— Приятно с вами познакомиться, — нетвердо произнесла Аэрин. — Наверное.

Глаза привыкли к темноте, и в тенях она различила других фолстца, десять, дюжину, шестнадцать, двадцать… Приближаясь, они беспокойно рыскали в подлеске: кошки есть кошки, какого бы размера они ни были, они никогда не желают признаваться, что идут к человеку. Все, кроме той, что согревала правую ногу Аэрин, урча так, что дрожь передавалась девушке. Наконец фолстца расселись перед человеком полукругом, моргая зелеными, желтыми или карими глазами или глядя в пространство, словно не в силах сообразить, как это они здесь оказались. Некоторые сидели аккуратно, обернув лапы хвостами, другие растянулись, как котята. Одна или две повернулись спиной. Они были всех размеров и возрастов, от молодняка, чьи лапы и уши казались не по размеру велики, до старейшин с поседевшими от возраста мордами.

— Ну, — сказала Аэрин. — Уверена, я… э-э… благодарна за ваше общество. Если Агсдед беспокоит и вас, думаю, вы сможете пригодиться при нашей… э-э… встрече.

Словно это послужило им сигналом, коты поднялись и неторопливо направились к костерку, где прижимал уши и закатывал глаза Талат.

— Нет, — задумчиво сказала ему Аэрин, — по-моему, это скорее друзья, — и опустила взгляд на тварь, которая теперь заплелась ей в ноги (для этого фолстца пришлось немного поджаться) и ласково терлась головой о бедро.

Этот зверь был самый крупный из всех. Остальные устроились вокруг огня, одни кучками, другие отдельными клубками или завитушками. Тот, что теперь сидел и смотрел на Аэрин, был черный, с желтыми глазами и короткими острыми ушами с длинными шелковистыми кисточками. На шее и на спине у него виднелись размытые серые пятна, спускавшиеся по плечам и задним лапам. Аэрин заметила промелькнувшую в его глазах искру и подобралась как раз вовремя, когда он вскочил на задние лапы и положил передние ей на плечи. Дыхание его мягко касалось ее лица, а кончики усов щекотали щеку. Кот был слегка разочарован, когда она устояла на ногах и уставилась в ответ. Затем он снова опустился на все четыре и бесшумно направился к ее постели, раскатанной возле огня, подвигал ее лапой, пока не переустроил на свой вкус, растянулся на одеяле во всю длину и улыбнулся Аэрин.

Аэрин посмотрела на него. Посмотрела вокруг: остальные коты пристально наблюдали за ними, прищурившись, при всей их расслабленности. Ни один больше не поворачивался к ней спиной. Она взглянула на Талата — бедняга отступал, пока не уперся крупом и поджатым хвостом в дерево, и до сих пор прижимал уши. Она бросила тоскливый взгляд на Гонтурана, висящего на дереве по другую сторону костра, куда она сама поместила его, когда разбивала лагерь. Гонтуран мерцал в свете пламени, но Аэрин почудилось, что меч дразнит ее так же, как и большой кот, и поняла, что отсюда помощи ждать не приходится.

— Даже союзники должны знать свое место, — произнесла Аэрин вслух и опять испугалась, как решительно прозвучал ее голос.

Она твердым шагом подошла к одеялу с лежащим на нем котом, ухватилась за край и дернула. Фолстца перекувырнулся и испуганно вскочил, но Аэрин не остановилась посмотреть. Она закуталась в одеяло, взяла служившую ей подушкой скатку и заново устроилась спать у подножия дерева на другой стороне костра, с рукоятью Гонтуран поблизости. Улеглась спиной к огню и круглыми глазами уставилась на переплетение корней перед носом.

Ничего не происходило.

Тишину нарушало только потрескивание костра, и даже он наконец потух, и пала настоящая темнота. «Надо бы поддерживать огонь, — подумала Аэрин, — мало ли что еще поджидает там, в темноте. Кто знает…» Но собственные кошмары одолели ее, и она заснула. И снова она висела в пустоте, но пустоту освещал дымчатый красный свет, и голос выкликал ее имя. Или не ее имя, а «брат мой».

Она проснулась на рассвете, с затекшим боком, потому что на животе у нее лежала тяжелая, покрытая черным мехом голова. Стоило Аэрин пошевелиться, башка принялась урчать. Аэрин все равно села и сердито воззрилась на кота.

— Ты ужасен, — заявила она, а фолстца улыбнулся ей так же сонно, как при попытке узурпировать ее лежанку.

Талат беспокойно дремал, по-прежнему прислонясь к дереву, и все еще дулся, когда она подошла к нему с седлом. Хотя, возможно, его пугала четвероногая тень с серыми разводами, которую она привела с собой. Аэрин покинула лагерь, не оглядываясь, но чувствовала, пусть и не слышала, текучее движение за спиной, а черный кот рысил рядом, время от времени вспрыгивая на скалы над ними, когда тропа сужалась. Однажды он пролетел со скалы у них над головами на сосну на другой стороне, обдав их дождем из мелкой острой хвои и семян. И когда он присоединился к ним снова, Талат резко развернулся и клацнул на него зубами, но тот лишь утек с дороги. И снова заулыбался.

— Не позволяй ему тебя дразнить, — прошептала Аэрин.

Весь день Талат держал уши назад и слегка припадал на больную ногу, не в силах расслабиться.

На следующий день после того, как к ним присоединились фолстца, явились йериги — мохнатые дикие собаки с пышными воротниками, шелковой бахромой на лапах и длинными хвостами. Их приход встревожил Аэрин чуть меньше, чем появление фолстца, и то лишь потому, что она с детства привыкла к королевским охотничьим псам ростом в половину йеригов. Коты, ловившие в королевских амбарах мышей, были раз в десять меньше фолстца.

У предводительницы йеригов был один глаз и рваное ухо. Она нежно коснулась колена Аэрин носом и подняла голову, напряженно уставившись ей в лицо.

— Приветствую тебя, — сказала ей Аэрин.

Собаки расположились по одну сторону костра, тогда как коты, делая вид, будто собак не существует, каким-то образом оказались на противоположной. В ту ночь Аэрин спалось очень тепло, ведь с одной стороны от нее пристроился кот, а с другой собака.

Все дальше на северо-восток продвигались они, и солнце по-прежнему вставало впереди и садилось у них за спиной, но Аэрин, возглавлявшей тихое воинство, казалось, что с каждым днем светило поднимается чуть более неохотно и садится быстрее. И хотя деревья по-прежнему приветствовали ее шелестом юной листвы, их попадалось все меньше, и одинокий стук Талатовых копыт становился все глуше. Порой она с тоской вспоминала озеро Грез и серый каменный дом возле него. Но выкидывала эти мысли из головы, как только ловила себя на них.

И однажды пришел день, когда с рассветом сумрак лишь чуть посветлел, а облака нависли так низко, что лишь усилием воли получалось сидеть прямо и не сгибаться под их тяжестью.

— Скоро, — сказала Аэрин следовавшим за ней, и «скоро» вернулось к ней рокотом множества глоток.

Талат в то утро ступал так, словно у него болели все суставы, да и Аэрин не хотела двигаться быстрее. На краю сознания неразборчиво тараторили хныкающие и ворчащие голоса, взор застилала красная дымка, словно пустота, обитавшая в ее снах, настигла ее наяву. Аэрин прошептала слово, которому научил ее Лют, и голоса прекратились, и дымка рассеялась. Но недолго довелось наслаждаться этой маленькой победой, потому что теперь одинокий голос что-то нашептывал ей, и его шепот напоминал о северной крови, крови демона…

— Нет! — крикнула Аэрин и вжалась лицом в гриву Талата и тут почувствовала давление тяжелой лапы на плече, усы защекотали ее щеку.

Она открыла глаза и увидела два желтых глаза на черной морде без улыбки, и Талат замер, склонив голову, потому что второй лапой черный кот оперся ему на холку.

Аэрин снова выпрямилась, а ее защитник опустился на землю. Талат повернул голову и взглянул на кота, а фолстца повернул голову и посмотрел на него. Конь слегка расслабил отведенные назад уши, одно нехотя обратилось вперед и наставилось на кота, а тот подошел и поднял нос. Второе ухо Талата повернулось вперед и насторожилось, он опустил голову, и оба зверя мягко подышали друг другу в морду. Затем все тронулись дальше.

Горы внезапно расступились, открыв уродливое неровное плато, покрытое россыпью мелких камней и скрытых трещинок, ногу некуда поставить. Деревья пропали совсем. Войско Аэрин выступило, скользя и шаркая, из-под сени скал и последней листвы и сгрудилось вокруг нее, словно они с Талатом были ступицей колеса. Все озирались.