– Я говорю не о книге, – пояснил Его Святейшество, – а о письме.

– Да?

– Профессор пишет, что он обдумал нашу беседу и перестал устанавливать ловушки для слизней у своих роз. Теперь он выпускает слизней за ограду сада.

– Это прекрасно! – улыбнулся Чогьял.

Далай-лама посмотрел прямо на меня.

– Нам же понравилась встреча с ним, верно?

Я вспомнила, что в тот момент профессор показался мне совершенно непросветленным. Но как я могу судить об этом после того, что произошло вчера.

– Письмо доказывает, что все мы можем измениться, верно, Мауси?

Хотя кошки большую часть дня проводят в уютной дремоте, нам нравится, когда наши люди чем-то заняты. Нет, они не должны шуметь и приставать к нам – просто заниматься чем-то таким, что могло бы нас развлечь в те моменты, когда мы решим проснуться. А почему, как вы думаете, у большинства кошек есть своя любимая театральная ложа – место на подоконнике, крыльце, воротах или шкафу? Разве вы, дорогой читатель, не понимаете, что являетесь для нас прекрасным развлечением?

Жить в Джоканге – так называется храмовый комплекс Далай-ламы – удивительно приятно. И знаете почему? Потому что здесь всегда что-то происходит.

Каждое утро храмы оживают еще до пяти часов. Раздается шорох сандалий – монахи монастыря Намгьял собираются на утреннюю медитацию. К этому времени мы с Его Святейшеством медитируем уже два часа. Но когда я замечаю движение снаружи, то обычно поднимаюсь, вытягиваю перед собой передние лапы и пару раз выпускаю и втягиваю когти, царапая ковер. А потом занимаю любимое место на подоконнике. Оттуда я наблюдаю за обычными ежедневными ритуалами: монашеская жизнь не отличается разнообразием. Каждый день повторяется одно и то же.

Все начинается, когда на горизонте появляются золотистые искры – в храме и монашеских обителях зажигают лампы. Летом заметно, как утренний ветерок разносит облачка пурпурных благовоний. Из открытых окон доносятся звуки пения. А небо на востоке начинает светлеть.

Монахи выходят из храма в девять утра. К этому времени мы с Его Святейшеством успеваем позавтракать. Далай-лама усаживается за свой стол. Он встречается с помощниками и советниками, а монахи возвращаются к своей обычной жизни, которая подчинена строго определенному распорядку. Они читают священные тексты, слушают проповеди, во дворе обсуждают философские вопросы и медитируют. Прерываются монахи только на две трапезы, а в десять вечера общая деятельность прекращается.

После этого молодые монахи возвращаются домой и до полуночи учат священные тексты. Старшие монахи трудятся дольше – они часто изучают тексты и обсуждают их до часа-двух ночи. Период полного покоя в монастыре длится всего несколько часов.

Весь день жизнь кипит в кабинете Его Святейшества. Поток гостей не иссякает. Сюда приезжают всемирно известные политики, знаменитости и филантропы. Приходят и менее известные, но порой гораздо более интересные люди, например оракул Нейчунга, которого Его Святейшество порой консультирует. Оракул Нейчунга – посредник между материальным и духовным мирами, он является государственным оракулом Тибета. О сложностях в отношениях с Китаем он предупреждал еще в 1947 году. Нейчунга продолжает помогать в принятии важных решений, входя в состояние транса. Иногда это происходит в ходе сложной церемонии, когда оракул изрекает пророчества и дает советы.

Вы, наверное, думаете, что, находясь в такой увлекательной и комфортной среде, я считаю себя самой счастливой кошкой, когда-либо «игравшей на виолончели» (так мы, кошки, деликатно называем этап ухода за собой, когда начинаем вылизывать свои «нижние регионы»). Но, дорогой мой читатель, первые месяцы жизни рядом с Далай-ламой были очень непростыми.

Возможно, это объяснялось тем, что я до самого недавнего времени знала только один образ жизни – жизнь одного из четырех котят бродячей кошки. А может быть, сказалось отсутствие контактов с другими мыслящими существами, наделенными мехом и усами. Как бы то ни было, я не только чувствовала себя страшно одинокой, но еще и утвердилась в мысли о том, что счастливой могу стать только в присутствии другой кошки.

Далай-лама это понимал. Он с невыразимой нежностью и состраданием ухаживал за мной с самого первого момента, когда я оказалась в его машине. Он очень внимательно относился ко мне в эти первые недели, трогательно заботясь о моем благополучии.

Вот почему вскоре после инцидента с мышью, когда я потерянно и печально слонялась по коридору, Далай-лама заметил меня по дороге в храм, повернулся к сопровождавшему его Чогьялу и сказал:

– Может быть, маленький Снежный Барс пойдет с нами?

Снежный Барс? Имя мне понравилось. Далай-лама подхватил меня, и я замурлыкала от удовольствия. Снежные барсы на Тибете считаются священными животными, символами абсолютного счастья. Это очень красивые, грациозные, восхитительные животные.

– Нам предстоит важный день, – сказал мне Его Святейшество, когда мы спускались по лестнице. – Сначала мы идем в храм и будем наблюдать за испытаниями. Затем придет госпожа Тринчи, чтобы приготовить обед для сегодняшнего гостя. Тебе же нравится госпожа Тринчи, верно?

Нравится? Слишком слабо сказано! Я обожала госпожу Тринчи – или, точнее, приготовленную ею куриную печенку. Она готовила это блюдо специально для меня!

Когда Далай-лама принимал особо важных гостей, всегда приглашали госпожу Тринчи. С вдовой-итальянкой, жившей неподалеку, Далай-лама познакомился более двадцати лет назад, когда нужно было устроить грандиозный банкет для большой делегации из Ватикана. Госпожа Тринчи проявила недюжинные кулинарные способности, затмив всех своих предшественников, и очень скоро стала любимым поваром Далай-ламы.

Элегантная пятидесятилетняя дама, питающая склонность к ярким платьям и необычным украшениям, прибывала в Йокханг в состоянии нервного возбуждения. Стоило ей появиться, и кухня оказывалась в полном ее распоряжении. В свою деятельность она ухитрялась вовлекать всех, а не только работников кухни. Как-то раз госпожа Тринчи заметила, что мимо ее кухни проходит настоятель тантрического колледжа Гюйме, позвала его, повязала ему фартук и усадила резать морковку!

Госпожа Тринчи не была знакома с протоколом и не испытывала ни малейшего стеснения. Духовное просветление никак не могло помешать ей приготовить великолепный обед на восемь персон. Ее чисто оперный темперамент совершенно не соответствовал спокойному монашескому смирению, но в ее живости, страсти и энергичности было нечто такое, что привлекало абсолютно всех.

Ее щедрое сердце было невозможно не полюбить. Она всегда готовила еду не только для Его Святейшества, но и для всех его помощников. Все могли рассчитывать на сытное жаркое, яблочный штрудель, шоколадный мусс или какой-нибудь другой восхитительный десерт – наш холодильник никогда не пустовал.

Стоило ей меня увидеть, как она объявила меня Самым Красивым из Всех Живущих Существ. И с этого дня ни одно посещение кухни Далай-ламы не обходилось без какого-нибудь лакомства, которое она готовила специально для меня. Госпожа Тринчи усаживала меня на стол и внимательно наблюдала за мной своими крупными карими глазами с густо накрашенными ресницами. А я с удовольствием поглощала куриный бульон, запеченную индейку или филе миньон. Восхитительные воспоминания! А тем временем Чогьял нес меня через двор к храму.

Я никогда прежде не была в храме. Невозможно было придумать лучшего повода, чем сопровождение Его Святейшества. Храм – это поразительное, светлое здание, с очень высокими потолками и яркими настенными росписями, изображающими богов в расшитых шелковых одеяниях. На стенах висят разноцветные знамена победы. Перед огромными статуями Будды установлены ряды блестящих медных чаш, куда помещают символические жертвоприношения – пищу, цветы, благовония… На подушках сидели сотни монахов, ожидавших начала испытаний. Они переговаривались между собой, и этот тихий гул не прекратился даже после появления Далай-ламы. Обычно Далай-лама входит через центральные врата и занимает свое место на троне наставника в почтительной тишине. Но сегодня он вошел через заднюю дверь, чтобы не привлекать к себе внимания и не отвлекать монахов от подготовки к испытаниям.