— Послушайте, — сказал мне Луи, — любые рассуждения, по-моему, могут быть восприняты как желание уладить дело. Я весьма миролюбивый по натуре, вы это знаете, я вовсе не дуэлянт, тем более, это мой первый поединок, но именно поэтому я хочу выглядеть достойным игроком.
— Легко вам говорить, дружище, вы рискуете только своей жизнью, а нам придется нести ответственность за то, что случится, перед всей вашей семьей.
— О, об этом можете не беспокоится. Я знаю своего брата и свою мать. Они лишь спросят вас: «Луи вел себя достойно, как подобает мужчине?» И когда вы им ответите: «Да», — они скажут: «Ну вот и хорошо».
— Но, черт возьми, в конце концов нужно же нам знать, какое оружие вы предпочтете.
— Ладно, если вам предложат пистолет, сразу же соглашайтесь.
— Я тоже так считаю, — сказал барон.
— Пусть будет пистолет, — ответил я, — если вы этого оба хотите. Но пистолет — это скверное оружие.
— У меня разве есть время научиться владеть шпагой до завтра?
— Нет. Однако после хорошего урока у Грисьера вы, возможно, сможете защищаться.
Луи улыбнулся.
— Поверьте мне, — сказал он, — то, что произойдет со мной завтра утром, уже предписано сверху, и, чтобы мы ни делали, вы и я, мы ничего не изменим.
После этих слов мы пожали ему руку и ушли.
Естественно, первый визит мы нанесли секунданту, который жил неподалеку от нас.
Мы отправились к господину Рене де Шатогранду, жившему, как уже говорилось, на улице Мира, дом 12.
Он не принимал никого, кроме тех, кто придет от Луи де Франчи.
Мы объявили о цели нашего визита, вручили наши визитные карточки, и нас тотчас впустили.
Господина де Шатогранда мы нашли по-настоящему утонченным и светским. Он не захотел нас задерживать и затруднять еще одним визитом к господину де Буасси и сообщил нам, что они условились о следующем: тот, к кому первому мы придем, пошлет за другим.
Он послал своего лакея предупредить господина де Буасси, что мы ждем его здесь.
Пока мы ожидали, он не задал ни одного вопроса о деле, которое нас сюда привело. Мы говорили о бегах, охоте и Опере.
Через десять минут прибыл господин де Буасси.
Эти господа тоже не стали настаивать на выборе оружия. Шпага или пистолет — это было совершенно безразлично для де Шато-Рено, он предоставил выбор господину де Франчи или жребию. Мы подбросили в воздух луидор: орел — шпага, решка — пистолет. Луидор упал решкой.
Потом мы договорились, что поединок состоится завтра, в девять часов утра в Винсентском лесу, расстояние между противниками будет в двадцать шагов. Один из нас три раза хлопнет в ладоши, и после третьего хлопка они стреляют.
Мы поспешили сообщить обо всем де Франчи.
Этим же вечером я обнаружил у себя визитные карточки господ де Шатогранда и де Буасси.
XVI
В восемь часов вечера я был у де Франчи, чтобы узнать, нет ли для меня каких-нибудь поручений, но он попросил меня подождать до завтра, проговорив загадочно: «Ночь подскажет».
Однако на следующий день вместо того, чтобы прийти к нему к восьми часам, а этого было бы вполне достаточно, чтобы успеть на место к девяти, я был у Луи де Франчи в половине восьмого.
Он был в своем кабинете и писал.
На звук открываемой мною двери он обернулся.
Я заметил, что он очень бледен.
— Извините, — сказал он мне, — я заканчиваю письмо для матери. Садитесь, возьмите газету, если газеты уже пришли. Возьмите хотя бы «Прессу», там есть довольно забавный фельетон господина Мери.
Я взял упомянутую газету и сел, с удивлением отмечая разительный контраст между почти мертвенной бледностью и его спокойным, значительным и тихим голосом.
Я попытался читать, но глаза пробегали по строчкам, я не понимал их смысла.
Прошло пять минут.
— Я закончил, — сказал он.
Он позвонил и вызвал слугу:
— Жозеф, меня ни для кого нет дома, даже для Жиордано. Проведите его в гостиную. Я хочу, чтобы никто, кто бы то ни был, не помешал мне побыть десять минут наедине с этим господином.
Слуга закрыл дверь.
— Послушайте, — сказал он, — мой дорогой Александр. Жиордано — корсиканец, и он мыслит по-корсикански, я не могу ему доверить то, что хочу. Я буду просить его сохранить тайну, и это все. Вас же я хочу попросить пообещать мне точно исполнить мои инструкции.
— Конечно! Это задание для секунданта?
— Задание гораздо более важное, потому что вы, может быть, сможете уберечь нашу семью от второго несчастья.
— Второго несчастья? — спросил я удивленно.
— Возьмите, — он протянул мне письмо, — это то, что я написал матери, прочтите его.
Я взял письмо из рук де Франчи и стал читать его с возрастающим удивлением.
«Моя добрая мама,
Если бы я не знал, что вы сильны, как спартанка, и покорны, как христианка, я бы постарался изо всех сил, чтобы приготовить вас к ужасному событию, которое вас потрясет. Когда вы получите это письмо, у вас останется всего лишь один сын.
Люсьен, мой чудный брат, люби мать за нас двоих!
Позавчера у меня был приступ воспаления мозга. Я не обращал внимания на начальные симптомы, и врач приехал слишком поздно!
Милая мама, мне не на что больше надеяться, если только на чудо, но какое у меня право на то, чтобы надеяться, что Бог сотворит для меня это чудо?
Я пишу вам в момент просветления. Если я умру, то это письмо отнесут на почту через четверть часа после моей смерти, так как моя любовь к вам эгоистична и я хочу, чтобы вы знали, что я умер, не сожалея так ни о чем на свете, как о вашей нежности и о любви моего брата.
Прощайте, матушка.
Не плачьте. Вас любила душа, а не тело, и, где бы она не была, она будет вас любить вечно.
Прощай, Люсьен.
Никогда не покидай нашу мать и помни, что, кроме тебя, у нее никого нет.
Прочитав последние слова, я повернулся к тому, кто их написал.
— Итак, — сказал я, — что это значит?
— Вы не понимаете? — спросил он.
— Нет.
— Я буду убит в девять часов десять минут.
— Вы будете убиты?
— Да.
— Да вы с ума сошли! Откуда у вас подобные сумасбродные мысли.
— Я не сумасшедший и не сумасброд, мой друг… Меня предупредили, вот и все.
— Предупредили? Кто?
— Разве мой брат не рассказывал вам, — спросил Луи, улыбаясь, — что мужчины в нашей семье пользуются своеобразной привилегией?
— Действительно, — проговорил я, чувствуя, что меня помимо моей воли начинает знобить. — Он говорил мне об этом.
— Так вот, сегодня ночью мне являлся мой отец, и именно поэтому вы нашли меня таким бледным. Вид мертвецов делает бледными живых.
Я смотрел на него с удивлением, граничащим с ужасом.
— Вы сказали, что видели вашего отца сегодня ночью?
— Да.
— И он говорил с вами?
— Он объявил мне о моей смерти.
— Это был, наверное, просто страшный сон, — сказал я.
— Нет, это была страшная реальность.
— Вы спали?
— Я бодрствовал… Вы не верите в то, что отец может посетить своего сына?
Я опустил голову, ведь в глубине души я и сам верил в эту возможность.
— Как это произошло? — спросил я.
— Боже мой, очень просто и естественно, я читал, ожидая отца, ибо знал, что, если мне грозит какая-нибудь опасность, мой отец появится. В полночь моя лампа сама собой погасла, дверь медленно открылась и появился отец.
— Но как? — воскликнул я.
— Да как живой: одет в свою обычную одежду, но только очень бледный и с невидящими глазами.
— О, Боже…
— Он медленно приблизился ко мне. Я, лежа на кровати, приподнялся на локте.
— «Добро пожаловать, отец», — сказал я ему.
Он приблизился ко мне, пристально на меня посмотрел, и мне показалось, что сила отцовской любви оживила этот мертвенный взгляд.
