Хассельборг чувствовал себя настолько паршиво после падения, что не стал беспокоиться о том, как же вернется домой безлошадный слуга. Он снял с погибшего Фаруна седло, сел на подаренного айю и отправился вместе со всеми в город. В ответ на похвалу окружающих Виктор лишь молча улыбался: на большее не было сил. По дороге они обогнали влекомый биштаром фургон, в котором, очевидно, слуги дашта везли пойманного зверя.

На пути в Росид Джам сказал:

– Нынче вечером, в третьем часу после заката, у меня состоится ужин для узкого круга. Придут, знаешь, лишь несколько близких друзей. Актриса Намаксария, астролог Чинишк, еще кое-кто. Заходи и ты, потолкуем о портрете.

– Спасибо, Ваша Высокость, – поблагодарил Хассельборг.

В городе он решил побродить по торговым рядам. Конечно, излишнее имущество обременительно, но богатый Батруни предоставил неограниченный счет, и Виктор не смог побороть искушение. Результатом прогулки стали зонтик с диковинной ручкой, небольшая подзорная труба, карта Гозаштандской империи и уродливый божок из кости, явно уроженец самой отсталой части планеты.

В поисках своей респектабельной гостиницы он заплутал и потратил еще час на блуждание по каким-то кривым переулкам. Добравшись наконец до номера, Хассельборг почувствовал себя неимоверно грязным и липким от пота. Он не принимал ванну со времени выезда из Новуресифи и догадывался, что разит от него преизрядно.

На вопрос о ванне хозяин гостиницы посоветовал сходить в общественную баню неподалеку. Виктор узнал заведение по прикрепленной над дверью морской раковине, достаточно большой, чтобы служить лоханью. Оплатив вход, он пришел в некоторое смятение: оказалось, что банные обычаи в Рузе сродни бытующим в Японии. Но даже не это остановило бывалого детектива. Дело в том, что у кришнянских мужчин напрочь отсутствовали пупки, и, раздевшись, он неизбежно выдал бы свое земное происхождение.

Вернувшись в гостиницу, Виктор сказал хозяину:

– Сожалею, приятель, но только что вспомнил, что на меня наложена епитимья: запрет мыться на людях. Не могли бы вы устроить мне в номер лохань с горячей водой?

Хозяин почесал основания антенн и утвердительно кивнул.

– И еще, – добавил Хассельборг, – мне понадобится немного... э-э-э... (как будет на гозаштандоу «мыло»?). Ладно, это пока неважно.

На гудящих от усталости ногах Виктор поднялся к себе в номер. Заглянув в словарь, он обнаружил, что на гозаштандоу такого слова не существует. Очевидно, этот немаловажный предмет туалета пока не изобретен. Не удивительно, что кришняне так налегают на духи!

Через несколько минут прибыли посудомойки с лоханью, мочалками, полотенцами и ведрами горячей воды. Женщины не выказали никакого любопытства по поводу эксцентричности постояльца и даже предложили потереть ему спину, в связи с чем их пришлось довольно резко выставить вон.

Итак, чтобы удалить грязь и смертельных микробов, придется полагаться только на длительное сидение в воде и последующие энергичные действия мочалки. Виктор зарекся вылетать в межпланетные экспедиции без мыла. Всё, только с этим кусочком объединенных жиров и щелочей, даже если придется протаскивать его контрабандой мимо бдительных таможенников «Виажейш»!

Когда вода поостыла до терпимой температуры, Хассельборг погрузился в нее как можно глубже и со вздохом облегчения откинул голову на одну из ручек лохани. Ох, как же хорошо стало его натруженным ногам. Бросив взгляд на дверь, чтобы убедиться, что та закрыта на засов, он затянул песню:

Внезапно в дверь громко постучали.

– Кто там? – отозвался Виктор.

– Именем закона, откройте!

– Минутку, – пробормотал он, вылезая из ванны и вытираясь. Во имя Ахурамазды, во что это он влип?

– Открывайте немедленно, иначе выломаем дверь!

Хассельборг внутренне застонал, завернулся в полотенце и отодвинул засов. Вошел некий человек в черном, а за ним двое стражей порядка в доспехах.

– Вы арестованы, – заявил первый. – Следуйте за нами.

– За что? – спросил детектив, приняв невинный вид, как у плюшевого мишки.

– Там узнаете. Меч оставьте здесь! Не мечтайте, что мы позволим арестованному разгуливать с оружием.

– Но его могут украсть.

– Не беспокойтесь: мы наложим на дверь номера печать дашта. Если вас оправдают, найдете свое добро в целости и сохранности. Но вас не оправдают. А теперь – поторопитесь.

Хассельборг решил, что Джам бад-Коне каким-то образом прознал о подделке рекомендательного письма. Однако времени на размышления не было. Стражи порядка усадили его на айю и понеслись сломя голову по улицам, расчищая себе дорогу криками: «Баянт-хао!».

Тюрьма находилась в квартале от дворца дашта и выглядела весьма мрачно, а ее начальник оказался морщинистым субъектом с одной антенной. Принимая арестанта, он воскликнул:

– О, ручаюсь, что благородный господин из Новуресифи! Вы ведь пожелаете лучшую камеру, не так ли? Оттуда прекрасный вид на загородный дом господина Рау, а наши расценки не выше, чем в некоторых более благородных заведениях, хе-хе. Что скажете, мой любезный?

Виктор догадался, что здешний «люкс» – просто-напросто отдельная камера, а если он не заплатит, то его бросят в общую кутузку со всяким сбродом. Слегка поторговавшись, он купил право на одиночество.

Покуда начальник и человек в черном возились с бумагами, тюремщик отвел Хассельборга в его камеру на втором этаже. Тут имелся стул, а это уже кое-что, из небольшого зарешеченного окошка падал свет. Но главное, здесь оказалось достаточно чисто, хотя Виктор многое отдал бы, чтобы узнать, не болел ли предыдущий жилец чем-нибудь заразным.

– Как зовут вашего начальника? – спросил он.

– Ешрам бад-Ешрам, – ответил тюремщик.

– Передайте ему, пожалуйста, что я хотел бы познакомиться с ним поближе, когда ему будет удобно.

Начальник прибыл с ошеломляющей быстротой и сразу же затянул свою песню:

– Поймите меня правильно, любезный господин Кавир. Я ведь не чудовище какое-нибудь, радующееся страданиям своих подопечных, как великан Дамган в легенде, но и филантропией заниматься не могу. Если заключенные в силах заплатить за дополнительные удобства, чтобы облегчить себе последние часы жизни, то почему бы мне не помочь им? Сам шерг Хардикасп, ожидая своего обезглавливания, целых тридцать десятиночий находился на моем попечении. Когда его уводили на казнь, он сказал: «Ешрам, ты превратил мое пребывание в тюрьме чуть ли не в удовольствие!» Вот так, господин Кавир, подумайте об этом! Если вы играете со мной по правилам, то есть не пытаетесь сбежать, не подстрекаете других заключенных к бунту и за все платите, то вам будет почти не на что жаловаться, хе-хе.

– Я понял вас, – кивнул Хассельборг. – В настоящее время больше всего я нуждаюсь в информации. Почему я вообще здесь оказался?

– Я не знаком с подробностями, но в вердикте о привлечении вас к уголовной ответственности написано: «Измена».

– И когда будет слушанье моего дела? Предоставляются ли адвокаты?

– Ну, что касается суда, то разве вы не в курсе, что он состоится сегодня вечером?

– Где? Когда именно?

– В палатах правосудия. А когда именно – точно не знаю, но полагаю, что процесс уже начался.

– Вы хотите сказать, что в Рузе не присутствуют на собственном суде?

– Конечно. Какой с того прок? Всё, что ни скажет заключенный в свою защиту, будет ложью, так зачем его спрашивать?

– В таком случае, когда процесс закончится, не могли бы вы сообщить мне решение?

– За вознаграждение – могу.

Оставшись один, Виктор задумался. Не сбросить ли ему кришнянскую маску и признаться в инопланетном происхождении? По крайней мере, с ним тогда будут обращаться помягче. Или не будут? В Новуресифи его специально предупреждали не рассчитывать на свой земной статус. Тем более, что Межпланетный Совет установил политику строгого невмешательства в дела Кришны, и туземные государства могли поступать с попавшими к ним землума по своему усмотрению. Иной раз местные правители проявляли любезность, иной – рассматривали чужеземцев как законную добычу. А на протесты по поводу жестокого обращения Совет вежливо отвечал, что землян никто не заставлял лететь на чужую планету.