Для отличавшихся генералов и офицеров были учреждены особые полководческие ордена Суворова, Кутузова и Александра Невского. Все как должное восприняли, что платиновым орденом Суворова I степени № 1 был награжден Георгий Жуков[123].
Ордена и медали теперь полагалось носить только по парадным случаям и праздничным дням, в будни их заменяли орденские планки, обтянутые лентами соответствующих цветов. Фронтовики, однако, по-прежнему носили свои награды всегда, справедливо полагая, что не каждому из них суждено дожить до какого-либо парада, ну, а праздником можно было считать каждый день, если не убило и не ранило…
По случая Сталинградской победы, должно быть, Сталин вдруг расщедрился на чины для высшего начальствующего состава НКВД. Всеволоду Меркулову присвоили звание комиссара госбезопасности первого ранга, Виктору Абакумову, Богдану Кобулову, Сергею Круглову, Ивану Серову и Василию Чернышеву — звание комиссара госбезопасности второго ранга. Разумеется, это что-то да значило. Вскоре все объяснилось: 14 апреля 1943 года НКВД СССР снова был разделен на два наркомата — НКВД СССР и НКГБ СССР. Лаврентий Берия остался наркомом НКВД. Всеволод Меркулов второй раз стал наркомом госбезопасности.
Начальники Первого и Второго управлений теперь НКГБ, то есть разведки и контрразведки, остались прежние — теперь уже комиссары госбезопасности третьего ранга Павел Фитин и Петр Федотов. По-прежнему возглавлял Четвертое управление (диверсионно-разведывательная работа на оккупированных немцами территориях) Павел Судоплатов, также комиссар госбезопасности третьего ранга.
Слава Богу, реорганизация не коснулась положения дел в подразделениях — все сотрудники среднего звена остались при своих (правда, обновленных) званиях, должностных окладах, пайках и… кабинетах. Никому не потребовалось никуда переезжать. Поменяли лишь в спешном порядке служебные бланки, печати и удостоверения личности…
С началом Великой Отечественной войны, особенно после гибели берлинских и иных групп, объединяемых ныне наименованием «Красная капелла», поток информации непосредственно из Германии сильно обмелел, превратился в еле журчащий ручеек. Но это вовсе не означало, что работы у отдела, руководимого Александром Коротковым, поубавилось. Скорее наоборот. Приходилось изыскивать новые пути и методы проникновения в секреты Третьего рейха, планы командования вермахта, выяснения состояния экономики вообще и военной промышленности Германии, в частности.
Автор берет на себя смелость утверждать, что в какой-то степени теперь на немецкий отдел работали многие советские разведчики, действующие в странах-союзницах Германии (Венгрии, Италии, Болгарии, Румынии и других), странах, оккупированных немцами, той же Франции, в нейтральных государствах, в первую очередь Швейцарии и Швеции. Ценная информация поступала, к примеру, из весьма отдаленной от Германии Аргентины. В какой-то мере, очень выборочно, делились разведывательной информацией и наши союзники — Великобритания и США.
В предвоенные годы Коротков изрядно поколесил по Европе, но и представить не мог, что ему, специалисту по Германии, придется выполнять важные задания руководства в Азии, к тому же в самом отсталом ее регионе — на Среднем Востоке. Точнее, в Афганистане и Иране (так с 1935 года стала называться Персия).
Афганистан был предметом острой заинтересованности немецких спецслужб еще при кайзере Вильгельме Втором. Собственно говоря, сам Афганистан Гитлеру был ни к чему. Но его обуревала бредовая идея: захватив эту страну, перевалить через горный хребет Гиндукуш и вторгнуться в Индию. Был и такой вариант: ворваться отсюда же в советские республики Средней Азии. Бред? Конечно, но — опасный бред, как и вообще любой другой, если в основе заложено агрессивное устремление.
Надо помнить, что после разгрома американского флота в Перл-Харборе, захвата Французского Индокитая и Бирмы, Япония овладела военной инициативой на огромном тихоокеанском театре боевых действий и реально угрожала Британской Индии с востока. Теоретически нельзя было отбрасывать возможность соединения германских и японских войск на Индостане. Прогнувшись к югу, ось Берлин — Токио окружила бы Советский Союз по всей протяженности его сухопутных и морских границ (если не считать ничего не значащей при данных обстоятельствах границы по кромке Северного Ледовитого океана). Неосуществимые бредни, как давно известно человечеству, вовсе не делали их безобидными…
На западной границе Индии с Афганистаном англичане контролировали лишь несколько горных проходов, имеющих особо важное стратегическое значение. Остальная приграничная территория оставалась как бы «ничейной землей». По обе стороны границы здесь с незапамятных времен жили воинственные племена восточных пуштунов. Эти племена признавали лишь собственные традиционные законы и религиозные установления. Колонизаторов-англичан они ненавидели, с властью центрального правительства Афганистана в Кабуле не считались. Восстания пуштунов против англичан были явлением столь же обычным и частым, как землетрясения в Японии.
Самым влиятельным и буйным из всех племенных вождей был предводитель вазиров Мирза Сеид Али-хан, чья ставка находилась в местности Иппи. Говорили, что он в одночасье способен собрать армию численностью от двадцати до ста тысяч воинов. Хватило бы оружия. Именно оружием (или деньгами для приобретения оного) и намеревались обеспечить его немцы. Слухи о силе Али-хана вовсе не были обычным восточным бахвальством или преувеличением: когда его воины в апреле 1942 года осадили форт Дата-хел, англичане вынуждены были перебросить на помощь окруженному гарнизону свыше трех тысяч солдат, при этом они потеряли семь танков и три самолета. Форт они разблокировали, но нанести поражение армии мятежного вождя так и не сумели.
В переписке с германской миссией в Кабуле Али-хан называл себя «Факиром из Иппи», под этим именем он и вошел в историю. Именно на крупное восстание вазиров под водительством «Факира из Иппи» и рассчитывали немцы, полагая, что оно отвлечет на себя значительные силы английских войск, что облегчит немецким десантным частям пробиться на юго-восток и соединиться с японцами в районе индийско-бирманской границы.
Одновременно с восстанием пуштунов немцы намеревались спровоцировать мощные антианглийские выступления в самой Индии. Здесь они рассчитывали на некоего Субхаса Чандру Боса, возглавлявшего самые непримиримые круги индийских экстремистов. Бос рассчитывал в своей вооруженной борьбе с англичанами опереться на военных союз с Германией при поддержке Японии и Италии. К чему такой союз мог бы привести в случае успеха, Бос, что свойственно всем экстремистам, даже не задумывался.
Афганистан был (и остается по сей день) одной из самых бедных стран в Азии, следовательно, и в мире. Сколь-либо серьезная промышленность там отсутствовала, то же самое можно сказать о путях сообщения и средствах связи. Сельское хозяйство застыло почти на первобытном уровне.
Немцы умело воспользовались этой ситуацией. Они предоставили Афганистану крупный и выгодный кредит, построили в стране несколько важных мостов и гидростанций, текстильную фабрику и сахарный завод, даже бойню. Немцы же соорудили единственную на весь Афганистан железную дорогу протяженностью в… шесть километров. Локомотивные бригады, конечно, были из немцев. В стране прочно обосновалась известная «Организация Тодта» — ее силами велось все дорожное строительство. Дороги планировались и прокладывались (как в свое время автобаны в Германии) с дальним прицелом: для быстрой переброски войск к границам британской Индии в случае открытия боевых действий. Советская легальная резидентура в Кабуле доподлинно установила, что все ответственные сотрудники «Организации Тодта» в Афганистане были кадровыми разведчиками.
Общеизвестно, что универсальным средством достижения любой цели на востоке испокон веков была и остается взятка — «бакшиш». В результате обильных инвестиций, выгодных заказов и прямых подношений правящая верхушка государства была настроена откровенно прогермански. Фактически агентами немцев были сам премьер-министр Мухаммад Хаищм-хан, его заместитель Наим-хан, начальник штаба армии Мустафа-хан, начальник управления разведки военного министерства Мухаммед Анвар-хан, начальник высших офицерских курсов Гусейн-хан, командир кавалерийской бригады Ахмад-хан, десятки офицеров высшего и среднего звена. Это же относилось и к полиции. Немецкие агенты имелись в каждом государственном учреждении.
