Очнулся Рэнсом в незнакомой темной комнате. Ужасно болела голова, от слабости он едва мог шевельнуть рукой, поэтому не сразу осознал, где находится. Утерев со лба обильный пот, он понял, что в помещении, чем бы оно ни было, на удивление жарко. Он сбросил с себя простыню и потрогал стену справа от кровати – не просто теплая, а горячая! Левой же рукой Рэнсом нашарил лишь пустоту, причем там воздух был более прохладным; вероятно, жар шел от стены.

Он ощупал лицо – под левым глазом обнаружился большущий отек. Тут же вспомнилась драка с Уэстоном и Дивайном. Рэнсом огляделся. Сверху проникал слабый свет: в темноте были видны руки. Над самой головой через окошко был виден квадрат ночного неба, так густо усеянного звездами, словно там, снаружи, стояла морозная ночь. Звезды точно бились в агонии или мучительном наслаждении – так ярко они пульсировали; их россыпь, бессчетная, разбросанная в непроглядной черноте, притягивала взгляд, волновала, тревожила… Рэнсом испуганно подскочил на кровати. Голову пронзило болью, и он вспомнил об отраве, которой его опоили. Все ясно: должно быть, наркотик каким-то образом воздействовал на зрачки, поэтому-то небо и кажется неестественно светлым. Однако тут в самом уголке окошка показалось слабое зарево, как будто из-за горизонта выползало миниатюрное бледное солнце. Спустя несколько минут в окно вполз шарик полной луны. Рэнсом в недоумении застыл. Никогда еще он не видел луну столь огромной и ослепительно-белой. «Как футбольный мяч прямиком за стеклом, – подумалось ему, и тут же: – Нет, еще больше!» Да, с глазами точно творится нечто странное: луна просто не бывает такой крупной.

Свет необъятной луны залил все помещение, словно настал солнечный день. Комната, где заперли Рэнсома, тоже оказалась престранной. Совсем крохотный пол едва вмещал кровать и стул возле нее, а потолок – раза в два шире, и стены уходили вверх под наклоном, отчего складывалось впечатление, будто лежишь на дне глубокой тесной тачки. Видимо, со зрением и впрямь беда – и хорошо если на время, а не навсегда!

В остальном, впрочем, Рэнсом чувствовал себя гораздо лучше, он даже испытывал неожиданную легкость на сердце и приятное волнение в душе. Правда, по-прежнему было очень жарко, так что он, сбросив лишнюю одежду, остался в рубашке и брюках. Потом решил встать, чтобы оглядеться, но тут случилось нечто вовсе невообразимое, отчего Рэнсом опять помянул недобрым словом выпитую отраву с ее побочными эффектами. Вроде бы он двигался не резко, однако слетел с кровати так прытко, что взмыл в воздух, саданулся лбом об острый угол окна и кулем рухнул на пол у противоположной стены. Той самой, которая по подсчетам должна располагаться под наклоном, словно боковина тачки. Как бы не так! Рэнсом ощупал ее, пристально оглядел – она совершенно точно располагалась под прямым углом. Он снова встал, на сей раз соблюдая меры предосторожности. Во всем теле испытывалась необычайная легкость – буквально вот-вот взлетишь. В голову впервые закралось нехорошее подозрение: уж не умер ли он и не стал ли призраком?.. Рэнсом вздрогнул, но тут же, благодаря многолетней привычке рассуждать рационально, отогнал эту глупую мысль. И решил осмотреть свою тюрьму. Результат получился удивительным: складывалось впечатление, будто все стены располагаются под наклоном и потолок гораздо шире пола. На деле же стоило подойти ближе, как выяснялось, что каждая стена совершенно прямая: не только на вид, но и на ощупь, если пальцами измерить угол между ней и полом. Обнаружились и два других прелюбопытнейших факта: все поверхности были выстланы металлом и тихонько вибрировали, причем почти как живой организм, а не механический двигатель. И пусть дрожь эта почти не ощущалась, тишину нарушали другие звуки: металлический лязг и неровное постукивание откуда-то сверху. Словно стальную камеру, в которой заперли пленника, то и дело осыпали короткими автоматными очередями. Вот теперь Рэнсом испугался по-настоящему. Причем испытал он не банальный страх человека, угодившего вдруг в разгар боевых действий. Голову вскружила паника, почти неотличимая от обычного волнения; он словно замер на краю пропасти, готовый сорваться в бездну чудовищного ужаса или экстатической радости.

Итак, вряд ли его заперли в подводной лодке. От передвижения на колесах подобной вибрации тоже не будет… Значит, он на корабле, или, возможно, в каком-нибудь дирижабле… Однако это все равно не объясняет той нелепицы, которая происходит с органами чувств. Озадаченный, Рэнсом сел на кровать и уставился на жуткое светило в небе.

Хорошо, пусть дирижабль или аэроплан. Почему луна такая огромная? Даже больше, чем сперва казалось… Не бывает она таких размеров. Подсказка билась в глубине сознания, но Рэнсом от ужаса гнал абсурдные подозрения. А еще он задохнулся от поистине чудовищной мысли: сегодня луна вообще не может быть круглой! Из Наддерби он шел практически в полной темноте, не мог же крохотный серпик месяца за несколько часов вдруг взять и вырасти?! Превратиться в необъятный диск, одержимый манией величия? Какой там футбольный мяч – диск уже не меньше детского обруча, закрывает полнеба! И где привычное лицо старухи, много поколений взирающей свысока на людей?

Выходит… это вовсе не луна?

У Рэнсома от ужаса зашевелились волосы.

За спиной вдруг что-то хлопнуло, и он невольно повернулся на шум. Дверь открылась, впуская в комнату сноп ярких лучей. На пороге возник крупный голый мужчина. Уэстон. Однако Рэнсом не обрушился на него с упреками, вопросами или мольбами, он не удостоил пришельца даже лишнего взгляда – все его внимание занимал жуткий шар над головой. Уэстон был лишь обычным человеком, притом знакомым, привычным, можно сказать.

Его появление сломило стену нервного напряжения, которое долгое время не давало Рэнсому сорваться в бездну отчаяния.

– Уэстон! Уэстон! Что это?! Это же не луна? Она ведь такой не бывает, правда?..

– Конечно, не луна, – отозвался тот. – Это Земля.

У Рэнсома подкосились ноги, и он, не заметив того, упал на кровать. Им овладела паника. Он не сознавал даже, чего именно боится; бесконечный, невнятный ужас затопил все его существо. Вот бы лишиться сознания, уснуть, умереть… а лучше всего проснуться и обнаружить, что это не более чем кошмар! Увы… Наконец к нему вернулось самообладание, эта полулицемерная добродетель образованного человека, и Рэнсом сумел заговорить без позорной дрожи в голосе.

– Земля?

– Безусловно.

– Где же мы?

– В восьмидесяти пяти тысячах миль от нее.

– Хотите сказать… в космосе?

Последнее слово Рэнсом выдавил шепотом: так перепуганные дети говорят о призраках, а безутешные пациенты – о раке.

Уэстон кивнул.

– Зачем? – спросил Рэндом. – И на черта вы меня похитили? И как вообще вам удалось?..

Сперва Уэстон помедлил, словно не собираясь отвечать, затем все-таки передумал, сел на кровать рядом и заговорил:

– Полагаю, лучше ответить на все вопросы разом, нежели месяц терпеть ваши приставания. Как нам удалось? Хотите знать устройство корабля? Объяснять не буду, все равно не поймете. Разобраться, как он работает, смогли бы человека три или четыре на всем свете. Даже будь вы физиком по образованию, я все равно не стал бы делиться секретами. Хотя если в двух словах – люди, далекие от настоящей науки, отчего-то всегда любят, чтобы знания им разжевали и положили в рот, – то мы используем неизученную прежде энергию солнца. Второй вопрос: зачем? Мы направляемся к Малакандре, чтобы…

– Малакандра – это такая звезда?

– Надо же иметь в голове хоть немного соображения и понимать, что за пределы Солнечной системы нам не выйти! Малакандра находится гораздо ближе любой звезды, мы доберемся до нее примерно за двадцать восемь дней.

– Нет ведь такой планеты – Малакандра… – возразил Рэндом.

– Я использую настоящее ее название, не тот бред, который придумали земные астронавты, – отмахнулся Уэстон.