– Ну, в таком случае остановитесь в ближайшей деревне. Я не откажусь поесть.

Столь резкий и повелительный тон задел Виктора: очевидно, ее преклонение перед «своим героем» уже несколько поумерилось. Детектив бросил на спутницу безмолвно удивленный взгляд. Та тут же выказала самое искреннее раскаяние:

– О, я обидела моего героя? Простираюсь у его ног! Молю о прощении! Какая же я злонравная и эгоистичная ведьма! – она принялась осыпать поцелуями его руку. – Ты разрываешь мою печень! Я не вынесу твоего укора! Скажи, что я прощена, или я брошусь из твоей повозки навстречу гибели!

– Да пустяки, шерга Фория, – принялся он успокаивать девушку, не желая смотреть подобный спектакль по такому ничтожному поводу. Жизнь достаточно сложна и без чрезмерной театральности. И пока Виктор трепал ее по плечу, целовал и ободрял, разум его уже обдумывал планы прибытия в Хершид.

Вскоре спутница заметила:

– Мы, должно быть, уже давно на земле доура. Разве мы не пересекли ночью границу его владений?

– Вы имеете в виду то место с воротами поперек дороги и сторожкой? Мы действительно проехали его, когда вы спали.

– А как же часовые? Они вас пропустили?

– Вообще-то они тоже спали, поэтому я просто вылез и сам открыл ворота. Будить этих бедняг показалось мне постыдным.

Показалась деревушка, где путешественники остановились перекусить. Во время завтрака Хассельборг спросил:

– Какая гостиница в Хершиде имеет репутацию поприличнее? В Росиде я угодил в настоящий воровской притон и не хотел бы повторить ошибку.

– О! Кавир, но вы же не будете останавливаться в какой-то там гостинице! За кого вы меня принимаете? Вам предоставят лучшие покои в дядином замке, где я смогу каждый день видеться с вами!

Последние слова явно показывали, что приглашение вызвано не только простой благодарностью. Хассельборг подавил улыбку, запротестовав:

– Я не могу принять такого незаслуженного гостеприимства! В конце концов, я никто, даже не рыцарь, да и ваш дядюшка отнюдь не знает меня со времен Адама, то есть со времен Карара.

– Не знаю, кто такой этот Адам, но вас дядя примет. Хасте бад-Лаббаде встретит спасителя своей племянницы с распростертыми объятиями. В ином случае я бы заставила его пожалеть, что он вообще вылупился на свет.

Виктор не сомневался, что она вполне способна на это.

– Ну... если вы настаиваете...

Фория настаивала, и он согласился, скрывая радость. Хотя подобный интерес девушки таил в себе угрозу будущих осложнений, но сейчас давал ему бесплатное и наверняка роскошное жилье. Хассельборг, конечно, мог, несмотря на свой страх перед микробами, в случае необходимости стерпеть и самый захудалый постоялый двор, но предпочитал брать от жизни лучшее.

Остаток пути прошел без приключений. Караван они не догнали, очевидно, тот развил приличную скорость, спеша убраться подальше от опасных Кодумских гор.

Хершид, как и подобало столице империи, был куда больше и красивее Росида. У ворот путешественников, естественно, остановили часовые, но узнали племянницу верховного жреца прежде, чем та успела сказать хоть пару слов. Стражники вытянулись в струнку, взяв алебарды на караул, и махнули коляске проезжать.

Девушка показывала Хассельборгу город, пока они не остановились перед замком. Ворота украшались различными архитектурными изысками, в которых детектив узнал кришнянские астрологические символы.

Вышел неизбежный привратник.

– Госпожа Фория! – воскликнул он и с криком побежал через двор. Из дверей хлынула целая орава народу и столпилась вокруг коляски. Вся челядь дружно пыталась поцеловать хозяйские ручки.

Затем появился высокий мужчина в длинной голубой мантии, и толпа раздалась, пропуская его. Они с Форией обнялись.

– Дядя, это мой спаситель, доблестный господин Кавир...

Хассельборгу пожали руку (еще один позаимствованный у землян обычай) и на какое-то время забыли о нем в суете встречи. Он лишь старался не потерять нить разговора, так как тараторили все одновременно.

– Что с вами случилось?

– Саиду, беги в казармы и скажи командиру не отправлять эскадрон...

– Караван прибыл всего несколько минут назад и привез это горестное известие...

– Что же стряслось с вашей светлостью? У вас такой вид, словно вы попали под копыта диких скакунов!

Сравнение показалось Виктору преувеличенным, хотя тонкий наряд Фории и впрямь выглядел несколько потрепанным вследствие прогулки по Кодумским горам в темноте. Когда же детектива проводили в предоставленные ему покои, он обнаружил, что если кто и нуждался в услугах камердинера, так это он сам. Костюм порван и заляпан грязью, на подбородке пробивается щетина, а от ветки, хлестнувшей его во время лихой скачки, на лице горит полоса. В первую очередь предстояло побриться, иначе вскоре станет очевидным, что борода у него рыжевато-каштановая, а не зеленая, как у кришнян. (Можно, конечно, последовать примеру одного джентльмена, который

Но и в этом случае его борода привлечет внимание необычной пышностью.)

Обо всем вышеперечисленном позаботилась челядь Хасте, действовавшая с несвойственной здешним жителям сноровкой.

Час спустя гость оказался побрит, вымыт и даже надушен чем-то, что ему пришлось стерпеть ради пущей достоверности. Немного вздремнув, он оделся в приготовленный для него чистый костюм и спустился на встречу с хозяином дома.

Внешность Хасте бад-Лаббаде была нетипична для кришнянина. Он утратил большую часть своих волос, а оставшиеся поседели. Черты лица, обтянутого морщинистой пергаментной кожей, выглядели более резкими, чем у большинства представителей его расы. Фактически, он мог бы сойти за землянина, если бы не торчащие над бровями антенны.

Верховный жрец ожидал гостя, держа в руках нечто, напоминающее шейкер.

– Сын мой, – начал Хасте, наливая бокал, – не нахожу слов, чтобы выразить вам свою благодарность. Я ваш вечный должник и прошу об одном: не стесняйтесь обращаться ко мне в любое время за всем, что я могу для вас сделать.

– Спасибо, Ваше Преподобие, – поблагодарил Хассельборг, настороженно глядя на предложенный ему напиток. Однако тот был смешан столь умело, что алкоголя почти не чувствовалось, и Виктор выпил без обычной негативной реакции. Хотя все равно необходимо соблюдать меру и вести счет опрокинутым рюмкам, растягивая их как можно дольше.

Когда появилась Фория, Хасте попросил поведать «об этом необыкновенном подвиге со спасением». После рассказа она спросила у дяди:

– Как ты думаешь, доур возбудит по твоему настоянию дело против Джама?

– Сложно сказать, – натянуто улыбнулся тот, – ты же знаешь, насколько малым влиянием я ныне пользуюсь при дворе.

– Это только потому, что у тебя недостает смелости осадить этого старого акебата! – отрезала племянница. – Я сама могла бы лучше договориться с ним.

– Да, наверное, ведь король благоволит к тебе, смотря на тебя как на дочь.

– Не в благоволении дело! Доур – человек жесткий и умный, добившийся всего в борьбе, и требует от своего окружения равной жесткости и ума. Ты всегда уступаешь ему, и он втаптывает тебя в грязь! Превзойди его – он станет уважать тебя! Эх, будь я мужчиной!..

Хассельборг почувствовал, что в отношениях двух родственников присутствует подавляемое напряжение. Причем слишком сильное, чтоб объяснить его простым несогласием во мнениях о том, как управиться с королем. Вероятно, к этому факту стоило присмотреться.

– Ваше Преподобие, я никогда не бывал в Хершиде и поэтому не знаком с местным положением дел. Не могли бы вы... э... – обратился он к Хасте.

Тот бросил на него острый взгляд и ответил:

– Моя племянница не умеет лицемерить. Даже под угрозой смертного приговора она высказала бы неправедному судье все, что о нем думает.