— Сколько он раз вас ударил?

— Пять или шесть раз в голову, и около пяти раз в спину.

— А следы побоев где?

— Вы что, мне не верите? Просто мой муж обучался наносить удары так, чтобы следов не было видно.

— Понятно, вот здесь распишитесь, хорошо. Все, до свидания, вас известят.

За всеми этими хлопотами, время уже шло к вечеру, надо было еще успеть за сегодня разорить цыганскую «кладку» и подорвать экономическое благополучие противника. Но, к моему удивлению, поход по отделам ЦУМа положительного результата не дал. Уже вторую неделю, после моих регулярных набегов на «сигаретные поляны» молодые продавщицы, одним движением шаловливых глазок указывали мне места, где стоит поискать пахнущие табаком сумки. А я, никогда не забывал, на ходу, положить на прилавок пару узеньких пачек «Ст. Моритц супер лайф» или других, более-менее приличных сигарет из улова. Но сегодня везде было пусто. Бригада Азы, понеся существенные потери, решила сменить места хранения?

Додумать эту мысль я не успел, в рации раздался голос ротного, немедленно требующего нас в отдел.

— Товарищ майор, за время патрулирования на вверенном посту происшествий не случилось.

— Где вы были с десяти до пол одиннадцатого утра?

— Сейчас посмотрю, товарищ майор — я полез в постовую книжку: — у «Сокровищ Буратино» находились.

— Отлично. Если вы там были, то как допустили разбой прямо возле магазина?

— Товарищ майор, продавец кафетерия подтвердит, что мы там были! — влез, на удивление, несвоевременно Олег.

— Короче, был разбой на точку от кафе «Снегурочка», которая в торце «Буратино» находиться. Дело на контроле у начальника областного УВД. Тот лично дал указание наказать милиционеров, якобы несущих там службу. Меня тоже накажут. Поэтому через десять минут объяснения мне на стол, где вы в момент разбоя, в каком кафетерии несли службу. Вопросы есть?

— Товарищ майор, да как это случилось? Что за ситуация?

— Ориентировка в дежурке, если по рации не слышали. Время пошло.

— Да у нас рация выключилась, ничего мы не слышали — Олег, честно глядя в глаза командиру роты, крыл железными аргументами, нас, по его мнению, оправдывающие.

— Пойдем, Олег, некогда нам — я потащил напарника из комнаты роты, пока он про нас еще чего ни будь не рассказал.

Желтый, с неровно оборванными краями, лист ориентировки гласил, что сегодня, в период с десяти часов до половины одиннадцатого утра по адресу Станционный Бродвей дом одиннадцать в помещение киоска от кафе «Снегурочка», с применением физической силы ворвался неизвестный, который под угрозой ножа открыто завладел денежными средствами и двумя бутылками ликера. Приметы: на вид около сорока лет, высокий, около метра восьмидесяти сантиметров, плотного телосложения, одет во все черное. Особых примет нет. Ущерб устанавливается.»

Под сочувственными взглядами дежурных, мы написали рапорта, о том, как в указанное время добросовестно несли службу возле этого дома, но ничего подозрительного не заметили, и положили бумаги на стол дежурного по отделу. Олега, то, наверное, как блаженного, не уволят, а вот со мной- вопрос оставался открытым. Из того, что с нами произошло, хуже было только застрелить человека на улице или принять взятку на глазах у изумленных сотрудников КГБ. Но надо было жить дальше, и пытаться выкарабкаться из этой ситуации.

-Ребята, я не знаю, что еще рассказать. Я это сегодня уже раз десять рассказывала — очень крупная женщина, лет сорока на вид, в белом халате, с плохо смытыми разводами потекшей туши на глазах, сметала веником осколки бутылки с пола, наверное, один из, упомянутых в ориентировке, ликеров был еще и разбит.

— Ну значить, расскажите в одиннадцатый раз.

— Хорошо. Сегодня я пришла пораньше, хотела вчерашнюю выручку отнести в кафе, в кассу сдать. Пересчитала деньги, а тут в дверь постучали. Я решила, что сменщица моя пришла зачем-то, дверь открыла, а там, за дверью, огромный мужик стоит. Он меня затолкнул в киоск, шагнул в след, а затем еще раз толкнул, ну я и упала сюда — женщина показала не липкий от ликера пол между прилавком и огромным ларем-холодильником, где морозилось мороженное. Я упала, хотела закричать, а он достает из кармана огромный нож и мне говорит «Заорешь — убью.». А у меня ребенок маленький, я зачем орать буду. Он через меня перешагнул, что мне в глаза песок с его ботинок просыпался, взял с кассы деньги, несколько бутылок лимонного и кофейного ликера, одну видите — уронил, а потом вышел. Перед тем как выйти, сказал, что будет под дверью стоять, и, если я заору, то он меня убьет. Ну я дождалась, когда дверь захлопнется, поднялась, выскочила на улицу, но уже никого не было. Я у прохожих спросила, не видел ли кто мужика. Люди сказали, что нет. Я побегала, и пошла в «Буратино» звонить, на работу и в милицию.

— Понятно. Сколько денег было в кассе?

— Семьсот четырнадцать рублей.

— Это что. За один день выручка?

— Нет, за полтора, позавчера я тоже не сдавала деньги.

— А почему у вас халат чистый? Не вижу я, что бы в нем на пол падали.

Продавщица взглянула на меня со злом и ехидцей:

— Вы меня, товарищ милиционер на такую дешевку не ловите. Я в куртке была — она кивнула на теплую, стеганную куртку, висящую на крючке: — Я не переодевалась. Собиралась сразу в кафе идти, деньги сдать.

Я подошел к вешалке. Действительно, спина куртки была грязной. Вроде бы, все верно, все логично. Но, что-то мешала мне смиренно принять ситуацию, что мы с Олегом весело дули кофе в тепле кафетерия, в десяти метрах отсюда, отделенной от мест происшествия только толстой кирпичной несущей стеной здания. Тонкие, фанерные стенки киоска я во внимание не брал.

— Одевайтесь.

— Что, опять? Ну сколько можно. — продавщица, в сердцах, сплюнула, отряхнула рукой куртку, одела ее на себя, взяла в руки ключи от киоска и нетерпеливо уставилась на меня.

— Падайте.

— Что?!

— Я говорю — падайте — я ткнул пальцем в узкое пространство пола, покрытого затертым линолеумом, зажатым между мерно гудящем морозильным ларем и прилавком.

— Да как вы смеете, на до мной издеваться! Я сколько это терпеть могу!

— Я говорю, падай на пол, как ты упала от удара. Я отсюда вижу, что ты здесь не поместишься, больно много мороженного ела.

Женщина пыталась, смело падала на спину, но протиснуться в указанное ей же место, смогла только боком. Потом она предложила нам сто рублей, потом сто рублей каждому. Больше не предлагала, наверное, все уже истратила.

— Тебя как зовут, фантазерка?

— Люба.

— Вот смотри Люба, какой у тебя расклад вырисовывается: Ты сообщение сделала, как свидетель расписалась. Пока дело в общесоюзный реестр не внесен, номер делу не присвоен. Пока это не сделано, ты можешь написать явку с повинной, тогда дела уголовного, скорее всего, не будет. Я вот если ты протянешь время, ты все равно признаешься, но будет уже поздно. Дело по разбою будет возбуждено, и его уже не прекратишь. Тогда, тебя, на сто процентов, привлекут к уголовной ответственности за растрату и заведомо ложное сообщение о тяжком преступлении. Вот и думай, то ли тюрьма га сто процентов, или есть вероятность, что тебя просто уволят, а дальше уже от тебя все зависит. Ты все поняла?

— А если заведующая кафе заявление заберет? — Люба трясла головой от внезапно посетивших ее слез раскаяния: — Дело прекратят?

— Нет, это не та статья, чтобы заявление можно было забрать. Я тебе повторяю — твой единственный шанс спастись — быстро, обо всем, признаться.

— Хорошо, дайте бумажку и скажите, что писать.

— Пиши Люба — сверху слева дату, справа — название Города.

Глава 16

Глава шестнадцатая. Скандал в маленьком дворике