— Вы о том, что сделала его мать? — решила уточнить я.

— Да, об этом. Мы, конечно, были убеждены, что его мать еще успеет себя показать, но Дима был другого мнения. Самонадеянный придурок! — в сердцах воскликнул Филипп. — Он не верил, что его мать рискнет снова сунуть свой нос в его улей, но она, как мы и предполагали, не просто сунула, но и медка вкусить успела, а в этом ей помог твой друг и поклонник — Алик.

— Что они сделали? — ожидание стало для меня невыносимой пыткой.

— У них был тщательно спланированный план, поэтому даже таким предусмотрительным друзьям-ангелам-хранителям, как нам с Киром, было слабо предугадать то, что они придумали. Во-первых, на выходе из вашего подъезда стоят камеры, которые фиксируют выход любого жильца этого дома.

— И?

— Мы узнали о приезде Леры не от Димы, как ты сама понимаешь. Кир рассказал мне свои предположения об этой дамочке. Ну не верил он, что такая успешная вампирка, как Лера, возьмет и просто от нечего делать, или, еще лучше, от тоски по своим старым друзьям и магазинам столицы, приедет с неожиданным визитом к своему другу детства. Лера, кстати, очень часто ездила по городу одна, хотя, как рассказывал мне Дима, приехала провести время с его сестрой. Понятное дело, ни с какой сестрой она поехать на слив информации не могла, но одна… Самое то. Мы пытались позавчера поехать за ней, но она заметила слежку и оторвалась.

— А от меня даже не думала удирать, — и тут вчерашние события медленно начали всплывать на поверхность моей несчастной памяти. Теперь никакие защитные реакции организма не помогут. Надо принять все, как есть. — Черт.

— Да, это было подстроено, Лика, — я хотела съязвить, но даже на это мое измученное сознание было неспособно. В голове маленькие картинки старательно выстраивались в одну большую картину, которая слегка разбавлялась отдельными редкими, но яркими красками кисти Филиппа. — Конечно, неудачная погоня нас кое-чему научила, и мы уже ночью того же дня поставили на авто Валерии маячок. Как и думал Кирилл, она не заметила наш маленький подарочек и спокойно себе отправилась на встречу с заказчиком, коим оказался Алик, а ты глупая поплелась вслед за ней, на что, собственно, они и рассчитывали.

— Спасибо, Филипп, — я закрыла глаза. Тело вампира, бесспорно, восстанавливается быстро, но после серьезных аварий, даже нам требуется как минимум 2 дня полного покоя. — Знаешь, кто-то сказал: хотела как лучше, а получилось, как всегда. Как в воду глядели! Специально для меня-дурехи придумали!

— Я, пожалуй, промолчу, — я не стала брать во внимание его вежливые «пожалуй». — Возвращаясь к теме… После того, как Дима не появился на собрании, а ты смылась в неизвестном направлении, мы поехали в то место, где осталась машина Валерии. Скажу честно, лично я не был удивлен, когда в той самой машине обнаружил ее ссохшийся труп с торчащим из груди колышком и головой, лежащей на соседнем сидении. Не оставалось сомнений, что это работа Алика: он оставил нам свое фирменное оружие преступления. На колышке даже герб его клана был, а вариант с подставой Петербургского клана отпадает — до этого никому нет дела, да и аурой Алика так и разило на весь квартал, — Филипп устало потер переносицу. — А тебя мы нашли без проблем. Тут сильно заморачиваться не пришлось. Кир вычислил твое местонахождение по телефону, который, к счастью и по удивительному совпадению, ты соизволила захватить с собой. Но, увы, мы опоздали. Ты попала в аварию за две минуты до нашего прибытия. Нам еще повезло, что мы успели вовремя вызвать скорую, сама понимаешь, вампскорую, и реанимировать тебя. Врачи сказали, что видели случаи и посерьезнее, так что ты не сильно переживай. Пресса находится в неведении, я заплатил врачам с просьбой о неразглашении информации о том, что такой важный клиент, как жена мастера Центрального клана столицы, прибывает в их клинике.

— Спасибо, не стоило утруж… — хотела было ответить я, но Филипп мужчина настойчивый.

— Еще как стоило, малышка. Нам сейчас только этих стервятников и не хватало! — Каррера ни на шутку возмутился. Ты хоть кого из себя выведешь, Лика! Дай только повод, а слова вмиг найдутся! — Потом эта гребанная мамаша Лидка позвонила своей дочери и обрадовала ее тем, что брат больше ее не потревожит. Ты себе можешь представить, какой удар это был для девочки? — это он у меня спрашивает? Да я это на собственном опыте пережила. До сих пор в голове раздаются, как звон, слова Лидии: «вдова, вдова, вдова». Они снова и снова эхом проносились в моем затуманенном болью как душевной, так и физической, рассудке. Как же так? ЕГО больше нет! Нет! Как она могла убить собственное дитя? Пусть она его не любила, но ведь она должна была понимать, что в нем течет ЕЕ кровь. Он — частичка ее плоти и крови, частичка, как бы она того не хотела, ее души! Невозможно, не может быть, чтобы мать так просто взяла и убила его!

Конечно, не может. Почему она должна убивать твоего мужа? Лидия никогда не делала грязную работу. Вот и с отцом твоим, Лика, руки она марать не захотела, возложила все заботы на плечи советника Валентина. Ах, да, он ведь еще и любовничком ей приходился. Только, вот ирония, приходился… Впервые в жизни я почувствовала, что рада тому, что Дмитрий не оставил этого мужчину в живых. Он был недостоин жить не только потому что убил папу, но и потому что позволил себе полюбить и возжелать эту коварную и циничную тетку. Шалава! Как же я ее ненавижу! Неужели она думает, что ей есть, за что мстить собственному сыну? Но ведь она и не отомстила. Она просто убила его! Ее логика мне непонятна. Будь я на ее месте, я бы сначала посмотрела на то, как страдает тот, кто отнял у меня все. Но вся проблема в том, что тот, кто отнял у меня все, и есть Лидия. Это из-за нее у меня никогда не было полноценной семьи. Из-за нее папа даже первые пять лет моей жизни был вынужден мотаться туда-сюда из Питера в Москву, чтобы видеться со мной. Из-за нее мою мать убили. Из-за нее папа не смог спасти маму, защитить от тех страшных убийц, что на моих глазах вонзили ей кол в сердце! Тогда их целью была она, не я. Они сделали свою работу — ту, за которую им было заплачено. А кто будет работать сверхурочно, даже если они и оставили живого свидетеля, им то что? Конечно, они подумали, что раз это ребенок, которому от силы исполнилось пять лет, то он ничего не запомнит, точнее никого. Они жестоко ошибались! Я запомнила все и всех. Каждую деталь этого ужасного события, каждое движение, каждый жест, короткий обмен репликами и дружный гогот мужчин, каждую черточку их лиц, каждую ухмылку, каждый взгляд, каждый, до последнего, вздох матери, каждый, до последнего, удар ее сердца.

Перед глазами вновь предстали те страшные, душу леденящие события. Мы с мамой сидим на кухне в ее маленькой и скромной квартирке в Петербурге, как вдруг входную дверь буквально сносят с петель и внутрь врываются трое — все мужчины. Ни на одном из них не было даже маски. Самоуверенные ублюдки думали, что ребенок не преграда.

Самый высокий и крупный из них направился к маме. Она кричала, просила, визжала, умоляла, чтобы этого не делали, чтобы они хотя бы не делали этого прямо там, на кухне, на глазах у маленького ребенка. Никто не стал ее слушать. Разве что один из них заверил ее в том, что ко мне они пальцем не прикоснутся. Мама немного успокоилась, но продолжала стоять на своем. Она не хотела, чтобы я видела это, а я была не в том состоянии, чтобы суметь закрыть свои глаза, которые просто выкатывались из орбит.

И тогда самый рослый из мужчин занес руку с колом для удара. Он пообещал маме, что это будет быстро. Она не будет мучиться. И когда этот самый кол пронзил ее грудь насквозь, я даже глазом не моргнула, а трое убийц поспешили ретироваться. Только когда за ними закрылось то, что когда-то называлось дверью, я с трудом смогла доползти до лежащей на полу матери. Она жадно глотала ртом воздух, а сердце еле слышно трепыхалось в груди, постепенно замедляя свой обыденный ритм. Ничего страшнее этого я не видела в своей жизни. Мать умерла у меня на руках, а последние слова, которые мне удалось разобрать даже сквозь чуть различимый шепот были: «Я люблю тебя, Лика. Скажи папе, что я люблю его.». Действительно, я не видела ничего страшнее в своей жизни. Даже когда эти изверги вгоняли кол в сердце мамы, даже когда они с выражением самодовольства на лицах посмотрели на меня, то ли в ожидании аплодисментов, то ли в ожидании просьбы не уходить и забрать меня вместе с мамой тоже, то ли в ожидании моих слез. Ничего этого они не дождались.