Эрик не испытывал потребности облегчиться, но, когда его подвели к эшафоту, почувствовал непреодолимое желание попросить разрешения это сделать. Из неясных глубин памяти поднялась волна детского стыда, и Эрик едва не заплакал. Когда он был маленьким и ночью писал в постель, мать бранила его - и сейчас, по причинам, лежащим за пределами его понимания, мысль о том, что это произойдет на эшафоте, причиняла ему страшные муки. Это было самое ужасное, что можно вообразить. Он словно вернулся в детство и отчаянно боялся огорчить свою мать.

Эрик хотел оглянуться на Ру, но не успел. Его подняли и поставили на ящик; стражник встал рядом, опытной рукой накинул ему на шею петлю и мягко спрыгнул, так что ящик даже не покачнулся. Эрик огляделся, но Ру не увидел.

Эрика била дрожь, и со зрением творилось что-то странное. Чистое небо над головой и темные тени под стеной дробились, словно мозаика. Он слышал, как кто-то невнятно бормочет молитвы и как монотонно упрашивает, сам не зная кого, Ру:

"Нет.., пожалуйста.., нет.., пожалуйста.., нет...".

Он хотел крикнуть что-нибудь на прощание другу, но в это время перед осужденными встал Робер де Лонгвиль. Эрик внезапно обрел изумительную ясность зрения. Он видел своего палача в малейших подробностях. Легкая щетина отливала синевой на его щеках, а над правым глазом у него был небольшой шрам, которого Эрик до сих пор не замечал. На алой куртке у де Лонгвиля была нашивка, и Эрик различал герб Крондора - орла, парящего над окруженной морем горной вершиной, - с необыкновенной отчетливостью. Он увидел синие глаза де Лонгвиля, его темные брови; он успел различить каждый волос на его нестриженой голове. Какой-то частью сознания Эрик поразился тому, как много он смог разглядеть, - и в этот момент его желудок взбунтовался. Эрика едва не стошнило от страха, и четкость зрения пропала так же неожиданно, как и возникла.

К Лонгвилю подвели Шо Пи; Крондорский Пес повернулся к нему и сказал:

- Смотри, кешиец, и пусть это будет для тебя уроком. Потом он коротко кивнул стражникам на эшафоте и приказал:

- Вздернуть их!

Сильный удар выбил из-под ног Эрика ящик. Эрик со свистом втянул в себя воздух - как можно больше, до боли в ребрах - и, услышав полный ужаса вопль Ру, полетел вниз.

Небо завертелось над головой. Единственная мысль Эрика была об этой синеве наверху, а когда веревка натянулась, он услышал собственный крик: "Мама!" Внезапный рывок, и петля обожгла кожу, потом второй.., и он полетел дальше. Не было ни треска ломающихся позвонков, ни удушья - только тупой удар, который чуть не вышиб из Эрика дух, когда он со всего маху врезался в неструганые доски эшафота.

- Поставьте их на ноги! - резко скомандовал Робер де Лонгвиль.

Грубые руки подняли Эрика. Ошеломленный, он огляделся, не понимая, куда попал - и увидел остальных, таких же живых, изумленных и ошарашенных, как и он сам. Ру хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба; на лице у него расплывался синяк от удара о доски. Глаза его распухли и покраснели, по лицу текли слезы.

Бигго озирался по сторонам, словно разочарованный тем, что чья-то злая шутка лишила его встречи с Богиней Смерти. Падая, он рассек лоб, и лицо его было залито кровью. Рядом с ним стоял Билли Гудвин. Он закрыл глаза и хрипел так, будто все еще задыхался. Последний приговоренный, имени которого Эрик не знал, стоял у дальнего края эшафота и молчал, исподлобья глядя перед собой.

- Слушайте, свиньи! - прокричал Робер де Лонгвиль. - Вы - мертвецы! - Глаза его переходили с лица на лицо. - Вы меня понимаете? - заорал он еще громче. Все дружно кивнули, хотя никто ничего не понимал. - Официально вы покойники. И любого, кто сомневается, я могу вздернуть снова, но на этот раз веревка будет привязана прочно. Или, если это вам больше нравится, я перережу ему глотку. - Он обернулся к кешийцу:

- Марш к остальным!

Закованных в кандалы людей грубо столкнули вниз и выстроили рядом с телами повешенных. Солдаты обрезали веревки, оставив у каждого на шее петлю, и надели такую же петлю на Шо Пи.

- Они будут на вас, пока я не скажу вам их снять! - прокричал де Лонгвиль и медленно прошелся вдоль строя, глядя в глаза то одному, то другому. - Вы принадлежите мне! Вы даже не рабы! У рабов есть права! У вас нет никаких прав. С этой минуты вы дышите, пока я этого хочу. Если я решу, что вы зря тратите мой воздух, то прикажу затянуть эти петли, и вы прекратите дышать. Вам понятно?

Несколько человек кивнули, а Эрик тихо сказал:

- Да.

- Когда я задаю вопрос, вы должны отвечать громко, чтобы мне было слышно! Понятно? - проревел де Лонгвиль. На этот раз все шестеро ответили:

- Да.

Де Лонгвиль повернулся и снова начал прохаживаться вдоль строя.

- Я жду!

И тогда именно Эрик сказал:

- Да, сэр!

Де Лонгвиль остановился и наклонился вплотную к нему.

- Сэр! Жабы, я для вас больше чем сэр! Для любого из вас я больше, чем мать, жена, отец или брат! С сегодняшнего дня я - ваш бог! Если я щелкну пальцами, вы тут же станете настоящими мертвецами. Итак, когда я задаю вопрос, вы должны отвечать: "Да, сержант де Лонгвиль!" Ясно?

- Да, сержант де Лонгвиль! - ответил нестройный хор.

- А теперь, свиньи, закиньте эту падаль в телегу, - приказал де Лонгвиль. - Каждому по мертвецу.

Бигго шагнул вперед, поднял тело Ловчилы Тома, как поднял бы ребенка, и положил на телегу. Двое могильщиков оттащили тело от края, освобождая место для следующего.

Поднимая покойника, Эрик старался вспомнить его имя или хотя бы преступление - и не смог. Он отнес труп к телеге и, отходя, все смотрел в лицо мертвецу. Они провели в одной камере два дня и даже, возможно, беседовали, но он никак не мог узнать этого человека.

Ру посмотрел на труп у своих ног, потом сделал попытку его поднять. Он застонал от натуги, и слезы фонтаном брызнули из его глаз. Чуть помедлив, Эрик шагнул к нему, чтобы помочь.

- Фон Даркмур, назад, - приказал де Лонгвиль.

- Он не сможет, - хрипло сказал Эрик хриплым голосом, коснувшись рукой обожженной веревкой шеи. Глаза де Лонгвиля угрожающе сузились, и Эрик быстро добавил:

- Сержант де Лонгвиль.

- Ничего, постарается, - сказал де Лонгвиль. - А нет - так будет первым из вас, кто снова попадет туда. - Кинжалом, неизвестно как оказавшимся в его руке, он показал на эшафот.