Совсем недавно автор случайно обнаружил весьма авторитетное подтверждение своей точки зрения в книге Феликса Чуева «Молотов. Полудержавный властелин» (Москва, Олма-Пресс, 1999). Ближайший соратник Сталина рассказывал своему конфиденту: «За неделю-полторы до начала войны было объявлено в сообщении ТАСС, что немцы против нас ничего не предпринимают, у нас сохраняются нормальные отношения. Это было придумано, по-моему, Сталиным… Это дипломатическая игра. Игра, конечно. Не вышло. Не всякая попытка дает хорошие результаты, но сама попытка ничего плохого не предвидела… И это не глупость, это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса. И то, что они отказались на это реагировать, только говорило, что они фальшивую линию ведут по отношению к нам… Этот шаг направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания их нападения…Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство». (Ук. соч., с. 51–52).
Это было понятно всем в высшем руководстве СССР. В том числе и самому Сталину. Но даже теперь он отказывался верить очевидному. Потому что не мог признать себя обманутым, расписаться в том, что не так уж он всесведущ и дальновиден, так мудр и проницателен…
Возможно, впервые в жизни Сталин ощутил свое бессилие перед неотвратимым ходом мировой истории, не желающей так же безропотно подчиняться его воле, повелениям и капризам, как подчинялось ему все на одной шестой земной суши. И это прорвалось внезапно в историческом всплеске, так несвойственном, казалось бы, человеку, чья придуманная им самим фамилия была производной от слова «сталь».
Уже после пресловутого заявления ТАСС В. Меркулов направил И. Сталину, В. Молотову и Л. Берии следующую записку:
«№ 2279/М 17 июня 1941 г.
Совершенно секретно.
Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.
Народный комиссар
государственной безопасности СССР
Меркулов
Основание: сообщение «Старшины» и «Корсиканца» № 4261 и 4262 от 16.VI.41 г.
Сообщение из Берлина.
Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает:
1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время…
2. В кругах штаба авиации сообщение ТАСС от 6 июня[99] воспринято весьма иронически. Подчеркивают, что это заявление никакого значения иметь не может.
3. Объектами налетов германской авиации в первую очередь явятся: электростанции «Свирь-3», московские заводы, производящие отдельные части к самолетам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а также авторемонтные мастерские.
4. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом, истребителей, находится уже на венгерских аэродромах…
5. Важные немецкие авиаремонтные мастерские расположены: в Кенигсберге, Гдыне, Грауденце, Бреславле, Мариенбурге, авиамоторные мастерские Милича в Польше, в Варшаве — Очачи и особо важные в Хейлигенкейле.
Источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений “будущих округов” оккупированной территории СССР, а именно: для Кавказа назначен Амонн, один из руководящих работников в национал-социалистической партии в Дюссельдорфе, для Киева — Бурандт, бывший сотрудник министерства хозяйства, до последнего времени работавший в хозяйственном управлении во Франции, для Москвы — Бургер, руководитель хозяйственной палаты в Штутгарте. Все эти лица зачислены на военную службу и выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом.
Для общего руководства хозяйственным управлением “оккупированных территорий СССР” назначен Шлотгер — начальник иностранного отдела министерства хозяйства, находящийся пока в Берлине.
В министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, предназначенных для “оккупированной территории СССР”, выступал также Розенберг, который заявил, что “понятие Советский Союз” должно быть стерто с географической карты.
Начальник 1-го Управления НКГБ СССР Фитин».
Мудрый вождь, видно, нервничавший из-за отсутствия ответа из Берлина на сообщение ТАСС, явно сорвался и собственноручно начертал на этом документе поразительную резолюцию:
«Товарищу Меркулову. Можете послать свой «источник» из военно-воздушных сил Германии к е… матери! Это не источник, а дезинформация. И. Ст.»
В те же дни Павел Журавлев и Зоя Рыбкина составили на основании двадцати семи донесений «Старшины» и «Корсиканца», полученных между 6 сентября 1940 и 16 июня 1941 года, «Календарь» информации берлинской резидентуры на имя Сталина. Вывод составители сделали следующий: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время».
Нарком Меркулов, еще не пришедший в себя от резолюции Сталина, подписывать «Календарь» не стал и был по-своему прав: такая настойчивость могла обернуться бедой и для него лично, и для оперативников в Берлине, в первую очередь для Короткова. В Кремль поехал начальник разведки. Вернулся Фитин обескураженный. Тут же вызвал к себе Журавлева и Рыбкину. Кивнул головой на лежащий на столе измятый экземпляр докладной.
— Хозяину доложил. Он ознакомился с нашей запиской, скомкал и швырнул мне обратно. Сказал: «Это блеф. Не поднимайте панику. Не занимайтесь ерундой. Идите-ка и получше разберитесь».
До 22 июня оставалось четыре дня…
О примечательном факте рассказал автору бывший заместитель начальника контрразведки Леонид Райхман. Недели за три до нападения Германии начальник контрразведки Петр Федотов и он, основываясь на данных, полученных ими по своей линии, по их убеждению, неопровержимых, составили проект докладной записки с перечнем самых неотложных мер на имя Сталина и пошли с ним к наркому. Меркулов записку внимательно прочитал и… спрятал в свой письменный стол.
— Наверху (он выразительно указал пальцем на потолок) это не понравится. — Вздохнул и добавил: — Посылать записку не будем. Но вы (он обвел обоих многозначительным взглядом) делайте все, что считаете необходимым…
Федотов и Райхман намек поняли и приступили к выполнению намеченных мер.
…Вот уже несколько недель Коротков спал, должно быть, не более пяти часов в сутки. Некогда было даже пыль в комнате стереть. Выходить на контакты приходилось каждодневно, а то и дважды в день. Даты и часы встреч теперь уже, как правило, назначал не он, а его соратники «по ту сторону»: они тоже были загружены своими служебными обязанностями, выкраивать время для свиданий с ним становилось все труднее и труднее. Выход же в город для Короткова, помимо всего прочего, означал и необходимость, как говорят женщины, «выглядеть».
Если проще, Коротков должен быть в любое время дня гладко выбрит, костюм его — пускай не броский, аккуратно отутюжен, воротничок рубашки не заношен, ботинки начищены, из наружного кармана пиджака не должна по российской манере торчать расческа. Немец, тем более столичный житель, всегда обратит внимание на неряшливого человека и, следовательно, запомнит его. Тем более, если этот человек не жалкий старик, которому многое простительно, не инвалид, но пышущий здоровьем, рослый молодой мужчина, к тому же привлекательной внешности. На Короткова и так слишком часто заглядывались женщины…
Что с ним станет, если завтра война? Интернирование… Это в лучшем случае. В былые времена, когда начинались войны, особых проблем с дипломатами не возникало. Через третьи страны персоналы посольств воюющих между собой держав возвращались на родину. Здание посольства брало под свою опеку дипломатическое представительство какой-либо нейтральной страны. Но от властей нацистской Германии всего можно было ожидать.
