И он обнаружил их в глубоком укрытии, недалеко от входа в ущелье. Данте видел огни костров, и ветер доносил до него запах бобов и бекона, которые они готовили на ужин. Было непохоже, чтобы они оплакивали погибших несколько часов назад товарищей. То и дело раздавались взрывы их скабрезного смеха, и бесцельно тренькала гитара. Слишком уж наглы эти люди Ножа Мясника и бесцеремонны в своей самонадеянности. Да и неудивительно, потому что ни один человек не мог бы приблизиться к их лагерю, оставаясь незамеченным. Разве что сверху на них могли напасть орлы да горные козлы.

За спиной Данте послышался мягкий топот копыт. Обернувшись, он увидел Питера Хенли, последовавшего его примеру. В руках у него была какая-то двойная зрительная труба – он называл ее биноклем, глядя в который он так изощренно ругался, что Данте не мог не восхититься.

– Как видно, мы не произвели на них никакого впечатления. Вот, возьмите, убедитесь сами.

Данте взял бинокль. Несколько мгновений ушло на то, чтобы его глаза приспособились к стеклам, а потом его охватил гнев собственника, когда он увидел, как бандит, прислонившись к большому валуну, стоял с таким видом, как будто он был хозяином на земле Глорианы. И не существовало такой силы, которая могла бы согнать его с этого места. Данте выругался, призывая на голову бандита все муки ада, и снова разразился руганью, когда увидел, что из рук этого типа стали вырываться яркие вспышки света, едва не ослепившие Данте.

– Интересно, кому он сигналит, – пробормотал Питер.

Вспышки подчинялись строгому ритму. Вспышка. Вспышка. Вспышка. Вспышка, пауза, вспышка, вспышка. Данте вспомнил, как Глориана, указывая пальцами вверх, говорила ему о том, что люди научились передавать сообщения, не прибегая к письменному слову.

– Ага, передача телеграмм по проводам, – сообразил Данте.

– Нет. Никаких проводов здесь нет, – коротко возразил Питер.

Мысль о проводах вызвала у Данте раздражение. Он не хотел признаваться Питеру Хенли в том, что не понимал, о чем идет речь.

Питер коротко, но язвительно усмехнулся:

– Эти сукины дети пользуются гелиографической системой армии США. Подумать только, они уносят с собой эти проклятые зеркала, когда снимаются с места.

– Зеркала?

– Ну да, зеркала со шторками для передачи посредством световых сигналов сообщений, зашифрованных азбукой Морзе. Когда-то армия покрыла всю территорию Аризоны сетью зеркал, а потом, года три назад, отказалась от использования большинства этих постов, когда сдался Джеронимо. Солдаты оставались здесь до тех пор, пока проблема сопротивления в Плезент-Вэлли не была снята.

На северной части гряды промелькнула ответная серия вспышек, а затем и третья, на этот раз так далеко, что вспышки были ненамного ярче мерцания какой-нибудь звезды.

– По-видимому, у них не было трудностей с установлением постов вдоль северной части горного кольца.

– За это тоже следует поблагодарить армию. Она построила дорогу вдоль подножия, что сократило время переезда между Форт-Апачи и Форт-Верде. Проклятая тропа идет по верху кольца, отходит назад на несколько миль, огибая верхний конец ущелья, и возвращается обратно с другой стороны, образуя линию, подобную перевернутой букве U. Люди Ножа Мясника северную часть дороги даже не охраняют в расчете на то, что пройти верхний конец ущелья, не оказавшись у них в засаде, невозможно.

Питер вглядывался в световые вспышки, не переставая ругаться.

– Вы умеете читать эти сигналы? – Питер кивнул, и Данте поспешил с вопросом: – О чем они говорят?

Губы Питера зашевелились, словно он повторял про себя передававшееся зеркалами послание.

– Хвастаются. Говорят, что налет прошел как надо. Они намерены отсидеться пару дней, а потом снести с лица земли ранчо Кэньон-Рок.

– Мы должны им помешать. – Кровь закипела в жилах Данте.

Питер фыркнул:

– Отец Глори был последним, кто попытался выбить их из этого лагеря. Они поставили своих людей у обоих выходов из ущелья. Всякий, кто пойдет через долину, станет легкой добычей для стрелков, укрывшихся внизу. Если вы попытаетесь подобраться к ним поверху, они тут же пристрелят вас как чужака. Пока проход находится в их ведении, никто не сможет помешать им с приходом зимы прогнать через него своих овец.

– Если бы мы перекрыли нижнюю часть прохода, им пришлось бы искать другую дорогу, – не отступал Данте.

– Перекрыть ее невозможно. Они не стали бы, сидя у костров, дожидаться, пока мы построим заграждение. Можно устроить взрыв, и он обрушит достаточно породы, которая завалит проход, – раздумывал Питер.

– Да. Это можно было бы сделать с помощью того динамита, который хранится в сарае у Глори.

Питер потер подбородок – ему пришла в голову мысль, заставившая его изменить свое мнение:

– Нет. Вам пришлось бы подорвать стены прохода с обеих сторон, чтобы отколоть достаточное количество породы.

– Разве, имея динамит, нельзя сделать двойной взрыв?

– Черт побери, да им можно взорвать хоть целую гору, если правильно заложить заряды. В этом-то вся соль. Чтобы взорвать южную сторону, вы можете воспользоваться армейской тропой. Но к северной стороне ущелья не подобраться иначе как по дороге, огибающей верхний конец. Однако там не миновать засады Ножа Мясника. Да и забраться по склону наверх тоже невозможно, это отвесная каменная стена.

Данте снова взял у Питера бинокль, чтобы проверить его доводы.

– Я мог бы встать на доступной стороне и перебросить динамит через ущелье.

Питер недоверчиво фыркнул:

– Расстояние там побольше, чем кажется отсюда.

– У меня сильная рука.

– Так-то оно так, но как вам удастся попасть точно в нужное место? Если вы не сможете бросить заряд с абсолютной точностью, взрыв не достигнет цели. Кроме того, еще вопрос, как вы это сделаете. Он может взорваться у вас в руках или же на лету в воздухе. В обоих случаях вы погибнете. И даже если вас не убьет при взрыве, этим головорезам станет ясно, в чем дело. Не думаю, что они оставят это без последствий.

– Тогда должен быть другой выход, до которого я пока не додумался.

– Не понимаю, вам-то что до всего этого? Вы же уезжаете. А я намерен завтра же увезти мисс Глориану отсюда, хочет она того или нет.

– У нее могут быть другие желания.

– Она может желать все что угодно. Впрочем, у нее будет небольшой выбор, если эти парни Ножа Мясника устроят засады еще в нескольких местах.

Глориана твердила, что не собиралась долго быть на ранчо, и поэтому, узнай Данте о том, что она еще скорее уедет отсюда, ему не на что было бы сердиться.

Не на что, кроме того, что решение поскорее убраться было бы принято не ею. Глориана давно привыкла смирять свои желания, если этого требовали обстоятельства: жила в цирке ради осуществления материнской мечты; проводила зиму во Флориде, потому что ехать ей было больше некуда. И возможно, теперь она выйдет замуж за Питера, потому что без его поддержки не сможет удержать за собой это ранчо.

И тогда Данте осенило, что у него был для нее подарок, нечто такое, чего ей никогда не подарили бы за всю жизнь. И чтобы преподнести его, не требовалось ни богатства, ни могущества, а одна лишь решимость мужчины, любившего женщину.

Он мог предоставить Глориане выбор.