Виктор вздохнул и стоически вернулся к наброску. Тут вошел очередной придворный и возвестил:

– Да порадует это Вашу Грозность! Только что неожиданно прибыл дашт Руза с пятьюдесятью ратниками. Он разыскивает своего сбежавшего заключенного!

На секунду застыв с открытым ртом, доур разгневанно вскочил:

– Он бесцеремонный идиот! Это как раз в его духе ввалиться ко мне, не предупредив хотя бы за час до приезда! И безо всякого приглашения, разрешения или приказа. Охе! – Экрар метнул пронзительный взгляд на Хассельборга, замершего у мольберта. – Вы, господин художник, прибыли сегодняшним утром, сопровождаемый прекрасной историей о спасении племянницы Хасте от разбойников во владениях Джама. А сегодняшним вечером является сам Джам, идущий по горячему следу якобы беглого преступника. Исключительное совпадение, вам не кажется?

– Да, Ваша Грозность.

Король велел придворному впустить дашта Руза и принялся расхаживать взад-вперед, бормоча:

– Не сомневаюсь, что вы действительно спасли Форию, так как мои люди подробно допросили уцелевших из того злосчастного каравана. И все-таки здесь есть какая-то тайна, есть какая-то тайна, есть какая-то тай... А, мой любезный вассал Джам!

Дашт стремительно вошел в залу, сделал вид, будто припадает на колено перед сюзереном, и с рычанием бросился на Хассельборга, выхватывая меч.

– Ах ты зефт! Я тебе покажу, как подкупать моих тюремщиков и сбегать из моей тюрьмы!

Детектив начинал уже понемногу уставать от постоянного пребывания на волосок от смерти. Он лихорадочно закрутил головой в поисках какого-либо оружия, поскольку его собственное было изъято на время аудиенции.

Однако о его спасении на сей раз позаботился Экрар. Поднеся ко рту один из перстней, унизывавших его пальцы, он издал резкий, пронзительный свист. В стене мигом распахнулась пара потайных дверей, и из каждой выскочило по двое гвардейцев с взведенными арбалетами.

– Стоять или станешь мертвым вассалом! – взвизгнул король.

Джам неохотно убрал меч в ножны.

– Ваша Грозность, приношу свои униженные извинения за столь непочтительное вторжение. Но, клянусь Кондиором и Хоей, не могу вынести, что это дерьмо, именующее себя художником, пачкает дворец своим отвратительным присутствием!

– Что он сделал?

– Я вам все расскажу. Он является ко мне, представляется портретистом, и его принимают как доброго друга. И что же? Спустя день я узнаю, что он вовсе не художник, а шпион из Микарданда, посланный убить меня. Естественно, я бросаю эту мразь за решетку, чтобы пустить в расход на игрищах. Своим черным колдовством он зачаровывает екия так, что зверь не желает его жрать, а потом исчезает. Вероятно, он подкупил кого-то из тюремщиков, иначе побег не прошел бы настолько гладко. Эти злодеи дружно клянутся в своей невиновности, а я, к сожалению, не могу повесить их всех в надежде казнить нужного.

– А как стало известно, что он шпион? – спросил доур.

– Пришло послание от моего друга из Новуресифи, Жулиу Гоиша. Вот оно, а вот и другое, подделанное этим багганом!

Хассельборг почувствовал, что необходимо вмешаться:

– Да позволит мне Ваша Грозность объясниться. Во-первых, я вовсе не микардандума и это можно проверить, наведя соответствующие справки. Микарданд – плохое место для художника, поэтому в Мише я остановился лишь на ночлег, а направлялся в Новуресифи. Там я познакомился с Гоишем, и он дал мне рекомендательное письмо к дашту Руза. И во-вторых. Я догадываюсь, почему так рассержен Джам бад-Коне. Дело в том, что я сорвал его попытку похитить шергу Форию.

– Что такое? Что такое? Что такое? – затараторил Экрар.

– Разумеется, именно он заплатил разбойникам, напавшим на караван. Шерга Фория сама говорила мне, что он преследовал ее своими домогательствами и поэтому она уехала из Росида. А Джам решил перехватить ее. Думаю, она требовалась ему не как партнерша для игры в шашки.

– Что скажете, маншерг? – обратился король к дашту.

– Абсолютное вранье, – заявил тот. – У него нет доказательств.

– Я подслушал, как разбойники обсуждали это, сидя у бивачного костра, – опять вмешался Виктор. – Допросите любого.

– Где они сейчас? – спросил Экрар.

– Повешены, все до одного, – выкрикнул Джам. – Во время погони за этим ублюдком я случайно наткнулся на них и свершил справедливый суд на месте.

«Шел я садом однажды и вдруг увидал, как делили коврижку Сова и Шакал», – прокомментировал Хассельборг про себя, а вслух добавил:

– У вас было целых две причины убить их: за то, что они не смогли выполнить ваш приказ и похитить девушку, или чтобы навечно заткнуть им рты.

Дашт разразился площадной бранью, и король успокаивающе произнес:

– Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь оба. Итак, здесь настоящая головоломка. Вы, Джам, говорите, что господин Кавир шпион. Но в доказательство предъявляете лишь слова землу, которые ничего не стоят с точки зрения гозаштандского законодательства. В ответ вы, зер художник, обвиняете моего верного вассала в подстрекательстве к похищению племянницы верховного жреца господствующей Церкви. Более того, вы приписываете ему самые гнусные намерения. Впрочем, низость подобных намерений несколько извиняется чрезвычайной красотой девицы, способной пробудить мысли о любви в печени святого отшельника. И все же данная цыпочка – моя любимица, поскольку у меня нет своих дочерей. И посему я отнесся бы к такому делу весьма сурово, подкрепи вы свое обвинение фактами. Однако единственное ваше доказательство – это речи отребья, чье слово имело бы мало веса, будь они живы, и не имеет вообще никакого, раз они покойники.

Конечно, я мог бы допросить вас обоих с применением раскаленных щипцов, – доур неприятно улыбнулся, а Хассельборг и Джам почтительно потупились. – Такое обращение зачастую благодетельно для жертвы и всегда поучительно для зрителей. Но опыт говорит мне, что этот способ практически не приносит того, к чему мы стремимся, а именно – правды.

Сделав значительную паузу, Экрар посмотрел на дашта:

– А что бы вы сделали с этим человеком, шерг Джам?

– Уволок бы его обратно в Руз, Ваша Грозность. И милостиво заменил бы приговор «смерть-от-зубов-зверя» на «смерть-путем-обезглавливания», хотя ублюдок вряд ли оценит это. А если его колдовство сможет приклеить отрубленную голову к телу, то я подарю подлецу его никчемную жизнь.

– Но, – воскликнул король, – кто тогда завершит мой портрет? По сделанному наброску я вижу, что картина станет лучшей из когда-либо писанных с меня. Следовательно, шпион он там или нет, перед нами действительно настоящий художник. Нельзя, нельзя, нельзя, Джам, умерщвлять его, пока он не закончит свой великий труд. Мы обязаны пойти на это ради процветания империи!

Дашт пожевал губу и предложил:

– Может, оставить его во дворце под охраной стражников на время, необходимое для завершения картины, а потом убить, как он того заслуживает?

– Но, Ваша Грозность, – решительно встрял Виктор, – вы же понимаете, что истинный художник обладает тонкой натурой. Сможет ли он отдать все силы искусству, помня о висящем над ним смертном приговоре?

– Да, да, я принимаю ваш довод, зер Кавир. Более того, существует ведь еще и ваше обвинение против Джама...

– Вы ведь не верите в эти фантастические небылицы? – возмутился дашт.

– Будьте любезны не перебивать своего сюзерена! Так вот, выдвигать ничем не подкрепленное обвинение против моего вассала, зер Кавир, – очень и очень серьезное дело. Но и его слова против вас бездоказательны. А теперь вы оба выслушаете мой вердикт.

Вы, Кавир бад-Матлум, завершите начатую работу. После вы имеете право остаться под защитой Хершида, но, если дашт соберет бесспорные доказательства вашей вины, я выдам вас ему. Либо вы можете бежать в другие земли на свой страх и риск, потому что там Джам имеет право преследовать вас.

Вы, Джам бад-Коне, обязаны соблюдать эти условия. Пока господин Кавир находится на моей территории, не вздумайте посылать какого-нибудь головореза убить его. Если подобное произойдет, я знаю, где искать виновного. По-моему, мой вердикт абсолютно беспристрастен.