху VIII не оставалось бы ничего другого, как обратить на Елизавету свой благосклонный взгляд. А это означало, что невеста Данте могла бы принести своему жениху больше земель, чем он нашел бы себе в Новой Испании, а также титул, богатство и уважение, принять которые непосредственно от отца, не желавшего публично признавать его своим сыном, ему мешала упрямая гордость. Его чутье заставляло не соглашаться с такой несправедливостью.

– Отец доверяет мне многие важные дела, – сдержанно ответил Данте девочке.

– После помолвки наши отцы больше не будут сердиться друг на друга.

– Вы совершенно правы. Это очень важный шаг, особенно если учесть, что и вы, и я занимаем в настоящее время довольно жалкое положение.

Елизавету привело в негодование его замечание:

– Я уже заслужила право возвышаться над всеми другими.

История малышки была итальянцу известна: ее сослали в отдаленное поместье, лишили всякого внимания со стороны отца, английский народ гневно осуждал ее как отпрыска печально знаменитой Анны Болейн. Ни одна живая душа не заметила бы отсутствия этого существа, если бы оно исчезло с лица земли. И неудивительно, что Елизавета жаждала признания своей значимости. Он слишком хорошо ее понимал, обуреваемый тем же стремлением.

– Может быть, вам не следовало бы придавать такое большое значение этой помолвке, Елизавета.

– Она уже получила одобрение моего отца. – На личике Елизаветы отразилось сильное волнение. – Чтобы доставить ему удовольствие, я выйду за вас замуж, и ни за кого другого, Данте Альберто Тревани.

Такое заявление вызвало у него ощущение неловкости. Данте не собирался выпускать из рук свою удачу, и все же так смело заявлять о немыслимости любого вмешательства значило искушать судьбу.

– Мы не можем объявить о нашей помолвке раньше чем через десять лет. За это время может случиться многое Например, ваш отец пожалеет, что пообещал вас мне, и найдет другого, более достойного человека.

– Мой отец не слишком-то интересуется моей жизнью. Я могла бы заслужить его внимание, если бы вела себя очень хорошо и выполняла все его желания.

Он воздержался от дальнейших предостережений. С трудом верилось, что Генрих когда-либо снова озаботится ее судьбой.

И все же его не оставляло чувство смутного беспокойства Ему хотелось предостеречь Елизавету, убедить, что она не должна рассчитывать на единственный раз и навсегда выбранный ею самою путь, если, конечно, девочка – подобно Данте – не готова к любым неожиданностям.

– Про меня говорят, что я слишком тщательно взвешиваю все возможности, прежде чем остановиться на том или ином решении, – медленно начал он. – Я научился благоразумию, наблюдая за своей матерью, которая могла наслаждаться жизнью тем больше, чем больше набиралась опыта. Она всегда прощала себе ошибки, совершенные из свойственного ей мягкосердечия, говоря при этом: «Порой обстоятельства вынуждают нас принимать решения, которые лишь разрывают нам сердце». Не позволяйте себе, Елизавета, становиться жертвой обстоятельств.

– Меня называют очень своевольной и упрямейшей из всех девочек. Мое сердце непроницаемо. Я никогда не выйду замуж ни за какого другого мужчину, кроме вас, – выпалила маленькая девочка.

Он легонько приложил свой палец к ее губам, но сделал это слишком поздно, чтобы удержать Елизавету от повторения ее обета. Что ж, так тому и быть. Данте стремился к этому браку всеми силами, однако за десять лет много воды утечет, и не в его власти было знать, какие сюрпризы уготовит судьба за такой срок. Внезапно в ее глазах появилась тревога:

– Вы, несомненно, будете выглядеть таким же мужественным и внушающим страх, как сейчас. А я? Я ничем не примечательна. Да через десять лет вы меня просто не узнаете.

Данте знал, что все женщины, независимо от возраста, жаждут признания своей красоты. Он взял ее руку в свою, всеми силами пытаясь найти хоть что-то запоминающееся в ее детском личике и незрелых формах:

– О, у вас такие красивые, изящные ручки, Елизавета. А ваши волосы – сплошное золото, сквозь которое будто солнце струится… Вашим волосам будут завидовать все женщины на свете.

– Волосы Тюдоров, – с грустью проговорила она. – Мой отец не может отрицать, что у меня такие же волосы Тюдоров, как и у него.

Данте снова ощутил прилив жалости:

– Вот видите, я всегда узнаю вас по этим красивым рукам и по вашим волшебным волосам. А что это за украшение? – Он осторожно прикоснулся к усыпанной драгоценными камнями вещице, спускавшейся на цепочке с ее тонкой шейки.

– Это любимый браслет моей матери. – Елизавета прижала браслет к груди с радостным волнением. – Посмотрите, Данте, это черепаха! Браслет пока еще мне велик, и поэтому моя гувернантка приспособила к нему цепочку, чтобы я могла носить его у самого сердца.

Вещь была превосходна, в форме изящной черепахи со сверкающими бриллиантовыми глазами – литое золото с наложенным на него зеленым эмалевым панцирем.

– Я узнаю вас и по этому браслету. Наденьте его к нашей следующей встрече.

– Я надену его… – Она словно замерла, сжав губы, четкая линия которых говорила о ее решимости. Чуть нагнувшись к Данте, малышка понизила голос до шепота: – Я намерена надеть его в тот день, когда стану королевой Англии.