Красное лицо госпожи Тринчи на глазах побледнело. Она ловила ртом воздух, как рыба, ее губы шевелились, но с них не слетало ни слова.
Его Святейшество приложил руки к сердцу и поклонился. Госпожа Тринчи еще не пришла в себя, и он обратился к сопровождавшему его Тенцину:
– Этот сорбет… Что это такое? – спросил он, выходя из кухни.
– Обычно это десерт.
– Его делают из малины?
– Его можно приготовить из разных фруктов, – объяснил Тенцин, а потом добавил: – Я думаю, что госпожа Тринчи собиралась подать его для очистки вкуса между блюдами.
– Очистка вкуса… – Эта идея показалась Далай-ламе удивительной и необычной. – Гнев – странная вещь, не так ли, Тенцин?
Тем вечером госпожа Тринчи пришла в комнату Его Святейшества. Со своего комфортного подоконника я наблюдала за тем, как она, полная раскаяния, вошла в комнату. Слезами она залилась с самой первой минуты.
Его Святейшество стал ее утешать. Он передал ей все восторги и благодарности гостей, по достоинству оценивших приготовленный ею обед. Ему самому особенно понравились ореховые шарики, напомнившие те, что готовили в его семье.
Но госпожа Тринчи знала, что Далай-лама пригласил ее не для того, чтобы обсуждать ореховые шарики. Слезы текли из ее карих глаз, тушь на ресницах размазалась. Госпожа Тринчи призналась, что вышла из себя, произнесла непозволительные слова, обрушилась на Чогьяла и всех, кто оказался на кухне. Она плакала, а Его Святейшество взял ее за руку, помолчал, а потом сказал:
– Знаете, дорогая, плакать вовсе не нужно.
Госпожа Тринчи вытерла глаза надушенным платком и с удивлением посмотрела на Далай-ламу.
– Это хорошо, очень хорошо, что вы понимаете свою проблему – проблему гнева.
– Я всегда отличалась несдержанностью, – призналась госпожа Тринчи.
– Иногда мы понимаем, что нам нужно изменить свое поведение. Но требуется настоящий шок, чтобы мы осознали, что перемены необходимы. Прямо сейчас.
– Si. – Госпожа Тринчи снова зарыдала. – Но как это сделать.
– Начните с осознания преимуществ терпения и недостатков его отсутствия, – сказал ей Далай-лама. – Когда человек злится, то в первую очередь он причиняет вред себе самому. Разгневанный человек не может быть счастлив и спокоен.
Госпожа Тринчи посмотрела прямо в глаза Его Святейшеству.
– Мы должны думать о том, какое влияние наш гнев произведет на окружающих. Когда мы говорим ужасные вещи, в душе так не думая, мы наносим людям глубокие раны, которые нелегко залечить. Подумайте о ссорах между друзьями и родными, о скандалах, которые могут привести к непоправимому разрыву отношений – и все из-за чьей-то несдержанности.
– Я понимаю! – простонала госпожа Тринчи.
– А потом мы должны спросить себя: откуда взялся этот гнев? Является ли истинной причиной гнева сломавшийся холодильник, отсутствие газа или малины? Если да, то почему все остальные не злятся из-за этого? Совершенно понятно, что причина гнева не в этом. Она – в нашем разуме. И это хорошо, потому что контролировать окружающий мир мы не можем, но контролировать собственный разум нам по силам.
– Да, я всегда была очень раздражительной, – призналась госпожа Тринчи.
– А сейчас вы раздражены?
– Нет.
– И что это говорит нам о природе гнева?
Госпожа Тринчи долго смотрела из окна на крышу храма. Лучи вечернего солнца позолотили колесо дхармы и статую оленя.
– Полагаю, гнев возникает и проходит.
– Именно. Это не постоянное состояние. Это не часть вашей натуры. Вы же не можете сказать: «Я постоянно злюсь». Ваш гнев возникает, нарастает и исчезает – как и у каждого из нас. Возможно, вы испытываете гнев чаще других людей. Каждый раз, поддаваясь гневу, вы закрепляете привычку и повышаете вероятность возникновения этого состояния снова и снова. Не лучше ли вместо этого ослаблять его влияние на вас.
– Конечно, вы правы. Но я не могу остановиться. Я не могу контролировать гнев. Он просто возникает – и все.
– Скажите, а есть такие места и ситуации, в которых вы чаще поддаетесь гневу?
– Кухня, – мгновенно ответила госпожа Тринчи и указала вниз.
– Очень хорошо. – Далай-лама с улыбкой хлопнул в ладони. – С этого момента кухня Джоканга перестает быть для вас обычным местом. Теперь это Сокровищница! Считайте кухню местом, где вам предоставляются удивительные возможности, каких нет ни в одном другом месте.
– Non capisco, – покачала головой госпожа Тринчи. – Не понимаю.
– Вы понимаете, что испытываемый вами гнев хотя бы отчасти рождается в вашей душе?
– Да.
– И для вас, и для всех окружающих было бы очень хорошо, если бы вы сумели постепенно избавиться от этого чувства.
– Да.
– А для этого вам нужна возможность развития в себе противоположной силы, то есть терпения. Друзья вряд ли смогут предоставить вам такие возможности. Но в Джоканге их предостаточно.
– Да, да! – госпожа Тринчи печально улыбнулась.
– Вот почему вы можете называть нашу кухню Сокровищницей. В ней столько возможностей для развития терпения и борьбы с гневом. Такой образ мышления имеет свое название. – Его Святейшество сосредоточенно нахмурил брови. – Мы называем это рефреймингом. Да, именно так.
– Но что если у меня… не получится? – голос госпожи Тринчи дрогнул.
– Продолжайте пробовать. Побороть давнюю привычку нелегко. Но постепенно вы будете добиваться прогресса – если поймете, что это идет вам на пользу.
Далай-лама посмотрел на расстроенную женщину и продолжил:
– Самое главное – уметь успокаиваться. И в этом вам поможет медитация.
– Но я не буддистка.
Далай-лама усмехнулся.
– Медитация принадлежит не только буддистам. Медитируют люди всех конфессий, и даже те, кто ни к одной из конфессий не принадлежит. Вы – католичка, а монахи-бенедиктинцы разработали множество полезных приемов медитации. Может быть, вам стоит попробовать?
Время аудиенции подошло к концу. Далай-лама и его гостья поднялись.
– Когда-нибудь, – Его Святейшество взял госпожу Тринчи за руку и заглянул ей прямо в глаза, – вы будете считать сегодняшний день переломным в вашей жизни.
Госпожа Тринчи не находила слов. Она лишь кивнула и промокнула глаза носовым платком.
– Когда наше понимание чего-либо углубляется настолько, что меняет наше поведение, то в дхарме это называется реализацией. Возможно, сегодня это произойдет в вашей жизни.
– Да, да, Ваше Святейшество. – Госпожа Тринчи была переполнена эмоциями. – Это будет именно так!
– Помните слова Будды: «Хотя человек может тысячу раз победить тысячу воинов в битве, величайшим воином остается тот, кому удастся победить себя».
Моя реализация произошла всего через несколько недель.
Мне понадобилось первое предостережение. Однажды я прогуливалась по кабинету помощников Далай-ламы и услышала, как Тенцин говорит Чогьялу:
– КЕС поправилась.
Тенцин всегда находил такие слова, что я всего лишь догадывалась, что именно он имеет в виду, и не успевала обижаться.
Впрочем, дипломатия не понадобилась, когда на следующей неделе я вернулась на кухню Джоканга, чтобы поужинать в обществе госпожи Тринчи.
На кухне царила необычно спокойная и безмятежная атмосфера. Со времени Кризиса Малинового Сорбета все изменилось до неузнаваемости. В тот день на кухне было не просто спокойно – госпожа Тринчи принесла CD-плейер и включила божественный хор Sanctus из «Реквиема» Форе.
Войдя на кухню, я приветствовала ее дружеским «мяу». На стойку я запрыгивать не стала – мне было понятно, что у меня не получится. Поэтому я просто посмотрела на нее.
Как всегда внимательная, госпожа Тринчи подсадила меня.
– О бедная конфетка! Ты больше не можешь прыгать! – воскликнула она, демонстративно меня щекоча. – Это потому, что ты набрала вес!
Я что?
– Ты слишком много ешь.
Это она серьезно? Разве можно говорить Самому Красивому из Всех Живущих Существ такие вещи?! Маленьком сокровищу?! Cara Mia?!